Амелия прилегла поперек гамака, а я опустился на пересекающую пол ступеньку.
– Надо не падать духом ни при каких обстоятельствах.
– Амелия, расскажите, что с вами случилось после того, как вас схватила та ужасная машина.
– Меня пригнали сюда.
– Только и всего? Возможно ли, чтобы этим дело и ограничилось?
– Я бы не хотела пережить все заново, – заявила она. – Ну, а с вами-то, с вами что произошло? Каким чудом вы после многомесячного отсутствия явились к нам верхом на наблюдательной башне?
– Предпочел бы сперва послушать ваш рассказ. И мы по очереди принялись излагать друг другу то, что оба горячо стремились узнать. Главное – ни с одним из нас не случилось самого худшего, уж в этом-то мы теперь могли быть уверены. Амелия начала первой, поведав о своем путешествии из Города Запустения в этот лагерь для рабов.
Рассказывала она лаконично, по-видимому опуская многие подробности: то ли хотела избавить меня от самых неприятных впечатлений, то ли не желала напоминать о них себе. Путешествие заняло много дней, по большей части в крытых экипажах. Узники были лишены элементарных санитарных удобств, кормили их всего раз в сутки. Тогда же Амелии довелось, как и мне на борту снаряда, увидеть, как питаются сами чудовища. В конце концов ее и всех остальных, кто сумел пережить дорожные невзгоды, в общей сложности человек триста, – воистину, машины-пауки агрессоров в тот давний день, когда они напали на Город Запустения, не теряли времени даром – в самом плачевном состоянии доставили сюда и отрядили на работу в красных зарослях под надзором марсиан из близлежащего города.
Тут я решил, что Амелия закончила свое повествование, и пустился в пространный пересказ собственных приключений. У меня накопилось, чем поделиться, и я не скупился на подробности. Когда я перешел к описанию смертоносного шкафа, установленного на борту снаряда, от меня не потребовалось ничего смягчать: Амелия и сама видела дьявольское изобретение в действии. Тем не менее, выслушав мой рассказ, она слегка побледнела.
– Пожалуйста, не задерживайтесь на этом.
– Как! Разве эта сторона здешней жизни вам не знакома?
– Разумеется, знакома. Только не надо живописать свои наблюдения с такой страстью. Варварский инструмент, который мы видели, используется здесь повсюду. Такой же точно есть и здесь, в бараке.
Я остолбенел от неожиданности, горько сожалея, что вообще затронул эту тему. Амелия сказала, что каждый вечер шесть, а то и больше рабов приносятся в жертву ненасытному шкафу.
– Но это же возмутительно! – воскликнул я.
– А почему, как вы думаете, угнетенные этого мира столь малочисленны? – с горячностью ответила мне Амелия. – Потому что лучших сынов народа лишают жизни ради того, чтобы благоденствовали чудовища!
– Не стану больше говорить об этом, – пообещал я и приступил к завершающей части своего рассказа.
Я поведал о том, как мне удалось выбраться из снаряда, описал битву, свидетелем который стал, и, наконец не без понятной гордости стал описывать, как сумел одолеть и убить чудовище в башне. Этот мой рассказ Амелии, видимо, пришелся по сердцу, и я вновь не поскупился на эпитеты. Осуждения они не встретили; более того, когда я добрался до конца повествования и чудовище испустило дух, Амелия захлопала в ладоши и засмеялась.
– Вы должны повторить свой рассказ сегодня же вечером, – решила она. – У моего народа это вызовет большое воодушевление.
– Как вы сказали? У вашего народа?
– Дорогой мой, вы должны понять, что я осталась в живых отнюдь не по чистой случайности. Оказалось, что мне уготована роль долгожданного вождя, который, если верить легендам, избавит их от угнетения.
3
Немного позже нас прервали рабы, возвращающиеся в барак после дневных трудов, и обмен впечатлениями пришлось на время отложить.
Рабы входили внутрь через два герметизированных коридора, и с ними надсмотрщики-марсиане, которые, как я понял, имели отдельные комнаты в том же здании. У некоторых надзирателей были электрические бичи, но, переступив порог, они безбоязненно отбрасывали свое оружие прочь.
Я уже писал, что самое обычное для марсианина настроение – полнейшее уныние, и несчастные рабы не составляли исключения. Правда, теперь, когда я столько пережил и узнал, когда собственными глазами – и не далее как сегодня – видел учиненную чудовищем бойню, я относился к ним с большим пониманием, чем прежде.
После возвращения рабов в бараке наступил период общего оживления, когда они смыли с себя накопившуюся за день грязь и им подали пищу. С тех пор как я ел в последний раз, прошло много часов, и, хотя в сыром виде красные стебли были малосъедобны, я набрал себе столько, сколько вместили руки.
Но время ужина к нам присоединилась маленькая рабыня, которую Амелия звала Эдвиной. Меня поразило, как хорошо сумела девочка овладеть английским, и вместе с тем позабавило, что она, не осилив иных каверзных согласных, тем не менее переняла у Амелии ее интонации. (Приводя в своем повествовании слова Эдвины, я не стану и пытаться передать фонетически ее единственный в своем роде акцент, я буду переводить их на правильный английский язык; но, признаться, поначалу ее речь казалась мне совершенно невразумительной.)
От моего внимания не ускользнуло, что, пока мы ужинали (столов не было и в помине, мы все сидели на корточках на полу), рабы держались от Амелии, да и от меня на почтительном расстоянии. Самое большее, на что они отваживались, – бросить в нашу сторону взгляд украдкой, и только Эдвина села подле нас и вела себя в нашем обществе как равная.
– Но ведь они, несомненно, должны были к вам привыкнуть? – обратился я к Амелии.
– Они смущаются не меня, а вас. Вы ведь тоже персонаж из легенды.
Тут Эдвина, которая слышала мой вопрос и уразумела его, произнесла:
– Ты знаменитый бледный карлик. – Я нахмурился и посмотрел на Амелию: не пояснит ли она мне, что это значит? А Эдвина продолжала: – Наши мудрецы рассказывали о бледном карлике, который сойдет к нам с боевой машины.
– Понятно, – ответил я и улыбнулся, вежливо наклонив голову. Потом, когда Эдвина отодвинулась и не могла меня слышать, я поинтересовался: – Но если вы, Амелия, играете для этих людей роль мессии, почему вам приходится работать вместе с ними?
– Это не прихоть. Надсмотрщики в большинстве своем привыкли ко мне, но если вдруг из города явится новичок, ему сразу бросится в глаза, что я не работаю вместе со всеми. К тому же в легендах прямо сказано, что тот, кто поведет народ за собой, выйдет из его среды. Иначе говоря, из рабов.
– Вероятно, мне следовало бы послушать эти легенды, – заявил я.
– Эдвина с удовольствием перескажет их вам.
– Вы упомянули о надсмотрщиках. Как случилось, что их здесь перестали бояться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105