Убедившись, что его имя не входит в список новых кардиналов, Троке воспринял это как тяжкую обиду и бежал, рассчитывая предать своего патрона и удовлетворить если не честолюбие, то хотя бы желание отомстить.
Его дальнейшая судьба в точности неизвестна, но скорее всего бывшему камерарию не удалось окончить дни в покое и довольстве. Кто-то рассказывал, будто Франческо Троке был схвачен на корабле, идущем к Корсике, бросился в море и утонул, пытаясь вплавь добраться до берега; другие уточняли, что этот корабль, снаряженный по приказу и на деньги герцога, вышел в море специально ради означенного прыжка за борт, проделать который Троке помогли слуги Валентино, связавшие пловцу руки и ноги; наконец, третьи утверждали со всей определенностью: не было ни моря, ни корабля, ни утопленника, а был лишь таинственный пленник, привезенный в Рим с капюшоном на голове и в ту же ночь задушенный в замке св. Ангела.
Теперь нам уже едва ли удастся отделить вымысел от правды во всей этой истории. Ни обстоятельсва бегства и гибели Троке, ни намерение герцога изменить Людовику XII не получили в дальнейшем никаких доказательств и остались слухами — хотя следует признать, что на этот раз в них не содержалось ничего невероятного. Чезаре Борджа никогда не придавал большого значения клятвам и договорам, соблюдая их лишь постольку, поскольку для него это было выгодно; и нетрудно допустить, что он — наполовину испанец — не стремился обратить оружие против земляков своего отца.
Оба Борджа, старый и молодой, слишком презирали толпу, чтобы как-то подстраиваться к общественному мнению. Видимо, этим объясняется странная и неопределенная формулировка вины исчезнувшего мессера Франческо. В аристократическом высокомерии герцог не счел нужным позаботиться о создании более выгодной для себя версии событий, и его оплошностью немедленно воспользовались враги — флорентийцы и венецианцы. Обе республики, уже не первый год опасавшиеся удара Быка, не упускали ни одной возможности ослабить союз между Борджа и французами.
Так они поступили и на этот раз, причем не без успеха: отношения между Лувром и Ватиканом как будто дали заметную трещину. Но папа поспешил рассеять подозрения короля. Двадцать восьмого июля он принял французского посла и объявил, что в течение ближайшей недели герцог Валентино выступит к Неаполю во главе пятисот всадников и двух тысяч пехотинцев.
Все приготовления к походу были завершены с обычной быстротой. Последний вечер перед выступлением из Рима Чезаре решил провести вместе с отцом — кардинал Адриано да Корнето просил его святейшество и герцога почтить своим присутствием праздничную трапезу в винограднике, на загородной вилле. Есть семьи, в чьей истории особенно заметна таинственная и неумолимая воля рока, и к их числу, вне всякого сомнения, принадлежала семья наших героев. Четыре года назад, в такую же теплую ночь, братья Борджа пили вино и мирно беседовали в материнском имении в Субурре. Шелестел ветерок, сквозь ажурный свод виноградных лоз мерцали приветливые, яркие звезды — но еще до рассвета одному из сидевших за столом предстояло испустить дух под кинжалами неведомых убийц. И вот опять Борджа, отец и сын, ужинают под открытым небом, в кругу друзей и приближенных, и опять за столом сидит незримая, незваная гостья — смерть.
Наслаждаясь вечерней прохладой после душного дня, все допоздна засиделись в саду, забыв о тысячелетнем биче Рима — малярийных испарениях окрестных низин. А ведь болезнь уносила сотни людей каждое лето, и около года тому назад ее жертвой стал младший брат Чезаре — кардинал Джованни Борджа… Через несколько дней, субботним утром двенадцатого августа, папа почувствовал себя нездоровым и даже не смог отслужить мессу. Вечером началась лихорадка. Жар усиливался, и временами Александр впадал в забытье и бредил. После кровопускания, сделанного пятнадцатого числа, состояние больного улучшилось. Несколько кардиналов, допущенных к папе, старались развлечь его разговорами и даже затеяли игру в карты у самого ложа святого отца. Казалось, недуг уже готов отступить перед прославленным «бычьим здоровьем» Борджа.
Но спустя сутки наступило резкое ухудшение, и врач заявил, что надежды на выздоровление его святейшества больше нет. Епископ Ульмский, неся святые дары, вошел в опочивальню Александра и затворил дверь. Ему предстояло выслушать исповедь и дать больному последнее помазание. Вечером восемнадцатого августа папа скончался.
Так умер Родриго де Борджа — римский папа Александр VI. История его болезни и смерти, изложенная выше, составлена по записям лечащего врача, материалам из дневника Бурхарда и донесениям послов Венеции и Феррары. Эта картина сильно отличается от общеизвестной легендарной версии, но она достоверна, ибо подтверждена показаниями нескольких независимых свидетелей.
Как упоминает феррарский посол в письме к герцогу Эрколе, датированном четырнадцатым августа, в то лето лихорадка выкосила чуть ли не половину Рима. Не избежали заразы и многие кардиналы, в том числе и Адриано да Корнето. Он заболел почти одновременно со своими гостями, но вскоре поправился.
В дни, когда умирал его отец, Чезаре также оказался прикованным к постели. Болезнь доставляла ему тяжкие муки. Пытаясь унять нестерпимый жар, герцог вскакивал и окунался в ванну с ледяной водой. Подобная терапия, несомненно, убила бы более слабый организм, но Чезаре остался жив, хотя впоследствии у него начала шелушиться и отслаиваться кожа по всему телу.
В дневнике Бурхарда отмечено одно обстоятельство, показавшееся церемониймейстеру очень странным: папа, уже находясь на смертном одре, ни разу не упомянул о своих детях и не выразил желания увидеться с ними. Позднейшие писатели считали такую сдержанность лучшим доказательством дьявольских деяний герцога и его сестры Лукреции; подразумевалось, что даже преступный отец на закате дней «молчаливо отрекся» от запятнанного кровью потомства.
Это мнение трудно признать справедливым. Легче предположить другое — старый человек, готовясь предстать перед лицом Вечного Судии, не мог не думать о своей бурной и неправедной жизни, о высоком звании, которым он так долго и своевольно пользовался для личных нужд, о долге, которым так часто пренебрегал. Он не был пастырем верующих, а прошел путь князя и монарха; он многих обидел, и ему было в чем каяться. И очень может быть, что теперь, лежа на смертном одре, он желал отринуть все мирские помыслы и хотя бы в последние часы сосредоточить свой беспокойный ум на Боге, о котором слишком часто забывал при жизни.
Герцог Валентино не уронил ни одной слезы, узнав о смерти отца. Чувствительность вообще была совершенно чужда его натуре, и, насколько известно, он не испытывал сколько-нибудь пылкой привязанности ни к одному человеку на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Его дальнейшая судьба в точности неизвестна, но скорее всего бывшему камерарию не удалось окончить дни в покое и довольстве. Кто-то рассказывал, будто Франческо Троке был схвачен на корабле, идущем к Корсике, бросился в море и утонул, пытаясь вплавь добраться до берега; другие уточняли, что этот корабль, снаряженный по приказу и на деньги герцога, вышел в море специально ради означенного прыжка за борт, проделать который Троке помогли слуги Валентино, связавшие пловцу руки и ноги; наконец, третьи утверждали со всей определенностью: не было ни моря, ни корабля, ни утопленника, а был лишь таинственный пленник, привезенный в Рим с капюшоном на голове и в ту же ночь задушенный в замке св. Ангела.
Теперь нам уже едва ли удастся отделить вымысел от правды во всей этой истории. Ни обстоятельсва бегства и гибели Троке, ни намерение герцога изменить Людовику XII не получили в дальнейшем никаких доказательств и остались слухами — хотя следует признать, что на этот раз в них не содержалось ничего невероятного. Чезаре Борджа никогда не придавал большого значения клятвам и договорам, соблюдая их лишь постольку, поскольку для него это было выгодно; и нетрудно допустить, что он — наполовину испанец — не стремился обратить оружие против земляков своего отца.
Оба Борджа, старый и молодой, слишком презирали толпу, чтобы как-то подстраиваться к общественному мнению. Видимо, этим объясняется странная и неопределенная формулировка вины исчезнувшего мессера Франческо. В аристократическом высокомерии герцог не счел нужным позаботиться о создании более выгодной для себя версии событий, и его оплошностью немедленно воспользовались враги — флорентийцы и венецианцы. Обе республики, уже не первый год опасавшиеся удара Быка, не упускали ни одной возможности ослабить союз между Борджа и французами.
Так они поступили и на этот раз, причем не без успеха: отношения между Лувром и Ватиканом как будто дали заметную трещину. Но папа поспешил рассеять подозрения короля. Двадцать восьмого июля он принял французского посла и объявил, что в течение ближайшей недели герцог Валентино выступит к Неаполю во главе пятисот всадников и двух тысяч пехотинцев.
Все приготовления к походу были завершены с обычной быстротой. Последний вечер перед выступлением из Рима Чезаре решил провести вместе с отцом — кардинал Адриано да Корнето просил его святейшество и герцога почтить своим присутствием праздничную трапезу в винограднике, на загородной вилле. Есть семьи, в чьей истории особенно заметна таинственная и неумолимая воля рока, и к их числу, вне всякого сомнения, принадлежала семья наших героев. Четыре года назад, в такую же теплую ночь, братья Борджа пили вино и мирно беседовали в материнском имении в Субурре. Шелестел ветерок, сквозь ажурный свод виноградных лоз мерцали приветливые, яркие звезды — но еще до рассвета одному из сидевших за столом предстояло испустить дух под кинжалами неведомых убийц. И вот опять Борджа, отец и сын, ужинают под открытым небом, в кругу друзей и приближенных, и опять за столом сидит незримая, незваная гостья — смерть.
Наслаждаясь вечерней прохладой после душного дня, все допоздна засиделись в саду, забыв о тысячелетнем биче Рима — малярийных испарениях окрестных низин. А ведь болезнь уносила сотни людей каждое лето, и около года тому назад ее жертвой стал младший брат Чезаре — кардинал Джованни Борджа… Через несколько дней, субботним утром двенадцатого августа, папа почувствовал себя нездоровым и даже не смог отслужить мессу. Вечером началась лихорадка. Жар усиливался, и временами Александр впадал в забытье и бредил. После кровопускания, сделанного пятнадцатого числа, состояние больного улучшилось. Несколько кардиналов, допущенных к папе, старались развлечь его разговорами и даже затеяли игру в карты у самого ложа святого отца. Казалось, недуг уже готов отступить перед прославленным «бычьим здоровьем» Борджа.
Но спустя сутки наступило резкое ухудшение, и врач заявил, что надежды на выздоровление его святейшества больше нет. Епископ Ульмский, неся святые дары, вошел в опочивальню Александра и затворил дверь. Ему предстояло выслушать исповедь и дать больному последнее помазание. Вечером восемнадцатого августа папа скончался.
Так умер Родриго де Борджа — римский папа Александр VI. История его болезни и смерти, изложенная выше, составлена по записям лечащего врача, материалам из дневника Бурхарда и донесениям послов Венеции и Феррары. Эта картина сильно отличается от общеизвестной легендарной версии, но она достоверна, ибо подтверждена показаниями нескольких независимых свидетелей.
Как упоминает феррарский посол в письме к герцогу Эрколе, датированном четырнадцатым августа, в то лето лихорадка выкосила чуть ли не половину Рима. Не избежали заразы и многие кардиналы, в том числе и Адриано да Корнето. Он заболел почти одновременно со своими гостями, но вскоре поправился.
В дни, когда умирал его отец, Чезаре также оказался прикованным к постели. Болезнь доставляла ему тяжкие муки. Пытаясь унять нестерпимый жар, герцог вскакивал и окунался в ванну с ледяной водой. Подобная терапия, несомненно, убила бы более слабый организм, но Чезаре остался жив, хотя впоследствии у него начала шелушиться и отслаиваться кожа по всему телу.
В дневнике Бурхарда отмечено одно обстоятельство, показавшееся церемониймейстеру очень странным: папа, уже находясь на смертном одре, ни разу не упомянул о своих детях и не выразил желания увидеться с ними. Позднейшие писатели считали такую сдержанность лучшим доказательством дьявольских деяний герцога и его сестры Лукреции; подразумевалось, что даже преступный отец на закате дней «молчаливо отрекся» от запятнанного кровью потомства.
Это мнение трудно признать справедливым. Легче предположить другое — старый человек, готовясь предстать перед лицом Вечного Судии, не мог не думать о своей бурной и неправедной жизни, о высоком звании, которым он так долго и своевольно пользовался для личных нужд, о долге, которым так часто пренебрегал. Он не был пастырем верующих, а прошел путь князя и монарха; он многих обидел, и ему было в чем каяться. И очень может быть, что теперь, лежа на смертном одре, он желал отринуть все мирские помыслы и хотя бы в последние часы сосредоточить свой беспокойный ум на Боге, о котором слишком часто забывал при жизни.
Герцог Валентино не уронил ни одной слезы, узнав о смерти отца. Чувствительность вообще была совершенно чужда его натуре, и, насколько известно, он не испытывал сколько-нибудь пылкой привязанности ни к одному человеку на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85