Признаюсь, я пожалел, что не застал его в более спокойном состоянии: за какие-то пять минут, проведенные в комнате, он разрушил без следа те приятные чувства, которые внушило мне общество Амелии, и я опять стал нервничать – не меньше, чем он.
Потом меня внезапно осенило, что он, быть может, просто не умеет беседовать с незнакомыми людьми, что ему гораздо привычнее часами работать наедине с собой. В то же время моя профессия предусматривала множество новых знакомств, требовала от меня умения сходиться с людьми, и, как это ни парадоксально, я вдруг понял, что должен взять инициативу на себя. Как только миссис Уотчет вышла из комнаты, я произнес:
– Вы сказали, сэр, что почти закончили свою работу. Надеюсь, я вам не помешал?..
Искренность моего вопроса возымела желаемое впечатление. Он шагнул к одному из свободных стульев и сел, и его голос, когда он ответил мне, звучал несравнимо спокойнее.
– Вы тут безусловно ни при чем. Если захочу, продолжу после чая. И в любом случае передышка была мне совершенно необходима.
– Могу я осведомиться о характере вашей новой работы?
Сэр Уильям глянул мельком на Амелию, но та хранила на лице непроницаемое выражение.
– Мисс Фицгиббон не рассказывала вам о том, чем я занят в настоящее время?
– Немного рассказывала, сэр. Например, я видел построенный вами летательный аппарат.
К моему удивлению, он расхохотался.
– Уж не считаете ли вы меня безумцем, Тернбулл? Зачем мне ввязываться в столь безнадежное предприятие? Мои ученые коллеги в один голос уверяют, что аппараты тяжелее воздуха летать не могут. А вы думаете иначе?
– Идея нова для меня, сэр. – Он ничего не ответил, лишь продолжал сверлить меня взглядом, и я поспешил добавить: – Мне представляется, что проблема упирается в отсутствие достаточно мощного источника энергии. Конструкция сама по себе вполне логична.
– Нет, нет, конструкция тоже никуда не годится. Я подошел к делу совсем не с той стороны. Идея механического полета уже изжила себя, изжила, хотя аппарат, который вы видели, даже не был еще испытан в воздухе!
Он торопливо отхлебнул чаю, потом с поразительной скоростью вскочил со стула и устремился к шкафчику на другом конце комнаты. Приоткрыв ящик, он вынул оттуда конверт и вручил мне.
– Посмотрите-ка на них, Тернбулл. Посмотрите и скажите, что вы об этом думаете.
Я открыл конверт и обнаружил внутри семь фотографических портретов. На первом был изображен мальчик, на втором – тоже мальчик, но чуть постарше, на третьем – подросток, на четвертом – юноша и так далее.
– Это все портреты одного и того же человека? – спросил я, уловив несомненную общность лиц.
– Вот именно, – подтвердил сэр Уильям. – На портретах мой двоюродный брат. По счастью, он позировал фотографу через равные промежутки времени. Теперь скажите мне, Тернбулл, не замечаете ли вы в этих портретах чего-то особенного? Нет, конечно. Каким чудом могли бы вы отгадать мои мысли? Это семь портретов – семь срезов четвертого измерения!
Я недоуменно нахмурился. Амелия пришла мне на помощь:
– Сэр Уильям, ваша концепция, вероятно, внове для мистера Тернбулла.
– Она не сложнее, чем концепция летательных аппаратов тяжелее воздуха. Если вас, Тернбулл, не смутила эта концепция, почему бы вам не разобраться в четвертом измерении?
– Вы имеете в виду… – робко вымолвил я.
– Пространство и время! Вы угадали, Тернбулл! Время, величайшую из загадок…
Я вновь повернулся к Амелии в надежде, что она не откажется мне помочь, и встретил ее пристальный, изучающий взгляд. На ее губах обозначилась улыбка, и тут я понял, что она-то выслушивает соображения сэра Уильяма на этот счет отнюдь не в первый раз.
– Эти портреты, Тернбулл, представляют собой двумерные изображения трехмерного индивидуума. Они воспроизводят его рост, ширину его плеч, они могут даже передать намеком глубину объекта… но сами они навсегда останутся плоскими, двумерными кусочками бумаги. Тем более не в состоянии они воссоздать тот факт, что объект всю свою жизнь путешествует во времени. И все же, вместе взятые, они служат мостиком в четвертое измерение…
Он мерил комнату шагами и, выхватив у меня фотографии, в возбуждении размахивал ими. Затем пересек комнату еще раз и расставил портреты на камине, один подле другого.
– Пространство и время неразделимы. Я пересек комнату и, следовательно, переместился в пространстве на несколько ярдов. И вместе с тем я передвинулся во времени на несколько секунд. Вам ясно, что я хочу сказать?
– Что одно движение как бы дополняет другое? – предположил я не слишком уверенно.
– Именно! И я сейчас работаю над тем, чтобы разделить эти два вида движения – чтобы дать нам способ путешествовать в пространстве обособленно от времени и путешествовать во времени обособленно от пространства. Позвольте я покажу вам, чего достиг…
С этими словами он круто повернулся на каблуках и стремительно вышел из комнаты. Громко хлопнула дверь.
Я был совершенно сбит с толку и только таращил глаза на Амелию, покачивая головой.
– Мне бы следовало знать, – сказала она, – что сэр Уильям разволнуется не на шутку. Поверьте, Эдуард, он не всегда такой. Но когда он проводит в лаборатории весь день, погруженный в работу, то вечером частенько бывает очень возбужден.
– Куда он делся? – спросил я. – Нам не надо пойти за ним?
– Он отправился обратно в лабораторию. По-моему, он собирается показать вам что-то, над чем трудился сегодня.
Она оказалась права: дверь снова распахнулась, и сэр Уильям вернулся к нам. В руках он бережно нес небольшую деревянную коробку и поискал глазами, куда бы ее поставить.
– Помогите мне передвинуть стол, – попросила меня Амелия.
Вдвоем мы отставили чайный столик в сторонку и выдвинули на его место другой. Сэр Уильям водрузил свою коробку в центре стола и опустился в кресло. Возбужденное состояние хозяина улеглось так же быстро, как и возникло.
– Прошу вас внимательно осмотреть эту модель, – сказал он, – но не трогать руками. Она очень хрупка.
Он откинул крышку. Изнутри коробка была выстлана мягкой, похожей на бархат тканью; на этом ложе покоился малюсенький механизм, который я по первому впечатлению принял за часовой. Сэр Уильям осторожно извлек механизм из футляра и положил на стол.
Я наклонился и стал пристально разглядывать хитроумный приборчик. И сразу же, невольно вздрогнув от неожиданности, понял, что значительная часть его сделана из того диковинного, напоминающего хрусталь вещества, которое я уже дважды видел сегодня. Сходство с часами, как я теперь разобрался, было обманчивым – на эту мысль наводила точность, с какой крошечные детальки были пригнаны одна к другой, да и материалы, из которых их изготовили. Перечислить эти материалы я не сумел бы при всем желании:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105