- Ты сегодня придешь? - спросила она.
Кирилл покачал головой.
- Нет, радость моя. Я сегодня вечером улетаю с Земли. Через недельку
вернусь.
- А куда?
- Секрет, маленькая.
Надев свою знаменитую кожаную куртку с многочисленными карманами,
заряженными кассетами, оптодисками, лазерными сканнерами, диктофонами и
видеокамерами - всем тем, что нужно для работы профессионального журналиста,
Кирилл полюбовался на себя в зеркало и показал грустной Оливии язык.
- Можно поцеловать тебя в животик? - попросил он.
- Конечно, - вздохнула Оливия.
Кирилл поцеловал.
- Но это ведь не животик, - капризно сказала девушка.
- А что?
- Это низ животика, - наставительно ответила Оливия.
- А анатомии это называется как-то иначе, - задумался Кирилл.
- Ладно уж, иди. А то опять придется раздеваться.
- Смотри меня в девять, киска. И приберись в доме.
Кирилл поднялся на крышу по скрипучей, но все еще крепкой деревянной
лестнице и забрался в свой ярко-красный спортивный "Ягуар". Машина
включилась, приподнялась над стартовой площадкой, оставляя внизу пятнистую
"пуму" Оливии, одиноко теперь мокнущую под дождем, и набрав скорость,
устремилась в дождливое небо. Водить машину Кирилл не любил и, задав
автопилоту цель, он бросил руль и стал смотреть на расстилавшийся внизу
город.
За последние сто лет Париж сильно изменился. Он был столицей Франции,
затем - Союза, а еще позднее - столицей Евро-Азиатского Конгломерата (до тех
самых пор, пока ее не перенесли в Санкт-Петербург) и это его доконало. Он
стал Вавилоном современной нации, вместилищем и тиглем для сотен
народностей, языков и культур. Арабы тут соседствовали с малайцами, русские
с эскимосами, селениты с французами, военные с пацифистами, мусульмане с
сатанистами, пуритане с коммунистами. Здесь столкнулись Европа и Азия в
архитектуре, моде, нравах.
Небоскребы окружались буддийскими храмами, дворцы оттенялись
сумасшедшим модерном, неоготика поглощалась русскими церквями. Улицы
напоминали маскарадное шествие: мусульманки в паранджах, почти голые
океанитки, монахи в оранжевых тогах и черных рясах, респектабельные сити и
томные римские матроны в прозрачных одеждах, возлежащие в паланкинах и
несомые двухметровыми неграми-рабами, баварские фройлен в национальных
костюмах, эскимосы в меховых комбинезонах, украинцы в красных рубахах и
шароварах.
А язык?! В Париже спрашивали на французском, отвечали по-грузински,
торговались по-японски, матерились по-русски, знакомились на немецком,
проституток снимали на китайском, спорили на идиш, прощались на корейском,
читали на тюркском, звали на помощь по-испански. Никто теперь не знал
родного языка и все разговаривали на дьявольской смеси всех имеющихся в мире
языков и диалектов.
Какая мода?! Как и во всем мире мода умерла, хотя Париж держался дольше
всех. Теперь каждый ходил в чем хотел и никто не обращал внимания на то, как
одет его собеседник. Каждый стал своим модельером и изобретал то, что хотел.
Какие нравы?! Прилюдные сцены любви, порой даже групповые, давно стали
нормой, а семилетние проститутки ни у кого не вызывали удивления или
протеста.
Париж потерял все: изысканную архитектуру, живой язык, изящную моду и
легкость нравов. Одно исчезло на всегда, другое выродилось в чрезмерность.
Но как это не парадоксально - Париж остался Парижем. Стоило вам удалиться от
этого Вавилона километров на сто и вы попадали в старый город, где было все
так, как... всегда.
Не все жители нового Парижа знали о его существовании. Там не было
супермодных развлечений и сверхдорогих магазинов, постмодернисткой и
неофутуристкой движущейся архитектуры, он не привлекал развлечениями,
раскрепощенностью нравов и подавлял новых варваров своей провинциальностью.
Как дикарь, не взглянув даже на великолепное бриллиантовое ожерелье,
кидается к грубым пластмассовым ярким бусам, так все новые и новые
иммигранты набрасываются на Новый Париж, обжираясь его соблазнами и
наслаждениями и презирают, игнорируют, не знают Старого Парижа.
И слава богу, думал Кирилл, представляя себе свой тихий уголок, в
который вторглись орды гуннов - пожары, крики, кровь, дерьмо, изнасилования
и грабежи.
За размышления он одолел большую часть пути и приблизился к месту
назначения.
Здание (если это можно было назвать зданием) ТВФ возвышалось над Новым
Парижем, как в свое время Эйфелева башня. Своими очертаниями оно напоминало
стеллу и в солнечные дни ослепительно сияло, отражая свет своими стеклянными
гранями. Сейчас оно выглядело достаточно зловеще - черный обелиск над
мелкими домишками, которые раньше почему-то назывались небоскребами. Местные
остряки называли это чудовищное строение "Мечтой импотента", а журналисты -
просто "хреном", "болтом" и другими менее цензурными синонимами.
Не так давно, до своего переезда в Санкт-Петербург, здесь заседал
Директорат, со своим неисчислимым аппаратом и нетрудно было понять, что
"болт" строился именно для нее. И если вспоминать сексуальные символы,
высота здания прямо заявляла, что в нем сидит крутое начальство, могущее
надрать "болтом" задницу самому Господу!
Затем по наследству здание перешло ТВФ, компании, чьим владельцем также
был Директорат. Несмотря на свое скромное название, оставшееся с давних
времен, ТВФ была крупнейшей информационной корпорацией в Солнечной системе.
Она вещала не только на Конгломерат, но и на Луну, Венеру, Марс и даже
добивала до Юпитера. В системе Сатурна ее тоже можно было ловить при большом
желании, благодаря пиратским спутникам-ретрансляторам.
На ТВФ работали миллионы людей и все талантливые журналисты Планеты.
Она разбросала щупальцы по Солнечной системе и, как ненасытный монстр,
высасывала из всех закоулков мало-мальски значимую и интересную информацию.
Она была глазами и ртом Директории. Глазами, от которых ничто не могло
укрыться, глазами, которые поставляли Директории самую точную и оперативную
информацию.
Именно с развитием ТВФ отпала нужда в специальных разведывательных
службах, резидентах, подслушивающей аппаратуре и тому подобной игре в
шпионов. Информационная революция смела все шлюзы, отстойники, тайные
водохранилища и гнойные болота. Интерактивное телевидение, мультимедиа,
виртуальные игрушки и жизни залезали даже в самые сокровенные уголки ничего
не подозревающих потребителей, выворачивали их наизнанку и выставляли на
всеобщее обозрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80