- А жалость не такая плохая штука, - улыбнулся я. - Но ты ошибаешься.
За что тебя жалеть? Разве ты косая, кривая, горбатая? Век такой красоты не
видел.
("И лучше бы и не видел совсем, - добавил я мысленно. - Мне было бы
легче".)
- Я тебе мешаю? - почти беззвучно спросила она. Я в душе проклял свое
легкомыслие, с которым я надеялся, что останусь ей чужим.
- Ты мне очень нужна, Атани. Очень. Но я не имею права.
- Почему?
- Да потому, что я могу умереть! - заорал я, доведенный до отчаянья
ее кроткой настойчивостью. - Тенах мне все рассказал о теперешних брачных
обычаях. Сроки вдовства теперь знаешь, какие?! Хотел бы я посмотреть на
того обалдуя, который их устанавливал! Я бы ему то его орудие, которое ему
все равно без пользы, живо в глотку заправил, пусть подавится! Если я умру
или разведусь с тобой, ты десять лет не имеешь право выходить замуж!
Десять! Ты хоть понимаешь, что это такое?! А если я с тобой не спал,
очистительный срок три месяца, и ты свободна.
- Тебе так хочется, чтоб я овдовела и через три месяца вышла замуж? -
спросила она каким-то странным голосом.
- Нет, - честно признался я. - Не хочу. Зубами скриплю от одной
мысли. Но какое право я имею оставить тебя на десять лет одинокой и
беззащитной? Вот если я вернусь...
Ахатани повернулась ко мне. Плечи ее дрожали, из глаз текли слезы, но
губы ее улыбались.
- Ты уже вернулся, - сказала она, смеясь и плача, и обняла меня. И
моя решимость воздержаться развеялась как дым. И ее любовь освятила мою
силу.
Наутро я встал в очень уравновешенном расположении духа. Иначе и не
скажешь. Ощущение счастья и прочего блаженства точно уравновешивалось
сознанием вины. Так что когда Тенах явился с очередным докладом о
невозможности поспеть к сроку, я его облаял так, как никого и никогда в
жизни. Тенах ушел совершенно озверевший, и озверение равномерно
распределилось по шеям горе-строителей. В полдень последнего дня Тенах
сообщил мне, что дамба готова, и русло пустое.
- Хорошо бы оно еще высохнуть успело, - вместо благодарности я начал
критиковать. - Ладно, обойдемся тем, что есть. Попробуем, во всяком
случае.
Мне следовало проститься с Ахатани, как положено. И сказать
что-нибудь подобающее Тенаху. Но у меня ничего не получалось. Все эти дни
я мог ждать боя, ужасной гибели и вообще самого гнусного. Занятие,
конечно, не из приятных. Но теперь я не мог даже ждать. Неотвратимое
надвинулось.
- Тебе страшно? - спросил проницательный Тенах.
- Страшно, - ответил я. - Наверное. Я даже не знаю.
- Тебя проводить? - спросила Ахатани.
- Ни в коем случае. Даже и близко не подходите. И если я не вернусь,
тоже. Тем более не подходите.
Вот и все прощание. Я ушел в дом и сидел там до вечера. Тенах и
Ахатани меня не тревожили. Я съел яичницу и два яблока. Хватит с меня.
Иначе я просто не доеду до сухого русла.
Сумерки я встретил уже в седле. Темнота сгустилась быстро. Я трижды
произнес полузабытые слова заклятия. Кусты больше не загораживали мне
путь. Они исчезли. Вместо них меж деревьев вырастала из земли и ветвилась
ночь. Я пустил коня в галоп. Мне нужно добраться до места раньше, чем
исчезнут и деревья, иначе я заблужусь среди лунных стволов.
Пока все шло хорошо. Мой вороной уверенно рассекал грудью ночь, как
волну, и мрак вновь смыкался за моей спиной. Лунный свет, еще невидимый,
прятался в земле, и напитавшись им, деревья становились все легче, их
кроны все прозрачней и призрачней. В их мерцании я увидел опустевшее
русло. Влага еще не ушла из него, но прибрежный песок был сухим. Деревья
трепетали, растворяясь в небе, и когда я достиг русла, последнее дерево
исчезло. Их больше не было. Только сплошной лунный свет в месте, где нет
дорог.
Я спрыгнул с коня. Мне уже не было страшно. У меня не дрожали руки.
Мне не было даже безразлично. Моя душа и тело не знали, как им ответить на
то, что окружало меня - и не отвечали.
Я мучительно припоминал, что должен делать дальше. Никакого
результата. Я стиснул зубы, закрыл глаза и попытался представить себе
страницы книги, от которой Наставник оторвал меня столько лет назад. Потом
открыл глаза. На сей раз память не подвела.
Я вынул из ножен свой первый в жизни клинок - тонкий, узкий, легкий.
Такой легкий, что я чуть от усердия не поранился, выхватив его привычным
для тяжелого меча усилия. Этот же показался почти невесомым. Я поднял его
над головой. Лунный свет заструился по клинку, омывая его, и клинок
заструился навстречу мне. В моих руках была рукоять и только, и нежное
течение стали влилось в лунный свет, и лунный свет слился с ним. А потом
лунные лучи вонзились в сухой песок, и стальной луч вернулся на свою
рукоять.
Я медлил, словно мог что-то изменить, словно кто-то мог прийти мне на
помощь. Потом опустил клинок. Потом произнес слова Зова.
Ветра не было, но лунный свет взвихрил песок и бросил его на лезвие.
И с восторгом ужаса услышал я стальной лунный звон, тихий, но отчетливый.
Мой клинок смеялся.
Я перевел дыхание. Конечно, этот смех не обязательно предвещает
победу, но плачь точно возвестил бы мне мою смерть.
Я повторил слова призыва. На сей раз даже песок не шелохнулся. Ничто
не дрогнуло вокруг меня. Но я чувствовал, что мой зов достиг цели. То,
чего нет пришло.
Теперь стоило торопиться. Невоплощенное, оно опасно для меня. Нельзя
убить то, чего нет. Мне предстояло воплотить его. Конечно, я мог бы взять
для этой цели жертву, как советовал Тенах, но сама мысль отдать чью-то
плоть тому, чего нет, претила мне. У меня была только одна плоть. Моя
собственная.
Быстро, пока то, чего нет, не ушло или не набросилось, пока я сам не
успел осознать весь ужас того, что я делаю, я приступил к Разделению
Плоти.
Я произнес связывающее заклинание, и хотя по-прежнему ничего не
видел, но почувствовал: оно подействовало.
- Создайся плотью от плоти моей, - я говорил очень быстро, чтоб боль
не помешала мне, - возьми дыханье от дыханья моего, наполни свои жилы
кровью от крови моей, встань передо мною клинок к клинку моему.
И тут грянула боль. Во мне разрывалась гроза, и мои жилы вспыхнули
синими молниями. На человеческом языке просто нет слов для такой боли. Еще
мгновение - и боль вышла за пределы сознания, еще миг - и она стала
слишком огромной, чтоб я мог ее воспринять.
Я упал на колени и вновь поднялся. Кровавая чернота, сдавившая мои
глаза, медленно отступала. То, чего нет, стояло передо мной в
позаимствованной у меня плоти.
Отчаянье едва не охватило меня, когда я невольно опустил глаза и
увидел собственные руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12