Такими были крыши всех зданий – и вообще эти серые слоистые пластины были основой энергетики.
Берн узнал, что автотранспорт – белые вагончики, вереницами или по одному несшиеся по шоссе, между зданиями и деревьями, – это не издревле знакомый ему автомобильный транспорт, а автоматический, без водителей. Электромоторы вагончиков питаются прямо от дорог, которые представляют собой сплошной фотоэлемент. Об автомобилях же, двигателях внутреннего сгорания Ли ничего не знала.
Профессор узнал, почему в коттеджах исследователей так мало вещей, – после того как растолковал Ли суть своего недоумения. Не существовало вещей для обладания – со всем комплексом производных понятий: возвышения посредством обладания их, привлекательности… Были только вещи для пользования. Датчики ИРЦ могли продемонстрировать наборы одежд, обстановки, утвари, мелочей туалета, равно как и прибора, машин, материалов, тканей, полуфабрикатов.
Достаточно назвать нужное или просто ткнуть пальцем: «Это!» – и это доставлялось. Параметры изделий ИРЦ подбирало по индексам заказчика. Когда миновала надобность, все возвращали в циркуляционную систему ИРЦ; там имущество сортировалось, чинилось, пополнялось новым. Благодаря циркуляции и насыщенному использованию для 23 миллиардов землян изделий производилось едва ли не меньше, чем во времена Берна для трех миллиардов.
Ли не так давно сама отработала обязательный год контролером на станции бытовых автоматов. Чувствовалось, что она вспоминает об этом без удовольствия – да и весь разговор о вещах ей скучен.
Словом, Берн изрядно обогатился здесь, на краю крыши, – оттягивая момент и заговаривая Ли зубы.
…Сначала он пытался взлететь с земли. Но – и тут Берн понял, почему Ли не разделила его восхищения стартовавшими с вышки, – это-то как раз и был высший класс: не то положение тела, нет скорости, не размахнешь крыльями в полный взмах. У Ли это выходило после большого разбега, а у него никак: разгонялся, подпрыгивал, по-лягушечьи дергая конечностями (движения в полете напоминали плавание брассом, это он усвоил), – и чуть ли не бровями входил в траву. Собрались глазеющие, посыпались советы – он окончательно потерялся.
– Так, может, с вышки? – предложила Ли. – Тебе главное несколько секунд побыть в воздухе – ты все поймешь и усвоишь. Телом поймешь.
Она целиком пленилась идеей научить Аля летать, была почти уверена в успехе.
Ведь у него моторика Дана! И что здесь мудреного, все летают, это так хорошо. Аль будет благодарен Даже маленькая тщеславная мысдь мелькала в ее уме: что она первая сообразила о моторике Дана. Вот вечером вернутся Ило и Эоли, а Аль уже летает. Они удивятся и будут хвалить. А то у всех есть творческие дела, а у нее нет. Теперь будет.
Берн покосился на вышку – У него все сжалось внутри. «Нет, недостаточно высоко, чтобы я успел научиться, раньше чем долечу до земли, но достаточно высоко, чтобы потом уже не вернуться к занятиям». Но и отказаться у всех на виду он не мог: раз осрамился – хватит!
– М-м… лучше поближе где-нибудь, – сказал он: – С этого здания, пожалуй.
В глубине души он рассчитывал на балкон второго, самое большее третьего этажа. Но Ли, видимо, не хотела обидеть его такими «детскими» высотами.
Девушка, красиво спланировав, стала на край крыши.
– Да ты не бойся, Аль! – Она поглядела на профессора с улыбкой и полным пониманием. – Тебе главное – несколько секунд продержаться в воздухе. Это ведь как плавание: надо хотеть летать и убедиться, что воздух держит.
После таких слов из уст красивой девушки мужчине полагается сигать с крыши даже без крыльев.
– Ну, давай вместе. Делай, как я: слегка присесть, крылья в стороны и назад – и! – И'Ли, оттолкнувшись от кромки, взмыла бумажным голубем.
Берн, помолясь в душе, кинулся за ней, как в бассейн с тумбы. «Брасс, лягушечьи движенья!» – лихорадочно вспомнил он и принялся исполнять их с той энергией, с какой это стоило бы делать только в воде. Крыльям от его мышц требовались управляющие сигналы, а не судороги; на них они ответили тем же, судорожными автоколебаниями – Задергались, захлопали с небывалой энергией и размахом, будто у петуха перед «кукареку». Он болтался между ними, как дергунчик, утратив представление, где верх, где низ. Ли кружила вокруг, что-то крича; деревья приближались с пугающей быстротой. Берн, чтобы усмирить крылья, стал сосредоточиваться поочередно то на правом то на левом – на оба вместе его не хватало; они завертелись мельницей. Профессор вошел в штопор. Зеленая крона летела навстречу. Берн закрыл лицо руками. Ли ласточкой спикировала к нему, намереваясь подхватить, хоть как-то смягчить падение. Но промахнулась – Берн в последний момент вильнул. Его понесло вбок, и он шумно вошел в верхушку старой лиственницы. Ветки сорвали крылья, одежду, прядь волос на макушке, исцарапали тело. Он с размаху обнял шершавый, пахнущий смолой ствол, приник к нему грудью и лбом. В глазах брызнул радужный фонтан. «Жив!» Не сработала моторика Дана.
7. ОН НЕ САМОЗАЛЕЧИВАЕТСЯ!
Перепуганная Ли внизу снимала крылья. Она тоже чиркнулась телом по ветвям дуба; они оставили длинные ссадины на ее руках и левом бедре.
Берн неуклюже слезал с дерева. Лик его был ужасен. Руки, ноги, все туловище в ссадинах, ушибах, крови; ребра под левой рукой подозрительно похрустывали.
От крыльев на нем остались тяжи и две косточки за плечами.
– Ничего… ничего, – встревоженно лепетала Ли, усаживая Берна под дерево. – Главное, нет переломов, остальное пустяки, сейчас пройдет… – Она пучками травы принялась стирать кровь с кожи профессора, приговаривала: – Вот… очистим… теперь сосредоточься на тех местах, где болит, пока не перестанет. А потом еще сильней, до чувства уверенного владения телом. Или, может быть, тебя отвести в бассейн – там легче?
– Какой бассейн, сосредоточение – что за вздор?! – рявкнул осатаневший от боли профессор. – Тащи сюда быстрее аптечку. Вату, йод, бинты, противостолбнячный набор… Ну!
– Но… это же пройдет быстрее, чем я сумею отыскать то, что ты назвал.
– Какой черт, быстрее? Поворачивайся, делай, что тебе говорят. В гроб меня загонит сегодня эта девчонка!
Ли выпрямилась, губы у нее сложились подковкой, глаза наполнились слезами.
– А ты… ты не кричи на меня. Сам ничего не умеет, а сам кричит! Такие царапины самозалечиваются, не из-за чего поднимать панику. Вот смотри!
Она вытянула вперед правую руку, которой особенно досталось: ссадина на предплечье походила на длинную рваную рану, из разрывов кожи сочилась кровь, – сосредоточенно замолчала. Капли крови сразу загустели, свернулись. И далее Берн, как в сверхускоренном фильме, увидел за считанные минуты все стадии заживления раны, на которое обычно уходят дни и недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Берн узнал, что автотранспорт – белые вагончики, вереницами или по одному несшиеся по шоссе, между зданиями и деревьями, – это не издревле знакомый ему автомобильный транспорт, а автоматический, без водителей. Электромоторы вагончиков питаются прямо от дорог, которые представляют собой сплошной фотоэлемент. Об автомобилях же, двигателях внутреннего сгорания Ли ничего не знала.
Профессор узнал, почему в коттеджах исследователей так мало вещей, – после того как растолковал Ли суть своего недоумения. Не существовало вещей для обладания – со всем комплексом производных понятий: возвышения посредством обладания их, привлекательности… Были только вещи для пользования. Датчики ИРЦ могли продемонстрировать наборы одежд, обстановки, утвари, мелочей туалета, равно как и прибора, машин, материалов, тканей, полуфабрикатов.
Достаточно назвать нужное или просто ткнуть пальцем: «Это!» – и это доставлялось. Параметры изделий ИРЦ подбирало по индексам заказчика. Когда миновала надобность, все возвращали в циркуляционную систему ИРЦ; там имущество сортировалось, чинилось, пополнялось новым. Благодаря циркуляции и насыщенному использованию для 23 миллиардов землян изделий производилось едва ли не меньше, чем во времена Берна для трех миллиардов.
Ли не так давно сама отработала обязательный год контролером на станции бытовых автоматов. Чувствовалось, что она вспоминает об этом без удовольствия – да и весь разговор о вещах ей скучен.
Словом, Берн изрядно обогатился здесь, на краю крыши, – оттягивая момент и заговаривая Ли зубы.
…Сначала он пытался взлететь с земли. Но – и тут Берн понял, почему Ли не разделила его восхищения стартовавшими с вышки, – это-то как раз и был высший класс: не то положение тела, нет скорости, не размахнешь крыльями в полный взмах. У Ли это выходило после большого разбега, а у него никак: разгонялся, подпрыгивал, по-лягушечьи дергая конечностями (движения в полете напоминали плавание брассом, это он усвоил), – и чуть ли не бровями входил в траву. Собрались глазеющие, посыпались советы – он окончательно потерялся.
– Так, может, с вышки? – предложила Ли. – Тебе главное несколько секунд побыть в воздухе – ты все поймешь и усвоишь. Телом поймешь.
Она целиком пленилась идеей научить Аля летать, была почти уверена в успехе.
Ведь у него моторика Дана! И что здесь мудреного, все летают, это так хорошо. Аль будет благодарен Даже маленькая тщеславная мысдь мелькала в ее уме: что она первая сообразила о моторике Дана. Вот вечером вернутся Ило и Эоли, а Аль уже летает. Они удивятся и будут хвалить. А то у всех есть творческие дела, а у нее нет. Теперь будет.
Берн покосился на вышку – У него все сжалось внутри. «Нет, недостаточно высоко, чтобы я успел научиться, раньше чем долечу до земли, но достаточно высоко, чтобы потом уже не вернуться к занятиям». Но и отказаться у всех на виду он не мог: раз осрамился – хватит!
– М-м… лучше поближе где-нибудь, – сказал он: – С этого здания, пожалуй.
В глубине души он рассчитывал на балкон второго, самое большее третьего этажа. Но Ли, видимо, не хотела обидеть его такими «детскими» высотами.
Девушка, красиво спланировав, стала на край крыши.
– Да ты не бойся, Аль! – Она поглядела на профессора с улыбкой и полным пониманием. – Тебе главное – несколько секунд продержаться в воздухе. Это ведь как плавание: надо хотеть летать и убедиться, что воздух держит.
После таких слов из уст красивой девушки мужчине полагается сигать с крыши даже без крыльев.
– Ну, давай вместе. Делай, как я: слегка присесть, крылья в стороны и назад – и! – И'Ли, оттолкнувшись от кромки, взмыла бумажным голубем.
Берн, помолясь в душе, кинулся за ней, как в бассейн с тумбы. «Брасс, лягушечьи движенья!» – лихорадочно вспомнил он и принялся исполнять их с той энергией, с какой это стоило бы делать только в воде. Крыльям от его мышц требовались управляющие сигналы, а не судороги; на них они ответили тем же, судорожными автоколебаниями – Задергались, захлопали с небывалой энергией и размахом, будто у петуха перед «кукареку». Он болтался между ними, как дергунчик, утратив представление, где верх, где низ. Ли кружила вокруг, что-то крича; деревья приближались с пугающей быстротой. Берн, чтобы усмирить крылья, стал сосредоточиваться поочередно то на правом то на левом – на оба вместе его не хватало; они завертелись мельницей. Профессор вошел в штопор. Зеленая крона летела навстречу. Берн закрыл лицо руками. Ли ласточкой спикировала к нему, намереваясь подхватить, хоть как-то смягчить падение. Но промахнулась – Берн в последний момент вильнул. Его понесло вбок, и он шумно вошел в верхушку старой лиственницы. Ветки сорвали крылья, одежду, прядь волос на макушке, исцарапали тело. Он с размаху обнял шершавый, пахнущий смолой ствол, приник к нему грудью и лбом. В глазах брызнул радужный фонтан. «Жив!» Не сработала моторика Дана.
7. ОН НЕ САМОЗАЛЕЧИВАЕТСЯ!
Перепуганная Ли внизу снимала крылья. Она тоже чиркнулась телом по ветвям дуба; они оставили длинные ссадины на ее руках и левом бедре.
Берн неуклюже слезал с дерева. Лик его был ужасен. Руки, ноги, все туловище в ссадинах, ушибах, крови; ребра под левой рукой подозрительно похрустывали.
От крыльев на нем остались тяжи и две косточки за плечами.
– Ничего… ничего, – встревоженно лепетала Ли, усаживая Берна под дерево. – Главное, нет переломов, остальное пустяки, сейчас пройдет… – Она пучками травы принялась стирать кровь с кожи профессора, приговаривала: – Вот… очистим… теперь сосредоточься на тех местах, где болит, пока не перестанет. А потом еще сильней, до чувства уверенного владения телом. Или, может быть, тебя отвести в бассейн – там легче?
– Какой бассейн, сосредоточение – что за вздор?! – рявкнул осатаневший от боли профессор. – Тащи сюда быстрее аптечку. Вату, йод, бинты, противостолбнячный набор… Ну!
– Но… это же пройдет быстрее, чем я сумею отыскать то, что ты назвал.
– Какой черт, быстрее? Поворачивайся, делай, что тебе говорят. В гроб меня загонит сегодня эта девчонка!
Ли выпрямилась, губы у нее сложились подковкой, глаза наполнились слезами.
– А ты… ты не кричи на меня. Сам ничего не умеет, а сам кричит! Такие царапины самозалечиваются, не из-за чего поднимать панику. Вот смотри!
Она вытянула вперед правую руку, которой особенно досталось: ссадина на предплечье походила на длинную рваную рану, из разрывов кожи сочилась кровь, – сосредоточенно замолчала. Капли крови сразу загустели, свернулись. И далее Берн, как в сверхускоренном фильме, увидел за считанные минуты все стадии заживления раны, на которое обычно уходят дни и недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80