Она сияла ослепительно-белым и голубым и была непередаваемо прекрасна. Иногда подле нее мы видели и Луну; как и Земля, Луна выглядела тонким изящным полумесяцем.
Казалось бы, подобное зрелище должно было только радовать нас, но, стоя рядом с Амелией и глядя на это средоточие космической красоты, я ощущал в душе лишь невыразимую печаль. А когда мне приходилось корректировать курс, чтобы точнее привести снаряд к цели, меня терзали приступы вины и стыда.
Сперва я и сам затруднялся объяснить свои чувства, а потому ничего не говорил Амелии. Но дни шли своим чередом, Земля становилась ближе с каждым мгновением; я разобрался в своих опасениях и в конце концов собрался с духом и рассказал о них своей неразлучной спутнице. Оказалось, что и ее обуревают сходные чувства.
– Через день-два, – заявил я, – мы совершим посадку на Земле. Я твердо намерен направить снаряд в глубочайшую океанскую впадину и покончить с ним раз и навсегда.
– Если ты так решил, не стану тебе мешать.
– Мы не вправе допустить этих выродков в наш мир, – продолжал я. – Не можем взять на себя такую ответственность. Если хоть один человек, мужчина или женщина, умрет по вине чудовищ, ни ты, ни я никогда не сможем смотреть друг другу в глаза.
– Но если, – подхватила Амелия, – мы удерем отсюда без промедления и успеем предупредить власти…
– Мы не можем так рисковать. Мы ведь не знаем даже, как выбраться из снаряда, а если чудовища сделают это раньше нас, значит, мы опоздали. Дорогая, надо взглянуть правде в лицо: мы с тобой должны приготовиться к тому, чтобы принести себя в жертву.
Пока мы беседовали, я включил устройство, выводящее на экран обе решетки. Вторая решетка, та, что показывала намеченную на Марсе цель, лежала над Северной Европой. Точнее установить курс не удавалось: эта часть земного шара пряталась под облаками. В Англии выдался очередной пасмурный день; по всей вероятности, шел дождь.
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Амелия.
Я мрачно уставился на экран.
– Мы не вольны в своих действиях. Поскольку мы просто подменили пилотов, которые составляли экипаж этого снаряда, мы не можем сделать ни единого шага сверх того, что сделали бы они. Значит, мы своими руками приведем снаряд к месту, заранее выбранному чудовищами. Следуя разработанному ими плану, мы доставим их в точности туда, где лежит центр решетки. У нас остался только один выбор: подчиниться этому плану или воспрепятствовать ему. Можно позволить снаряду миновать Землю совсем, а можно приземлить его в таком месте, где чудовища не сумеют принести вреда.
– Ты говорил о том, что направишь снаряд в океан. Это было серьезно?
– Это одна из немногих оставшихся нам возможностей. Хотя мы с тобой несомненно погибнем, но и чудовищам наверняка не спастись.
– Я вовсе не хочу умирать, – сказала Амелия, прижавшись ко мне.
– Я тоже. Но имеем ли мы право напустить чудовищ на землян?
Вопрос был мучительный, и никто из нас не мог дать на него точного ответа. Мы неотрывно смотрели на изображение Земли на экране еще минут десять-пятнадцать, затем перешли к трапезе. Но и позже нас так и тянуло к экранам; ответственность, наложенная на нас обстоятельствами, давила нас нечеловеческой тяжестью.
На Земле облака сместились к востоку, и мы увидели контур Британских островов в окружении синего моря. Центр решетки приходился точно на Англию.
Амелия произнесла сдавленным голосом:
– Эдуард, у нас величайшая в мире армия. Неужели наши военные не совладают с этой угрозой?
– Чудовища застанут их врасплох. Ответственность лежит на нас с тобой, Амелия, и нам от нее не уйти. Я готов умереть во имя спасения нашей планеты. Могу ли я просить тебя о том же?
В ожидании ответа я был преисполнен самого высокого волнения и трепета. Но тут Амелия бросила взгляд на экран заднего вида; сейчас он не светился и все же настойчиво напоминал нам о девяти снарядах, летящих вслед.
– А что, разве напыщенная героика спасет мир и от них тоже? – осведомилась она.
8
И мне оставалось лишь продолжать корректировать наш курс, не позволяя главной решетке сползти в сторону от зеленых островов, которые мы столь горячо любили.
Вечером мы совсем уже собрались отправиться на покой, когда из врезанной в стену металлической сетки донесся звук, который я надеялся никогда больше не слышать: лающий, скрежещущий голос чудовищ. Каждому из нас не раз доводилось встречаться с выражением «кровь стынет в жилах»; в тот миг я понял, что эти затертые слова совершенно точны.
Я тут же вылез из гамака и поспешил по коридору к запечатанной двери отсека, где находились чудовища. Едва отведя стальную задвижку, я убедился, что проклятые монстры пришли в сознание. Два из них прямо передо мной неуклюже ползали на своих щупальцах. Мне доставило удовольствие видеть, что увеличенная сила тяжести (а я еще в середине полета повысил скорость вращения снаряда вокруг оси, чтобы заранее приноровиться к земному притяжению) сделала их неловкими и неповоротливыми. В обстоятельствах, когда все рисовалось в черном свете, это была, пожалуй, многообещающая примета: если нам хоть чуть-чуть повезет, то для наших противников дополнительный вес на Земле станет серьезным неудобством.
Амелия пошла следом за мной и, как только я отодвинулся, заняла место у крохотного оконца. Вгляделась, вздрогнула, затем отстранилась.
– Неужели нет никакого способа уничтожить эту пакость? – воскликнула она.
Я ответил ей взглядом; надеюсь, выражение моего лица ярче любых заверений свидетельствовало, каким же несчастным я себя чувствовал.
– Вероятно, нет, – отозвался я наконец.
Когда мы вернулись в свой отсек, то оказалось, что одно из чудовищ, а может, и не одно, еще не оставило попыток связаться с нами. Резкие оклики эхом отражались от металлических стен.
– Как по-твоему, чего они хотят? – спросила Амелия.
– Откуда мне знать?
– А если мы должны выполнить какое-то приказание?
– Бояться их, во всяком случае, нечего, – рассудил я. – Им до нас не добраться – точно так же, как и нам до них.
Но, несмотря на любые доводы разума, слышать беспрерывный омерзительный скрежет не доставляло удовольствия, и, когда спустя четверть часа все стихло, мы оба вздохнули с облегчением, снова залезли в гамак и через несколько минут заснули. Правда, по истечении некоторого времени – взглянув на стрелки, я установил, что прошло четыре с половиной часа, – чудовища разбудили нас новой волной истошных криков. Мы лежали не шевелясь, от всей души надеясь, что крики прекратятся сами собой, но на сей раз нас хватило ненадолго, через пять минут наше терпение истощилось: ни Амелия, ни я выносить эту какофонию больше не могли.
Я выбрался из гамака и подошел к пульту управления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Казалось бы, подобное зрелище должно было только радовать нас, но, стоя рядом с Амелией и глядя на это средоточие космической красоты, я ощущал в душе лишь невыразимую печаль. А когда мне приходилось корректировать курс, чтобы точнее привести снаряд к цели, меня терзали приступы вины и стыда.
Сперва я и сам затруднялся объяснить свои чувства, а потому ничего не говорил Амелии. Но дни шли своим чередом, Земля становилась ближе с каждым мгновением; я разобрался в своих опасениях и в конце концов собрался с духом и рассказал о них своей неразлучной спутнице. Оказалось, что и ее обуревают сходные чувства.
– Через день-два, – заявил я, – мы совершим посадку на Земле. Я твердо намерен направить снаряд в глубочайшую океанскую впадину и покончить с ним раз и навсегда.
– Если ты так решил, не стану тебе мешать.
– Мы не вправе допустить этих выродков в наш мир, – продолжал я. – Не можем взять на себя такую ответственность. Если хоть один человек, мужчина или женщина, умрет по вине чудовищ, ни ты, ни я никогда не сможем смотреть друг другу в глаза.
– Но если, – подхватила Амелия, – мы удерем отсюда без промедления и успеем предупредить власти…
– Мы не можем так рисковать. Мы ведь не знаем даже, как выбраться из снаряда, а если чудовища сделают это раньше нас, значит, мы опоздали. Дорогая, надо взглянуть правде в лицо: мы с тобой должны приготовиться к тому, чтобы принести себя в жертву.
Пока мы беседовали, я включил устройство, выводящее на экран обе решетки. Вторая решетка, та, что показывала намеченную на Марсе цель, лежала над Северной Европой. Точнее установить курс не удавалось: эта часть земного шара пряталась под облаками. В Англии выдался очередной пасмурный день; по всей вероятности, шел дождь.
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Амелия.
Я мрачно уставился на экран.
– Мы не вольны в своих действиях. Поскольку мы просто подменили пилотов, которые составляли экипаж этого снаряда, мы не можем сделать ни единого шага сверх того, что сделали бы они. Значит, мы своими руками приведем снаряд к месту, заранее выбранному чудовищами. Следуя разработанному ими плану, мы доставим их в точности туда, где лежит центр решетки. У нас остался только один выбор: подчиниться этому плану или воспрепятствовать ему. Можно позволить снаряду миновать Землю совсем, а можно приземлить его в таком месте, где чудовища не сумеют принести вреда.
– Ты говорил о том, что направишь снаряд в океан. Это было серьезно?
– Это одна из немногих оставшихся нам возможностей. Хотя мы с тобой несомненно погибнем, но и чудовищам наверняка не спастись.
– Я вовсе не хочу умирать, – сказала Амелия, прижавшись ко мне.
– Я тоже. Но имеем ли мы право напустить чудовищ на землян?
Вопрос был мучительный, и никто из нас не мог дать на него точного ответа. Мы неотрывно смотрели на изображение Земли на экране еще минут десять-пятнадцать, затем перешли к трапезе. Но и позже нас так и тянуло к экранам; ответственность, наложенная на нас обстоятельствами, давила нас нечеловеческой тяжестью.
На Земле облака сместились к востоку, и мы увидели контур Британских островов в окружении синего моря. Центр решетки приходился точно на Англию.
Амелия произнесла сдавленным голосом:
– Эдуард, у нас величайшая в мире армия. Неужели наши военные не совладают с этой угрозой?
– Чудовища застанут их врасплох. Ответственность лежит на нас с тобой, Амелия, и нам от нее не уйти. Я готов умереть во имя спасения нашей планеты. Могу ли я просить тебя о том же?
В ожидании ответа я был преисполнен самого высокого волнения и трепета. Но тут Амелия бросила взгляд на экран заднего вида; сейчас он не светился и все же настойчиво напоминал нам о девяти снарядах, летящих вслед.
– А что, разве напыщенная героика спасет мир и от них тоже? – осведомилась она.
8
И мне оставалось лишь продолжать корректировать наш курс, не позволяя главной решетке сползти в сторону от зеленых островов, которые мы столь горячо любили.
Вечером мы совсем уже собрались отправиться на покой, когда из врезанной в стену металлической сетки донесся звук, который я надеялся никогда больше не слышать: лающий, скрежещущий голос чудовищ. Каждому из нас не раз доводилось встречаться с выражением «кровь стынет в жилах»; в тот миг я понял, что эти затертые слова совершенно точны.
Я тут же вылез из гамака и поспешил по коридору к запечатанной двери отсека, где находились чудовища. Едва отведя стальную задвижку, я убедился, что проклятые монстры пришли в сознание. Два из них прямо передо мной неуклюже ползали на своих щупальцах. Мне доставило удовольствие видеть, что увеличенная сила тяжести (а я еще в середине полета повысил скорость вращения снаряда вокруг оси, чтобы заранее приноровиться к земному притяжению) сделала их неловкими и неповоротливыми. В обстоятельствах, когда все рисовалось в черном свете, это была, пожалуй, многообещающая примета: если нам хоть чуть-чуть повезет, то для наших противников дополнительный вес на Земле станет серьезным неудобством.
Амелия пошла следом за мной и, как только я отодвинулся, заняла место у крохотного оконца. Вгляделась, вздрогнула, затем отстранилась.
– Неужели нет никакого способа уничтожить эту пакость? – воскликнула она.
Я ответил ей взглядом; надеюсь, выражение моего лица ярче любых заверений свидетельствовало, каким же несчастным я себя чувствовал.
– Вероятно, нет, – отозвался я наконец.
Когда мы вернулись в свой отсек, то оказалось, что одно из чудовищ, а может, и не одно, еще не оставило попыток связаться с нами. Резкие оклики эхом отражались от металлических стен.
– Как по-твоему, чего они хотят? – спросила Амелия.
– Откуда мне знать?
– А если мы должны выполнить какое-то приказание?
– Бояться их, во всяком случае, нечего, – рассудил я. – Им до нас не добраться – точно так же, как и нам до них.
Но, несмотря на любые доводы разума, слышать беспрерывный омерзительный скрежет не доставляло удовольствия, и, когда спустя четверть часа все стихло, мы оба вздохнули с облегчением, снова залезли в гамак и через несколько минут заснули. Правда, по истечении некоторого времени – взглянув на стрелки, я установил, что прошло четыре с половиной часа, – чудовища разбудили нас новой волной истошных криков. Мы лежали не шевелясь, от всей души надеясь, что крики прекратятся сами собой, но на сей раз нас хватило ненадолго, через пять минут наше терпение истощилось: ни Амелия, ни я выносить эту какофонию больше не могли.
Я выбрался из гамака и подошел к пульту управления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105