Но активисткам долго не хотелось верить, что
наш милый Гедеминас творит такие дела. Каждое утро, посещая его кафе, они с
пристрастием допрашивали его на тему - как он провел вечер, кто к нему
захаживал и что заказывал. На что хитрый бармен честно отвечал, что вечером,
как обычно, никого не было, кроме бравого семидесятилетнего вояки Ричарда
Грижаса, который выпил кружку пива и отправился со своим спаниелем восвояси.
И Грижас вчера действительно был, был одним из ста с лишним других
посетителей вечернего стриптиза, и он действительно выпил пива, а еще вина,
водки, залив все это фирменной настойкой на подснежниках, и действительно
пошел домой в обнимку со своей собакой и снятой девушкой, которая в надежде
на солидный возраст и алкогольное опьянение старика хотела получить деньги
ни за что, но, по слухам, ее ждал большой сюрприз.
Во-вторых, все больше наглея, Гедеминас стал открывать свое подполье
все раньше и раньше в надежде заработать все больше и больше и это в конце
концов его и сгубило.
Две недели назад к Вике Раушнайте приехала ее старшая дочь проведать
как поживает у бабушки любимое чадо Аушера, а заодно присмотреть подходящее
помещение под ежегодный слет Католической лиги феминисток Прибалтики.
Приехала она на беду Гедеминаса поздно, но Вика, решив не откладывать дело в
долгий ящик и заодно проверить одолевающие ее подозрения, повела ее в
"Вешнаге" договориться с нашим героем об аренде кафе, по пути хвастая таким
замечательным местом.
Кафе действительно было замечательным - множество разношерстного (в
прямом и переносном смысле) народа, реки спиртного, растекающиеся по стойке
и полу, ругань, современные танцы, да к тому же полуголые девки на эстраде.
Самый большой сюрприз их ожидал, когда в солистке стриптиза бабушка и мать
узнали свое любимое чадо Аушеру.
Крах был сокрушительным. Депутат муниципалитета Альбертас Рушас добился
запрещения в черте старого города всяческих зрелищ, оскорбляющих религиозные
чувства горожан, а так же ввел обязательное лицензирование продажи
самогонных напитков. Гедеминасу еще повезло, что ему не пришили уголовную
статью за растление несовершеннолетних, однако в этом деле оказались
замешенными отпрыски столь благородных семей, что скандал постарались
замять.
Теперь местная аристократия за километр обходила "Вешнаге" и его
владельца. Курортный сезон давно закончился и вечером в этот пользующийся
дурной славой бар тоже мало кто заглядывал. Кафе-бар хирел на глазах и мне
было жалко Гедеминаса. Несмотря на его плохую репутацию я каждый день
старался сюда захаживать и заказывать как можно больше, но моя
благотворительность, естественно, мало чем помогала. Однако сегодня я мог
шикануть не только из благородных целей.
- Гедеминас, сегодня я ужинаю у тебя с дамой и мне хотелось бы поразить
ее не только твоими кулинарными способностями, но и своей фантастической
расточительностью.
Хозяин сразу же расцвел на глазах. Мы обсудили меню, карту вин,
Гедеминас обещал обставить стол на высшем уровне и достать из своих подвалов
запрещенную "подснежку" десятилетней выдержки, настоянной на высокооктановом
бензине и вызывающей, по утверждениям врачей, которые в рамках муниципальной
антиалкогольной программы прямо-таки оккупировали город, массу раковых и
психических заболеваний.
Он также осведомился - не входят ли в мои дальнейшие планы празднование
в "Вешнаге" свадьбы, крестин, дней рождений и, не дай Бог, конечно, но все
мы смертны, поминок?
Я заметил, что все будет зависить от расторопности хозяина заведения,
от его вкуса и щедрости, на что Гедеминас справедливо ответил, мол его
расторопность, вкус и щедрость, как это не удивительно, всегда прямо
пропорциональны тому счету, который он предъявит своим клиентам.
Я заверил алчного хозяина, что если сумма счета не потянет больше чем
на энное количество нулей после единицы, то буду считать, что вечер с дамой
не удался и больше никогда не переступлю порог "Вешнаге".
Пока мы так обменивались любезностями, поглощая пиво с сосисками за
счет заведения, кто-то похлопал меня по плечу и нежным девичьим голосом
сказал "Привет! ".
Глава вторая. ЖУРНАЛИСТ. Париж, октябрь 57-го
Порой люди чувствуют себя бессмертными богами, но кошмары снятся всем и
намного чаще, чем это поразительное ощущение посещает нас.
В который раз за эту ночь Кирилл проснулся от кошмара. Он лежал, открыв
глаза, и, постепенно привыкая к полумраку, начинал различать обстановку
спальни: трюмо с трехстворчатым зеркалом, у которого левая створка треснула
пополам, и он, по просьбе Оливии, замучился ее заклеивать, в зеркалах смутно
отражались флакончики духов, дезодорантов, тюбики помады, самодельная
шкатулка из смолы с дешевой бижутерией и немецкая статуэтка ангелочка,
держащего подсвечник; перед трюмо стояла банкетка, обтянутая красным мехом,
у стенки притулился неполированный шкаф, а на разложенном диване лежали они:
журналист Кирилл Малхонски, по прозвищу "Желтый тигр" и его любовница Оливия
Перстейн, без определенных занятий (когда твоего папу зовут Нестор Перстейн
VII и он заседает в Совете Директоров Евро-Азиатского Конгломерата, можно
позволить себе быть без определенных занятий пару-тройку тысячелетий). Хотя,
конечно, Оливия не бездельничала и в свое время окончила философский
факультет Сорбонны, в пику отцу, и даже защитила какую-то мудреную
диссертацию у самого Джереми Хикса. Кирилла это забавляло, он никогда не
думал, что будет спать с пятистами миллиардами экю и трахать доктора
философии.
Оливия спала тихо, как мышка, отвернувшись к стене и подставляя скудным
рассветным лучам, сочащимся через задернутые шторы, голую спину и попку.
Было жарко и сбившееся тонкое одеяло валялось в ногах.
Кирилл с тоской смотрел в потолок и думал над тем, почему же при такой
его бурной и нервной жизни он все-таки не начал курить. Как было бы сейчас
хорошо взять сигарету, какой-нибудь "Лаки Стар", "Салем", или, даже, сигару,
тщательно запалить ее и медитировать на клубящемся табачном дыме, забыв о
работе, жене, войне, деньгах, ссорах, обидах, а самое главное - не
возвращаться при этом к тем воспоминаниям, которые и рождают его кошмары.
Он, конечно, читал дедушку Фрейда, но сколько не старался, не смог
найти в мучивших его снах, сексуальной подоплеки. Сны были до безобразия
простыми, прозрачными и целиком основывались на одном его воспоминании
детства, самом жутком и круто перевернувшем его жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
наш милый Гедеминас творит такие дела. Каждое утро, посещая его кафе, они с
пристрастием допрашивали его на тему - как он провел вечер, кто к нему
захаживал и что заказывал. На что хитрый бармен честно отвечал, что вечером,
как обычно, никого не было, кроме бравого семидесятилетнего вояки Ричарда
Грижаса, который выпил кружку пива и отправился со своим спаниелем восвояси.
И Грижас вчера действительно был, был одним из ста с лишним других
посетителей вечернего стриптиза, и он действительно выпил пива, а еще вина,
водки, залив все это фирменной настойкой на подснежниках, и действительно
пошел домой в обнимку со своей собакой и снятой девушкой, которая в надежде
на солидный возраст и алкогольное опьянение старика хотела получить деньги
ни за что, но, по слухам, ее ждал большой сюрприз.
Во-вторых, все больше наглея, Гедеминас стал открывать свое подполье
все раньше и раньше в надежде заработать все больше и больше и это в конце
концов его и сгубило.
Две недели назад к Вике Раушнайте приехала ее старшая дочь проведать
как поживает у бабушки любимое чадо Аушера, а заодно присмотреть подходящее
помещение под ежегодный слет Католической лиги феминисток Прибалтики.
Приехала она на беду Гедеминаса поздно, но Вика, решив не откладывать дело в
долгий ящик и заодно проверить одолевающие ее подозрения, повела ее в
"Вешнаге" договориться с нашим героем об аренде кафе, по пути хвастая таким
замечательным местом.
Кафе действительно было замечательным - множество разношерстного (в
прямом и переносном смысле) народа, реки спиртного, растекающиеся по стойке
и полу, ругань, современные танцы, да к тому же полуголые девки на эстраде.
Самый большой сюрприз их ожидал, когда в солистке стриптиза бабушка и мать
узнали свое любимое чадо Аушеру.
Крах был сокрушительным. Депутат муниципалитета Альбертас Рушас добился
запрещения в черте старого города всяческих зрелищ, оскорбляющих религиозные
чувства горожан, а так же ввел обязательное лицензирование продажи
самогонных напитков. Гедеминасу еще повезло, что ему не пришили уголовную
статью за растление несовершеннолетних, однако в этом деле оказались
замешенными отпрыски столь благородных семей, что скандал постарались
замять.
Теперь местная аристократия за километр обходила "Вешнаге" и его
владельца. Курортный сезон давно закончился и вечером в этот пользующийся
дурной славой бар тоже мало кто заглядывал. Кафе-бар хирел на глазах и мне
было жалко Гедеминаса. Несмотря на его плохую репутацию я каждый день
старался сюда захаживать и заказывать как можно больше, но моя
благотворительность, естественно, мало чем помогала. Однако сегодня я мог
шикануть не только из благородных целей.
- Гедеминас, сегодня я ужинаю у тебя с дамой и мне хотелось бы поразить
ее не только твоими кулинарными способностями, но и своей фантастической
расточительностью.
Хозяин сразу же расцвел на глазах. Мы обсудили меню, карту вин,
Гедеминас обещал обставить стол на высшем уровне и достать из своих подвалов
запрещенную "подснежку" десятилетней выдержки, настоянной на высокооктановом
бензине и вызывающей, по утверждениям врачей, которые в рамках муниципальной
антиалкогольной программы прямо-таки оккупировали город, массу раковых и
психических заболеваний.
Он также осведомился - не входят ли в мои дальнейшие планы празднование
в "Вешнаге" свадьбы, крестин, дней рождений и, не дай Бог, конечно, но все
мы смертны, поминок?
Я заметил, что все будет зависить от расторопности хозяина заведения,
от его вкуса и щедрости, на что Гедеминас справедливо ответил, мол его
расторопность, вкус и щедрость, как это не удивительно, всегда прямо
пропорциональны тому счету, который он предъявит своим клиентам.
Я заверил алчного хозяина, что если сумма счета не потянет больше чем
на энное количество нулей после единицы, то буду считать, что вечер с дамой
не удался и больше никогда не переступлю порог "Вешнаге".
Пока мы так обменивались любезностями, поглощая пиво с сосисками за
счет заведения, кто-то похлопал меня по плечу и нежным девичьим голосом
сказал "Привет! ".
Глава вторая. ЖУРНАЛИСТ. Париж, октябрь 57-го
Порой люди чувствуют себя бессмертными богами, но кошмары снятся всем и
намного чаще, чем это поразительное ощущение посещает нас.
В который раз за эту ночь Кирилл проснулся от кошмара. Он лежал, открыв
глаза, и, постепенно привыкая к полумраку, начинал различать обстановку
спальни: трюмо с трехстворчатым зеркалом, у которого левая створка треснула
пополам, и он, по просьбе Оливии, замучился ее заклеивать, в зеркалах смутно
отражались флакончики духов, дезодорантов, тюбики помады, самодельная
шкатулка из смолы с дешевой бижутерией и немецкая статуэтка ангелочка,
держащего подсвечник; перед трюмо стояла банкетка, обтянутая красным мехом,
у стенки притулился неполированный шкаф, а на разложенном диване лежали они:
журналист Кирилл Малхонски, по прозвищу "Желтый тигр" и его любовница Оливия
Перстейн, без определенных занятий (когда твоего папу зовут Нестор Перстейн
VII и он заседает в Совете Директоров Евро-Азиатского Конгломерата, можно
позволить себе быть без определенных занятий пару-тройку тысячелетий). Хотя,
конечно, Оливия не бездельничала и в свое время окончила философский
факультет Сорбонны, в пику отцу, и даже защитила какую-то мудреную
диссертацию у самого Джереми Хикса. Кирилла это забавляло, он никогда не
думал, что будет спать с пятистами миллиардами экю и трахать доктора
философии.
Оливия спала тихо, как мышка, отвернувшись к стене и подставляя скудным
рассветным лучам, сочащимся через задернутые шторы, голую спину и попку.
Было жарко и сбившееся тонкое одеяло валялось в ногах.
Кирилл с тоской смотрел в потолок и думал над тем, почему же при такой
его бурной и нервной жизни он все-таки не начал курить. Как было бы сейчас
хорошо взять сигарету, какой-нибудь "Лаки Стар", "Салем", или, даже, сигару,
тщательно запалить ее и медитировать на клубящемся табачном дыме, забыв о
работе, жене, войне, деньгах, ссорах, обидах, а самое главное - не
возвращаться при этом к тем воспоминаниям, которые и рождают его кошмары.
Он, конечно, читал дедушку Фрейда, но сколько не старался, не смог
найти в мучивших его снах, сексуальной подоплеки. Сны были до безобразия
простыми, прозрачными и целиком основывались на одном его воспоминании
детства, самом жутком и круто перевернувшем его жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80