шатен с волевым лицом, синими глазами, резкими чертами и веселой, чуть хищной улыбкой – улыбкой бойца.
Облик действительно сильного человека.
Эти сведения не имели ничего общего с бредовыми переживаниями после первой операции. Не ассоциировались они и с воспоминаниями во сне или полусне, которые иногда тревожили профессора. Значит, то и есть бред и сны. И точка.
За выводом было чувство облегчения, избавления от опасности, но этого Берн предпочел не заметить.
А сегодняшняя обмолвка возвратила его к проблеме, которую он считал для себя решенной. Она была из той области – бреда и полуснов. За ней маячило что-то огромное и не его. Берн был раздосадован.
Разговор с Ило продолжился на следующий день. Они лежали на округлых, оглаженных миллионолетней лаской волн камнях под навесом из пальмовых листьев. Левее на галечном пляже копошилась малышня. Плескали сине-зеленые волны Среднеземного моря. Дело происходило между Алжиром и Эрроном.
– В выборе человеком жизненного пути, – задумчиво проговорил Ило, – да и в частных решениях: как поступить в том или ином случае – велика роль прецедента, знания о других жизнях или поступках. Вечная цель человека: повторить и превзойти достижения других, не повторяя их ошибок.
– Ты хочешь сказать, что и для человечества было бы неплохо знать о жизненных путях иных разумных жителей Вселенной, иных цивилизаций?
– Это слабо сказано: неплохо знать. Не только бы неплохо, с каждым веком это все более насущно необходимо. Знай мы заранее о путях других, то, может, многого избежали бы. Необязательно даже, чтобы нашлись гуманоидные цивилизации, пусть иных видов – пути разума должны быть схожи независимо от биологического начала. В конце концов, необязательно и чтобы сплошь просматривались параллели – пусть наше повышенное понимание себя, своего пути возникает из несогласия с чужим опытом, из отрицания его. Но пусть будет хоть что-то!
– Неужели – ничего?
– Почти. Две эпизодические встречи – и обе нельзя считать Контактами. Первая – тот визит Прекрасной Дамы, который застал человечество в скандальном положении, в каком гостей не принимают. Иномиряне отшатнулись от нашей дикости, от неумения совладать со стихиями и собой; для них наша разумность осталась под вопросом. Вторая – обнаружение у Проксимы Центавра жизни несомненно высокоорганизованной и разумной, но такой, что почти начисто исключает Контакт, сотрудничество, взаимопонимание: кристаллической. Там, около безатмосферных планет и в окрестном космосе, роятся, летают электрические «торпедки». У них громадные скорости, иной – электромагнитный – принцип движения, исключительное быстродействие мышления и обмена информацией… Словом, эти существа куда роднее нашим электронным машинам, ракетам, чем нам, белковым созданиям. Астронавты Седьмой экспедиции изучали и наблюдали их. Они, вероятно, наблюдали и изучали астронавтов… если не приняли за живые организмы технику нашу, а не их – но и только. Вот и все, что мы знаем о других в нашей Галактике.
– Как все? – вырвалось у Берна. – А Амебы? Ну… Высшие Простейшие?
– Помилуй, – Ило смотрел на него во все глаза, – какие же амебы – высшие?
Простейшие – да, но почему высшие?
– М-м… да, в самом деле… – Берн тоже почувствовал замешательство. – Что-то я опять зарапортовался. Жарко очень. Пойду искупаюсь.
Он встал, направился к воде. Ило глядел вслед – и вдруг понял: в Але пробуждается Дан!
Та обмолвка об «этих самых», у которых жизнь замерла; вот сейчас – о «высших простейших амебах»… да, пожалуй, и экспромт о «срывах от недостаточной разумности» – все это принадлежит не профессору Берну из XX века!
Ило почувствовал, что не только обрадован, но и опустошен этим открытием: тащил на горбу груз, донес, скинул, распрямился – все!.. Правильно он, выходит, отклонял попытки опасного экспериментирования над Алем: терпение и время, время и терпение – среда и жизнь свое возьмут. Не могли не взять, ибо некуда в нынешней жизни развиться личности Берна, тем ее качествам, которые он принес из XX века; и по этой же причине не могла не прорасти, не развернуться в нем, не заявить о себе личность Дана. И вот – получилось.
Стало быть, и с этим все. Ныне отпущаеши…
«Постой, – вдруг опомнился биолог, – я не тем взволнован, не тому радуюсь.
То, что в Але проявилась память астронавта, – мой маленький результат. Но главное другое: о чем эта память? Ведь похоже, что в ней сведения о Контакте. Там, у Альтаира, эти „высшие простейшие“, амебы какие-то мыслящие… и два астронавта Девятнадцатой экспедиции с ними общались!
Выходит, версия гибели Дана неверна… Постой, постой, даже и это неважно: что версия неверна и что гибель была. То, о чем мечтали, как только осознали множественность миров во Вселенной, то, чего искали последние века, – свершилось? И пусть свершилось как-то не так, с осложнениями, все равно – знакомство с иным разумом, с иным путем развития!.. А меня это не волнует и не трогает. Не волнует даже, что носитель информации о Контакте – вон он плавает у скал. Разделался с последней жизненной задачей и все? Дальше не мое, не для меня?..
Значит, вот ты какая, моя смерть!»
15. ХОЛОДНАЯ НОЧЬ
В ралли «Таймыр – Крым» Арно отправился, чтобы хоть ненадолго отдалиться от Ксены. Дать подумать ей, подумать самому. Ничего не было сказано между ними на прощание; может, она догонит или он вернется. А скорее, и не догонит, и он не вернется.
…Было кое-что сказано три дня назад, ночью, в коттедже. Ксену вдруг прорвало:
– Ну, Арно, миленький, ну, командир, рыжий с гордой душой! – Она положила голову ему на грудь. – Отпусти меня к нему, а Он понял, о ком речь. Не шевельнулся.
– Отправляйся, разве я что говорю!
– Ты не говоришь – ты молчишь! – Ксена откинулась. – Ты в душе отпусти.
И вот теперь он отпускал в душе. Дело было не в любви и не в ревности – хотя немного и в том, и в другом; понял Арно, что Ксена исцелилась от шока Одиннадцатой планеты. Теперь для нее как и для любого сильного, душевно здорового человека, нет счастья в благополучии, в застойном однообразии жизни – пусть даже приперченном гонками на автодроме. Хочется испытать дух свой, пройти, балансируя, над психической пропастью, в которую ее ввергла история с Даном. «Зачем мне душа, если нет для нее погибели!» – вспомнил Арно фразу из старой книги.
Не могло ее, его Ксену, тянуть к Пришельцу как к личности, человеку – пусть даже в нем есть частица Дана. Не могло! Ей нужна от встречи с ним именно хорошая доза «погибели»: волнений, терзаний, чтобы убедиться в крепости и здоровье духа. И в добрый час. Удерживать – хоть молча, хоть словами – значит изводить ее и себя. Пусть действует и решает сама.
Только холодно стало на душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Облик действительно сильного человека.
Эти сведения не имели ничего общего с бредовыми переживаниями после первой операции. Не ассоциировались они и с воспоминаниями во сне или полусне, которые иногда тревожили профессора. Значит, то и есть бред и сны. И точка.
За выводом было чувство облегчения, избавления от опасности, но этого Берн предпочел не заметить.
А сегодняшняя обмолвка возвратила его к проблеме, которую он считал для себя решенной. Она была из той области – бреда и полуснов. За ней маячило что-то огромное и не его. Берн был раздосадован.
Разговор с Ило продолжился на следующий день. Они лежали на округлых, оглаженных миллионолетней лаской волн камнях под навесом из пальмовых листьев. Левее на галечном пляже копошилась малышня. Плескали сине-зеленые волны Среднеземного моря. Дело происходило между Алжиром и Эрроном.
– В выборе человеком жизненного пути, – задумчиво проговорил Ило, – да и в частных решениях: как поступить в том или ином случае – велика роль прецедента, знания о других жизнях или поступках. Вечная цель человека: повторить и превзойти достижения других, не повторяя их ошибок.
– Ты хочешь сказать, что и для человечества было бы неплохо знать о жизненных путях иных разумных жителей Вселенной, иных цивилизаций?
– Это слабо сказано: неплохо знать. Не только бы неплохо, с каждым веком это все более насущно необходимо. Знай мы заранее о путях других, то, может, многого избежали бы. Необязательно даже, чтобы нашлись гуманоидные цивилизации, пусть иных видов – пути разума должны быть схожи независимо от биологического начала. В конце концов, необязательно и чтобы сплошь просматривались параллели – пусть наше повышенное понимание себя, своего пути возникает из несогласия с чужим опытом, из отрицания его. Но пусть будет хоть что-то!
– Неужели – ничего?
– Почти. Две эпизодические встречи – и обе нельзя считать Контактами. Первая – тот визит Прекрасной Дамы, который застал человечество в скандальном положении, в каком гостей не принимают. Иномиряне отшатнулись от нашей дикости, от неумения совладать со стихиями и собой; для них наша разумность осталась под вопросом. Вторая – обнаружение у Проксимы Центавра жизни несомненно высокоорганизованной и разумной, но такой, что почти начисто исключает Контакт, сотрудничество, взаимопонимание: кристаллической. Там, около безатмосферных планет и в окрестном космосе, роятся, летают электрические «торпедки». У них громадные скорости, иной – электромагнитный – принцип движения, исключительное быстродействие мышления и обмена информацией… Словом, эти существа куда роднее нашим электронным машинам, ракетам, чем нам, белковым созданиям. Астронавты Седьмой экспедиции изучали и наблюдали их. Они, вероятно, наблюдали и изучали астронавтов… если не приняли за живые организмы технику нашу, а не их – но и только. Вот и все, что мы знаем о других в нашей Галактике.
– Как все? – вырвалось у Берна. – А Амебы? Ну… Высшие Простейшие?
– Помилуй, – Ило смотрел на него во все глаза, – какие же амебы – высшие?
Простейшие – да, но почему высшие?
– М-м… да, в самом деле… – Берн тоже почувствовал замешательство. – Что-то я опять зарапортовался. Жарко очень. Пойду искупаюсь.
Он встал, направился к воде. Ило глядел вслед – и вдруг понял: в Але пробуждается Дан!
Та обмолвка об «этих самых», у которых жизнь замерла; вот сейчас – о «высших простейших амебах»… да, пожалуй, и экспромт о «срывах от недостаточной разумности» – все это принадлежит не профессору Берну из XX века!
Ило почувствовал, что не только обрадован, но и опустошен этим открытием: тащил на горбу груз, донес, скинул, распрямился – все!.. Правильно он, выходит, отклонял попытки опасного экспериментирования над Алем: терпение и время, время и терпение – среда и жизнь свое возьмут. Не могли не взять, ибо некуда в нынешней жизни развиться личности Берна, тем ее качествам, которые он принес из XX века; и по этой же причине не могла не прорасти, не развернуться в нем, не заявить о себе личность Дана. И вот – получилось.
Стало быть, и с этим все. Ныне отпущаеши…
«Постой, – вдруг опомнился биолог, – я не тем взволнован, не тому радуюсь.
То, что в Але проявилась память астронавта, – мой маленький результат. Но главное другое: о чем эта память? Ведь похоже, что в ней сведения о Контакте. Там, у Альтаира, эти „высшие простейшие“, амебы какие-то мыслящие… и два астронавта Девятнадцатой экспедиции с ними общались!
Выходит, версия гибели Дана неверна… Постой, постой, даже и это неважно: что версия неверна и что гибель была. То, о чем мечтали, как только осознали множественность миров во Вселенной, то, чего искали последние века, – свершилось? И пусть свершилось как-то не так, с осложнениями, все равно – знакомство с иным разумом, с иным путем развития!.. А меня это не волнует и не трогает. Не волнует даже, что носитель информации о Контакте – вон он плавает у скал. Разделался с последней жизненной задачей и все? Дальше не мое, не для меня?..
Значит, вот ты какая, моя смерть!»
15. ХОЛОДНАЯ НОЧЬ
В ралли «Таймыр – Крым» Арно отправился, чтобы хоть ненадолго отдалиться от Ксены. Дать подумать ей, подумать самому. Ничего не было сказано между ними на прощание; может, она догонит или он вернется. А скорее, и не догонит, и он не вернется.
…Было кое-что сказано три дня назад, ночью, в коттедже. Ксену вдруг прорвало:
– Ну, Арно, миленький, ну, командир, рыжий с гордой душой! – Она положила голову ему на грудь. – Отпусти меня к нему, а Он понял, о ком речь. Не шевельнулся.
– Отправляйся, разве я что говорю!
– Ты не говоришь – ты молчишь! – Ксена откинулась. – Ты в душе отпусти.
И вот теперь он отпускал в душе. Дело было не в любви и не в ревности – хотя немного и в том, и в другом; понял Арно, что Ксена исцелилась от шока Одиннадцатой планеты. Теперь для нее как и для любого сильного, душевно здорового человека, нет счастья в благополучии, в застойном однообразии жизни – пусть даже приперченном гонками на автодроме. Хочется испытать дух свой, пройти, балансируя, над психической пропастью, в которую ее ввергла история с Даном. «Зачем мне душа, если нет для нее погибели!» – вспомнил Арно фразу из старой книги.
Не могло ее, его Ксену, тянуть к Пришельцу как к личности, человеку – пусть даже в нем есть частица Дана. Не могло! Ей нужна от встречи с ним именно хорошая доза «погибели»: волнений, терзаний, чтобы убедиться в крепости и здоровье духа. И в добрый час. Удерживать – хоть молча, хоть словами – значит изводить ее и себя. Пусть действует и решает сама.
Только холодно стало на душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80