А в письме французскому королю Джованни постарался обосновать свое враждебное отношение к Валентино, ссылаясь на многократные нарушения союзнических обязательств — разумеется, со стороны герцога. О собственных заслугах того же рода Бентивольо предпочел не упоминать.
Но чем шире разворачивались боевые действия, тем чаще взоры капитанов обращались к Венеции — сперва с надеждой, а затем с растущей тревогой. Венеция хранила загадочное молчание и, казалось, совсем не спешила на помощь кондотьерам. Не было ни золота, ни солдат, ни даже сколько-нибудь явной дипломатической поддержки. Мятежники терялись в догадках, не подозревая, что Сенат уже получил ответ на то самое послание, в котором упрекал Людовика за «позоряший честь французский короны» союз с Борджа. Король никак не отреагировал на обвинения в адрес Валентино; вместо того он заявил, что «Франция будет считать врагом каждого, кто посмеет противодействовать воле католической церкви и Святого престола». А копия королевского письма была незамедлительно доставлена в Имолу, герцогу Валентино — верному другу его христианнейшего величества.
Шли дни, и тревога кондотьеров постепенно сменялась страхом. Как и следовало ожидать, первым не выдержал Пандодьфо Петруччи. Отбросив ложный стыд, он послал в Имолу своего тайного секретаря, Антонио ди Венафро — передать герцогу, что путь для переговоров остается открытым; капитаны готовы вернуть все захваченные города, если получат гарантии личной безопасности и неприкосновенности собственных родовых владений.
Вслед за Антонио ди Венафро в имольский дворец прибыл сам Паоло Орсини — переодетый курьером, но в сопровождении многочисленной охраны, приличествующей знатному синьору. После короткой беседы с Валентино он уехал, а двадцать девятого октября появился вновь, теперь уже с готовым проектом договора. Суть этого документа, одобренного всеми заговорщиками, сводилась к прежним пунктам, сформулированным стараниями Петруччи. Проект предусматривал возвращение кондотьеров на службу к герцогу и его святейшеству папе. Неясной оставалась только судьба Болоньи, поскольку союзники не хотели терять драгоценное время на выяснение позиции Бентивольо. В конце концов этот вопрос решено было сделать предметом отдельного соглашения между герцогом, кардиналом Орсини и Пандольфо Петруччи.
Казалось, уже ничто не могло помешать намеченному примирению, и Макиавелли тревожился все сильнее. Но Чезаре постарался развеять беспокойство флорентийского посла, выразив свое истинное отношение к «этому сборищу банкротов» (так он именовал лигу мятежных капитанов). «Сегодня, — весело заметил герцог, — у меня побывал мессер Паоло, а завтра приезжает кардинал. Они уверены, что сумеют провести меня, а я поддерживаю в них это убеждение. Пусть говорят — я буду слушать и подожду, пока не настанет мое время».
Разумеется, Макиавелли и сам ни на минуту не допускал мысли, что герцог, забыв все обиды, искренне протягивает изменникам руку дружбы. Но что именно задумал Валентино — это не мог понять даже многоопытный флорентиец, пока не обратился за разъяснением к своему коллеге, Агапито Герарди.
Герарди, личный секретарь герцога, принимал непосредственное участие в переговорах с Орсини. Когда Паоло Орсини уезжал из Имолы, увозя с собой соглашение, которое предстояло подписать капитанам, мессер Агапито догнал его и сказал, что герцог хотел бы дополнить текст договора еще одной статьей, учитывающей интересы французского короля. Орсини принял эту новость без особого восторга, но не нашел достаточно веских возражений, и Агапито тут же внес в документ недостающую статью.
Выслушав флорентийского посла, секретарь Чезаре Борджа рассмеялся. По его словам, поправка герцога превращала весь договор в бесполезный — для мятежников — клочок бумаги, и только ребенок или глупец мог бы считать его чем-то серьезным. «Приняв статью, они откроют окно, через которое герцог в любой момент выскользнет за рамки договора; отвергнув — оставляют ему открытую дверь для выхода», — так закончил свою речь мессер Агапито.
Глава 25. РАМИРО ДЕ ЛОРКА
Поведение мятежников выглядело так, как будто они изо всех сил стараются увеличить список своих провинностей перед герцогом. Объяснялось это, конечно, не каким-либо определенным планом, а неспособностью кондотьеров договориться между собой. В то самое время, когда Паоло Орсини обсуждал с Чезаре условия перемирия, Вителли, действуя по собственной инициативе, продолжал войну на границах Урбино; в одном из этих сражений погиб Бартоломео да Капраника, отважный и опытный командир, высоко ценимый герцогом. Братья Бальони пытались выбить из Пезаро дона Мигеля, а Оливеротто да Фермо захватил Камерино, провозгласив правителем города молодого Джанмарию Варано. В ознаменование славной победы Оливеротто велел казнить всех пленных испанцев, находившихся на службе Борджа.
Оставаться в долгу было не в обычае Мигеля да Кореллы, и он неукоснительно отправлял на виселицу тех немногих врагов, которые имели несчастье попасть к нему в руки. Среди жертв оказался и младший из братьев Варано, шестнадцатилетний Пьетро — он пытался пробраться в Камерино, но был схвачен в Пезаро и удавлен посреди рыночной площади. Рассказывали, что после казни юноша еще подавал признаки жизни, и сердобольные горожане спрятали его в ближайшей церкви. Но некий монах посчитал своим долгом вмешаться в события, вызвал солдат и потребовал прикончить Пьетро Варано. Впоследствии усердие святого отца получило достойную награду — он бежал в Кальи, но не сумел спастись. Кто-то узнал предателя, и разъяренная толпа разорвала его в клочья.
Такова была обстановка, когда Паоло Орсини, исполненный радужных надежд, возвратился с договором, чтобы собрать подписи всех участников. Это оказалось не так-то легко, поскольку успехи последних дней сделали капитанов гораздо менее покладистыми. Особенное раздражение вызвал у них пункт о сдаче Урбино. Вителли призывал своих друзей вспомнить о чести и не допускать вторичного низвержения Гуидобальдо да Монтефельтро, которому они сами помогли вернуться на трон. Кроме того, новый договор не содержал угроз Флоренции и уже поэтому лишался всякой привлекательности в глазах Вителлоццо.
Но Пандольфо Петруччи и все Орсини твердо стояли за соглашение с герцогом, так что любые возражения Вителлоццо были гласом вопиющего в пустыне. А второго ноября в Имоле появился старший сын болонского правителя, Антонио Галеаццо Бентивольо. Посреднические хлопоты герцога Эрколе д'Эсте увенчались полным успехом — Антонио прибыл как полномочный посол своего отца с предложением уладить споры между Болоньей и святым престолом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85