Кто-то другой в этот момент увидел бы аккуратную красивую деловую женщину, готовую обсуждать вопросы финансирования фильмов, экономии и перерасхода средств, графики и места съемок.
Я же, прищурив глаза, мог увидеть ее такой, какой она была часом раньше – только что вышедшая из ванной, облаченная лишь в теплый воздух двух фенов, она уставилась на меня, когда я вошел в ее дверь и засмеялась секундой позже, когда я врезался в стену.
Какая досада, – подумал я, – что такие радости всегда заканчиваются ярлыками, обидами, спорами, словом, полным набором всех прелестей супружества, невзирая на то, женат ты или нет.
Я нажал кнопку микрофона на штурвале. – Майерс Два Три Девять Майк готов выйти на Два-Один.
– Три Девять Майк, взлет разрешаю; поторопитесь, борт заходит на посадку.
– Майк принял, – ответил я. Я наклонился в сторону президента компании и проверил, плотно ли закрыта дверца.
– Готова? – сказал я.
– Да, – ответила она, глядя прямо перед собой.
Урчание двигателя переросло в рев мощностью в триста лошадиных сил. Самолет понесся по полосе, и нас вдавило в сидения. Расчерченный линиями асфальт за окном превратился в размытое пятно, на смену которому пришла уплывающая вниз Санта-Моника.
Я перевел рычаг шасси в положение «убрано».
– Колеса сейчас пошли вверх, – пояснил я Лесли, – а сейчас закрылки: видишь, они втягиваются в крылья. Теперь мы несколько сбавим обороты для набора высоты, и в кабине станет чуть тише:
Я повернул на несколько градусов рычаг газа, потом рычаг регулятора оборотов двигателя, затем регулятор насыщенности топливной смеси, чтобы привести в норму температуру выхлопа.
На панели зажглись три красных лампочки. Шасси полностью вошли на свои места и зафиксировались. Рычажок шасси в нейтральное положение, чтобы выключить гидравлический насос. Самолет стал набирать высоту со скоростью чуть меньше тысячи футов в минуту. Это, конечно не Т-33, тот поднимается гораздо быстрее, но он и расходует не шесть галлонов топлива в час.
Внизу проплыла береговая линия, сотни людей на пляже.
Если сейчас откажет двигатель, – отметил я про себя, – нам хватит высоты, чтобы вернуться и приземлиться на площадке для гольфа или даже прямо на полосе.
Мы сделали плавный широкий разворот над аэропортом и взяли курс на первый промежуточный пункт на маршруте в Сан-Диего. Наш путь пролегал над Лос-анжелесским международным аэропортом, и Лесли указала на несколько лайнеров, заходящих на посадку.
– Мы у них на пути?
– Нет, – ответил я. – Над аэропортом есть коридор; мы находимся в нем. Самое безопасное для нас место – над взлетно-посадочными полосами, так как, видишь, все большие лайнеры взлетают с одной стороны полосы, а заходят на посадку с другой. Диспетчеры называют их «жемчужной цепочкой». Ночью, когда горят бортовые огни, они становятся цепочкой бриллиантов.
Я снизил обороты, чтобы перейти в полетный режим, двигатель заработал еще тише.
В ее глазах появилось вопросительное выражение, когда я стал крутить различные ручки, и я принялся объяснять, что происходит.
– Сейчас мы выровнялись. Видишь, стрелка указателя скорости движется? Она дойдет примерно вот досюда, это где-то сто девяносто миль в час. Этот циферблат показывает нашу высоту. Маленькая стрелка означает тысячи, а большая – сотни. Какая у нас высота?
– Три тысячи: пятьсот?
– Скажи без вопросительной интонации.
Она прильнула ко мне, чтобы взглянуть на альтиметр прямо.
– Три тысячи пятьсот.
– Правильно!
Тысячей футов выше в коридоре нам навстречу плыла Цессна 182.
– Видишь ее? Она идет на эшелоне четыре тысячи пятьсот в противоположном направлении. Мы придерживаемся определенных правил, чтобы в воздухе держаться друг от друга на достаточном расстоянии. Несмотря на это, указывай мне на любой самолет, который ты заметишь, даже если ты знаешь, что я тоже его вижу. Мы всегда стараемся смотреть по сторонам, замечать других, сами стараемся быть заметными. У нас под фюзеляжем и на кончике киля установлены мигающие лампочки, чтобы другим было легче нас заметить.
Она кивнула и принялась искать глазами самолеты. Воздух был спокоен, словно гладь молочного озера. Если сбросить со счета урчание двигателя, то мы могли бы с тем же успехом лететь в низкоскоростной космической капсуле вокруг Земли. Я потянулся вниз и подкрутил триммер на приборной панели. – Чем быстрее летит самолет, тем больше нужно направлять его вниз с помощью триммера, иначе он начнет подниматься. Хочешь повести его?
Она отпрянула так, словно подумала, что я собираюсь вручить ей двигатель. – Нет, вуки, спасибо. Я ведь не знаю, как.
– Самолет летит сам. Пилот просто указывает ему, куда лететь. Мягко, аккуратно. Возьмись рукой за штурвал прямо перед собой. Легонько, просто тремя пальцами. Вот так, хорошо. Я обещаю, что не дам тебе сделать ничего плохого.
Она с опаской коснулась пальцами штурвала, словно это был капкан, готовый сжать ее руку.
– Все, что тебе нужно сделать, – это нажать легонько на правую половину штурвала.
Она вопросительно на меня посмотрела.
– Ну, давай. Поверь мне, самолету это нравится. Нажми легонько на правую половину.
Штурвал под ее пальцами сдвинулся на полдюйма, и, Майерс, как и полагается, накренился вправо, приготовившись к развороту. Она затаила дыхание.
– А теперь нажми на левую половину штурвала. – Она проделала это с таким выражением, словно ставила физический эксперимент, исход которого был абсолютной загадкой. Крылья выровнялись, и я был награжден улыбкой, в которой светилась радость открытия.
– Теперь потяни штурвал немного на себя:
К тому времени, как на горизонте показался аэропорт Сан-Диего, она завершила свой первый летный урок, указывая мне на самолеты размером с пылинку, до которых было не меньше пятнадцати миль. Ее глаза были не только прекрасны, но и обладали острым зрением. Лететь с ней было одно удовольствие.
– Ты станешь хорошим летчиком, если пожелаешь когда-нибудь этим заняться. Ты обращаешься с самолетом нежно. Большинство людей, когда их просишь в первый раз делать все мягко, от волнения дергают за рычаги управления так, что бедный самолет начинает брыкаться и вставать на дыбы: Если бы я был самолетом, мне бы понравилось, как ты мной управляешь.
Она искоса взглянула на меня и снова принялась выискивать летающие объекты. Мы стали спускаться к Сан-Диего.
Когда мы вернулись в тот вечер домой, в Лос-Анжелес, после такого же спокойного полета, как и утром, она рухнула на кровать.
– Позволь открыть тебе тайну, вуки, – сказала она.
– Позволю. И что за тайна?
– Я ужасно боюсь летать! УЖАСНО!!! Особенно на крошечных самолетах. Bплоть до сегодняшнего дня, если бы кто-то ворвался ко мне, приставил к моему виску пистолет и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89