Ее ноги блестели — она напылила новомодные аэрозольные чулки с алюминиевым блеском.
— Египтяне с таким добавочным днем лучше обходились, — сказал он. — Каждый год они как бы откладывали оставшуюся часть дня и накапливали их, скажем, в задней комнате храма. Затем через каждые тысячу четыреста шестьдесят лет из этих четвертинок набегал целый год и так они заполучали дополнительный год, который не включали в календарь. Сотический год. Звезды — Сириуса, Сотис по-древнегречески. Конечно, времена года порядком запутывались к моменту наступления Сотического года, но это было неважно. Весь год шли празднества. В ознаменование наступления Сотического года сжигали живьем в гнезде, сплетенном из пальмовых ветвей, орла с раскрашенными крыльями. А затем времена года вновь начинали чередоваться правильно. Так зародилась легенда о птице Феникс.
Мардж хихикнула. Мотор впереди идущей машины заглох, от жары радарная установка автомобиля Кеннеди включила тормоза и сбавила обороты, Теда с Мардж качнуло вперед: скорость упала до 30 миль в час.
— Да, это была отлаженная система, — продолжал Кеннеди. — И Египет просуществовал достаточно долго, чтобы успеть отпраздновать два или три Сотических года. Император Август убил Феникса в 30 году до нашей эры, после чего переделал древнеегипетский календарь. И больше не стало праздников длиной в год. Хорошо, хоть теперь удается веселиться раз в четыре года.
Кондиционер в салоне уныло взвыл, когда машина остановилась.
Мардж сказала:
— Тысячу четыреста шестьдесят лет назад Америка принадлежала индейцам, наши предки красили лица в синий цвет и поклонялись друидам в плетенках. А еще через столько же лет нас уже все позабудут. Теперь Сотические годы не могли бы наступить — ко времени следующего некому было бы вставить его в календарь.
— Да нет, отчего же. Иначе бы зима наступала в мае, а лето в ноябре и к тому же…— Пробка впереди рассосалась, и Тед снова послал машину вперед. Двусторонний термометр показывал 69 градусов внутри машины и 97 градусов по Фаренгейту снаружи. Компас показывал, что они ехали на запад по магистрали к Проливу. Совсем неплохая машина, старый «Фронтенак-42», подумал Кеннеди. Конечно, не чета хогеновскому новому «шевви-кадди», но этот для меня вполне годится.
Движение снова застопорилось. Кеннеди отпустил руль и положил руку на прохладное колено жены.
— Тед?
— Да?
— Давай сегодня отдохнем как следует. Расслабимся. Успокоимся. Ради удовольствия.
— Конечно, Мардж. Сегодня Всемирный праздник. Прочь все заботы.
Он шлепнулся спиной о спинку кресла от того, что машина вдруг ринулась вперед.
— Черт! Как ездят эти празднующие водители!
Месяц выдался не из легких. Зато интересный. Они со Сполдингом всецело погрузились в создание ганимедской колонии. Наброски биографий несуществующих людей сложились в горы бумаги; тут были и толстые папки метеосводок по Ганимеду и донесения о трудностях жизни под куполом станции, и миллион разнообразных подробностей. Все это напоминало создание рассказа о космических приключениях, думал Кеннеди, с одной только разницей — те истории предназначались для фантастических журналов. Сведения о колонии на Планете шли в распечатку теленовостей, и публика жадно поглощала их. Там сообщалось в частности: «Ганимед, 23 мая 2044 г.».
На экспериментальной станции добровольцев Корпорации развития и исследования Внеземелья на малой планете Ганимед, после вчерашнего сильного снегопада день прошел относительно спокойно. Лестер Брукман, начальник колонии, прокомментировал его для нас так: «Если не считать обычного риска для жизни на чужой планете, то у нас все идет прекрасно».
Единственный пациент медицинского отсека чувствует себя, по свидетельству врача, хорошо. Это миссис Хелен Дейвенант, тридцати одного года, жена инженера-атмосферщика, у которой вчера утром был приступ острого аппендицита. Хирург колонии Дэвид Хорнсфолл сказал по завершении операции: «Миссис Дейвенайт в хорошем состоянии, опасности осложнений нет. Небольшая сила тяжести поможет ей скоро поправиться и, я надеюсь, через несколько дней она сможет вернуться к работе в гидропонных оранжереях». Эти новости успокоили опасения миллионов землян, вызванные преждевременным сообщением о случае перитонита».
Дело покатилось, подумал Кеннеди. Эмоциональное соучастие миллионов. Мыльная опера космического масштаба. Прошло немногим более месяца с тех пор, как псевдоколония, детище Кеннеди и Сполдинга, стала известна миру, и все это время жизнь с Мардж становилась сложнее и сложнее. В открытую, конечно, ничего не говорилось. Мардж вообще ничего не говорила о работе Кеннеди. Но вечерами они подолгу молчали, в то время как прежде проводили такие вечера в оживленной беседе. Теперь заметна была скованность в отношениях. Близость исчезла, их постоянное подтрунивание друг над другом стало каким-то вымученным.
И все же, думал он, может быть, она сможет преодолеть себя. Диноли, Вацински и остальные в агентстве высоко оценивали то, что он делал для проекта, он широкими шагами поднимался по должностной лестнице, с чем нельзя было не считаться. И в сегодняшний праздничный день он надеялся, что ему удастся навести каким-то образом мост и вновь сблизиться с Мардж. Он сделал крутой вираж, и машина взлетела по крутому пандусу на Джойлендский мост.
Парк Джойленд занимал 40 акров Плавучего острова, построенного в проливе Лонг-Айленд на рубеже веков во время Ярмарки Мира 2000-2001 годов. Теперь, конечно, остров не плавает, а прочно заякорен. Однако в дни Ярмарки он действительно свободно перемещался по проливу, и попасть на него можно только паромом, гонявшимся за быстро перемещавшимся островом. На поддержание огромных двигателей острова шло слишком много горючего, 30 лет назад их сняли и остров поставили на прикол в миле от берега, хотя прежнее название за ним сохранилось.
Мост на острове сиял тонкой полоской в полуденном солнце, на него нельзя было смотреть без рези в глазах. Кеннеди приостановился у пункта сбора мостовой пошлины и смотрел, как сотни машин, одна за другой, катили по пролету моста. Нижний уровень был пуст — к наступлению темноты он заполнится машинами, возвращающимися по домам. Он вложил доллар в руку сборщика пошлин и пришпорил свою машину, которая вынесла его на мост.
Переезд занял 15 минут, припарковка еще 15 минут. Наконец, все обязательные формальности выполнены, и он был волен делать что угодно, с парковым чеком в кармане и шутовским колпаком на голове. У Мардж на голове тоже красовалось нечто невообразимое — огромная оранжевая шляпа с миллионом извивающихся бумажных полосок, придававших ей вид Медузы-Горгоны. Его головной убор был поскромнее — черно-серый цилиндр гробовщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Египтяне с таким добавочным днем лучше обходились, — сказал он. — Каждый год они как бы откладывали оставшуюся часть дня и накапливали их, скажем, в задней комнате храма. Затем через каждые тысячу четыреста шестьдесят лет из этих четвертинок набегал целый год и так они заполучали дополнительный год, который не включали в календарь. Сотический год. Звезды — Сириуса, Сотис по-древнегречески. Конечно, времена года порядком запутывались к моменту наступления Сотического года, но это было неважно. Весь год шли празднества. В ознаменование наступления Сотического года сжигали живьем в гнезде, сплетенном из пальмовых ветвей, орла с раскрашенными крыльями. А затем времена года вновь начинали чередоваться правильно. Так зародилась легенда о птице Феникс.
Мардж хихикнула. Мотор впереди идущей машины заглох, от жары радарная установка автомобиля Кеннеди включила тормоза и сбавила обороты, Теда с Мардж качнуло вперед: скорость упала до 30 миль в час.
— Да, это была отлаженная система, — продолжал Кеннеди. — И Египет просуществовал достаточно долго, чтобы успеть отпраздновать два или три Сотических года. Император Август убил Феникса в 30 году до нашей эры, после чего переделал древнеегипетский календарь. И больше не стало праздников длиной в год. Хорошо, хоть теперь удается веселиться раз в четыре года.
Кондиционер в салоне уныло взвыл, когда машина остановилась.
Мардж сказала:
— Тысячу четыреста шестьдесят лет назад Америка принадлежала индейцам, наши предки красили лица в синий цвет и поклонялись друидам в плетенках. А еще через столько же лет нас уже все позабудут. Теперь Сотические годы не могли бы наступить — ко времени следующего некому было бы вставить его в календарь.
— Да нет, отчего же. Иначе бы зима наступала в мае, а лето в ноябре и к тому же…— Пробка впереди рассосалась, и Тед снова послал машину вперед. Двусторонний термометр показывал 69 градусов внутри машины и 97 градусов по Фаренгейту снаружи. Компас показывал, что они ехали на запад по магистрали к Проливу. Совсем неплохая машина, старый «Фронтенак-42», подумал Кеннеди. Конечно, не чета хогеновскому новому «шевви-кадди», но этот для меня вполне годится.
Движение снова застопорилось. Кеннеди отпустил руль и положил руку на прохладное колено жены.
— Тед?
— Да?
— Давай сегодня отдохнем как следует. Расслабимся. Успокоимся. Ради удовольствия.
— Конечно, Мардж. Сегодня Всемирный праздник. Прочь все заботы.
Он шлепнулся спиной о спинку кресла от того, что машина вдруг ринулась вперед.
— Черт! Как ездят эти празднующие водители!
Месяц выдался не из легких. Зато интересный. Они со Сполдингом всецело погрузились в создание ганимедской колонии. Наброски биографий несуществующих людей сложились в горы бумаги; тут были и толстые папки метеосводок по Ганимеду и донесения о трудностях жизни под куполом станции, и миллион разнообразных подробностей. Все это напоминало создание рассказа о космических приключениях, думал Кеннеди, с одной только разницей — те истории предназначались для фантастических журналов. Сведения о колонии на Планете шли в распечатку теленовостей, и публика жадно поглощала их. Там сообщалось в частности: «Ганимед, 23 мая 2044 г.».
На экспериментальной станции добровольцев Корпорации развития и исследования Внеземелья на малой планете Ганимед, после вчерашнего сильного снегопада день прошел относительно спокойно. Лестер Брукман, начальник колонии, прокомментировал его для нас так: «Если не считать обычного риска для жизни на чужой планете, то у нас все идет прекрасно».
Единственный пациент медицинского отсека чувствует себя, по свидетельству врача, хорошо. Это миссис Хелен Дейвенант, тридцати одного года, жена инженера-атмосферщика, у которой вчера утром был приступ острого аппендицита. Хирург колонии Дэвид Хорнсфолл сказал по завершении операции: «Миссис Дейвенайт в хорошем состоянии, опасности осложнений нет. Небольшая сила тяжести поможет ей скоро поправиться и, я надеюсь, через несколько дней она сможет вернуться к работе в гидропонных оранжереях». Эти новости успокоили опасения миллионов землян, вызванные преждевременным сообщением о случае перитонита».
Дело покатилось, подумал Кеннеди. Эмоциональное соучастие миллионов. Мыльная опера космического масштаба. Прошло немногим более месяца с тех пор, как псевдоколония, детище Кеннеди и Сполдинга, стала известна миру, и все это время жизнь с Мардж становилась сложнее и сложнее. В открытую, конечно, ничего не говорилось. Мардж вообще ничего не говорила о работе Кеннеди. Но вечерами они подолгу молчали, в то время как прежде проводили такие вечера в оживленной беседе. Теперь заметна была скованность в отношениях. Близость исчезла, их постоянное подтрунивание друг над другом стало каким-то вымученным.
И все же, думал он, может быть, она сможет преодолеть себя. Диноли, Вацински и остальные в агентстве высоко оценивали то, что он делал для проекта, он широкими шагами поднимался по должностной лестнице, с чем нельзя было не считаться. И в сегодняшний праздничный день он надеялся, что ему удастся навести каким-то образом мост и вновь сблизиться с Мардж. Он сделал крутой вираж, и машина взлетела по крутому пандусу на Джойлендский мост.
Парк Джойленд занимал 40 акров Плавучего острова, построенного в проливе Лонг-Айленд на рубеже веков во время Ярмарки Мира 2000-2001 годов. Теперь, конечно, остров не плавает, а прочно заякорен. Однако в дни Ярмарки он действительно свободно перемещался по проливу, и попасть на него можно только паромом, гонявшимся за быстро перемещавшимся островом. На поддержание огромных двигателей острова шло слишком много горючего, 30 лет назад их сняли и остров поставили на прикол в миле от берега, хотя прежнее название за ним сохранилось.
Мост на острове сиял тонкой полоской в полуденном солнце, на него нельзя было смотреть без рези в глазах. Кеннеди приостановился у пункта сбора мостовой пошлины и смотрел, как сотни машин, одна за другой, катили по пролету моста. Нижний уровень был пуст — к наступлению темноты он заполнится машинами, возвращающимися по домам. Он вложил доллар в руку сборщика пошлин и пришпорил свою машину, которая вынесла его на мост.
Переезд занял 15 минут, припарковка еще 15 минут. Наконец, все обязательные формальности выполнены, и он был волен делать что угодно, с парковым чеком в кармане и шутовским колпаком на голове. У Мардж на голове тоже красовалось нечто невообразимое — огромная оранжевая шляпа с миллионом извивающихся бумажных полосок, придававших ей вид Медузы-Горгоны. Его головной убор был поскромнее — черно-серый цилиндр гробовщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42