Деревья – единственное, что на этом участке оставалось на месте; за все иное поручиться было нельзя. Всякий раз, подъезжая, они могли только гадать, какие сюрпризы приготовил сегодня им автомат-преобразователь. Он, действуя по закону случайных чисел сравнивал прежние препятствия и создавал новые: от бетонных надолбов и скал до хорошо замаскированных трясин. В этом был самый интерес. Арно и Ксена каждый раз будто проверяли себя убеждались, что космическое быстродействие и мгновенность ориентировки еще есть в них.
Слева от дороги над пологими горбами в ежике сосен волочилось оранжевое слабо греющее солнце.
Арно обошел Ксену перед первым подъемом, прибавил скорость Быстрая езда веселила душу. Моторы вагончиков запели звучней.
– Не рано? – крикнула Ксена. Именно с этого холма было удобно обозреть ближний участок автодрома, засечь «сюрпризы».
– Впере-ед! – донеслось к ней.
Она тоже наддала. Въехала на гофрированную полосу, место взбадривающей тряски. Отсюда начинался автодром. Ксена плотнее взяла штурвал, расставила ноги, уперлась спиной в стенку кабины: вперед! Началась гонка через ямы, колдобины, пни, мимо кустов, валунов, надолбов, скрытых провалов… Каждый выбирал свой маршрут для состава, но поскольку целью было первым пересечь автодром, получалась именно гонка.
Надо было смотреть в оба, чтобы проскочить под здоровенным суком, целившим в голову, обогнуть валуны среди травы, не забуксовать во внезапной топи, не опрокинуться на крутом вираже, тормознуть на спуске, переключить скорость на песчаном подъеме. Вниз, вверх, влево, вправо! Моторы то завывали на пронзительной ноте, но переходили на басы; камни, железки и бревна гулко ударяли о борта; руль рвался из рук.
Состав Арно белой гремящей полосой мелькал слева за деревьями. Он обходил.
Ксена прибавила скорость, разогнала состав по накатанному знакомому спуску, не подозревая, что внизу ее ждет новинка: камышовая топь с илистым дном.
Арно открыл ее первым, чуть не влетел. Выбора у него не было – он круто повернул вправо, пересек путь Ксены. Она ахнула, отчаянно затормозила, но необъезженный кристаллоблок замешкался на малую долю секунды. Они столкнулись.
Удар, треск, грохот. Арно подбросило выше дерева рядом. Он попытался сгруппироваться, чтобы упасть по-кошачьи, руками и ногами, но зацепил ногой ветку, полетел кувырком, грянулся о землю всей спиной.
Ксена кинулась к нему. Он лежал, раскинув руки, мускулы тела обмякли, глаза закрыты, губы закушены.
– Ари! Эй, командир, что с тобой? – затормошила она его. – Очнись. Не я ли напоминала о шлеме!
…А ему было невыразимо приятно, что эта женщина испугалась за него, хлопочет и волнуется. Вот встала на колени, расстегнула его комбинезон, приложила голову к груди… Выждав немного, Арно вдруг зарычал и сгреб ее в охапку.
– Мальчишка! – Ксена сердито смотрела на него.
– А ты зачем так летишь на спуске?
– А зачем пересекаешь? Нужно было пропустить.
– Ишь чего захотела!
– Я и говорю: мальчишка.
Их слова уже были наполнены иным смыслом. Арно понял, улыбнулся чуть смущенно; улыбка в самом деле превращала его в озорного паренька.
– Рыжий. – Ксена взяла его лицо в ладони. – Рыжий…
Некоторое время они лежали, отдыхали. Глядя на белесо-голубое небо с возвысившимся солнцем, слушали шелест листвы. Сырой ветерок нес из глубины леса запахи хвои, осин, ив, ласкал щеки и руки. Они лежали – близкие и очень далекие друг от друга; думали об общем, объединяющем их, но всяк на свой лад.
Арно думал, что Ксена не спросила его о разговоре с Астром, избегая этой темы, боится. Они оба избегают ее, это еще болит в них. Три года прошло, а болит. Не потому ли они так близки? Двое потерпевших кораблекрушение, выброшенных на берег вселенского океана. Не на берег – на островок, на кочку-планету. Нет у этого океана берегов. Они выпали из космического братства, объединявшего осознание Бесконечного – Вечного; выпали из сообщества людей, для которых нормальна возрастная дробь, нет «своего» времени. И для дальневиков, и для трассников это обычная специфика жизни-работы: разнобой календарного и биологического времен, исчезновение в космосе на десятилетия… и даже холодный расчет, в результате которого надо погибнуть или погубить товарищей, чтобы отправить информацию. Для почувствовавших Бесконечность – Вечность в этом нет ни подвига, ни драмы.
Драма осесть так, как они с Ксеной.
«Та жизнь нормальна, в космосе, – думал он. – А здесь – самообман, начинающийся с понятий вроде „я стою на земле“… Здесь я до сих пор как-то ничего не могу принять всерьез. Самообман мелких дел, отношений, чувств. Да и что может быть крупного на планете, на комочке вещества, ввинчивающегося по спирали в космос! А надо привыкать, другого не будет. Вот: я лежу на земле…»
Он усмехнулся, смежил веки. Не получалось у него «я лежу на земле». Планета летела в черном пространстве, отдувался назад ее электронный шлейф – летела вместе с Солнцем, ближними звездами в сторону созвездия Цефея. И он не лежит – летит впереди планеты, участвует мыслью в этом мощном, со скоростью 250 километров в секунду движении галактического вихря. Что перед этим движением все остальные!
«Такая жизнь нормальна, – снова упрямо подумал он, – грудью вперед, к звездам.
Человек живет во Вселенной, где бы он ни находился».
Арно покосился на Ксену: она лежала облокотясь, кусала травинку.
«А любим ли мы друг друга, если молчим о столь многом и важном? Сближает нас наше молчание или напротив?»
…Однажды у нее прорвалось – после появления этого пришельца, которого спасли ценой головы Дана. После его потрясающего «интервью». Арно было недосуг, не смотрел – но когда рассказали, то смеялся, качал головой. Ксена смотрела, сведя брови в ниточку а когда остались одни, упрекнула:
– Почему ты смеялся? Он чужой среди нас, ничего не знает, ему трудно и одиноко. Куда более трудно и одиноко, чем было нам, когда вернулись, помнишь? А ведь мы отсутствовали всего тридцать шесть лет.
Арно промолчал – все то же отдаляющее молчание. Слишком много чувства было в упреке Ксены – к кому? К Дану? К нему? К этому Алю?.. Он помнил, какими они вернулись. Помнил и то, чего не могла помнить Ксена: какой она была тогда.
Она была горько, просто насмерть обиженным ребенком. Только у детей это быстро проходит – а у нее не проходило дни, недели, месяцы. Такой он ее снял с Одиннадцатой. Путь от Альтаира сюда она проделала в анабиозе, он обычно успокаивает, но не подействовал. Самые осторожные расспросы о происшедшем на планете, даже заведенный при ней разговор об этом повергали ее в тонкий, неудержимо горький плач. Сердце переворачивалось смотреть на нее, слушать.
Усилия психиатров вывели ее из истерического состояния, но она еще долго выглядела пугливой девочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80