Он вернулся в свой кабинет на одиннадцатом этаже, где они теперь размещались с Дейвом Сполдингом, оглушенный. Полет на Ганимед, думал он. Я скажу, что Мардж меня не отпускает. Что мы ждем ребенка. Назову любую причину.
Его отказ будет выглядеть не очень хорошо. Но он, черт побери, не собирался торчать там три недели, живя в тех условиях, о которых писал.
— У тебя такой вид, будто тебя гильотинировали, — сказал Сполдинг, когда Кеннеди вошел. — Они тебя не выгнали?
— Нет, мне не настолько повезло. Я получил уникальное предложение. Корпорация предлагает мне совершить трехнедельное путешествие на Ганимед, чтобы почувствовать на своей шкуре, каково там.
На худом лице Спеллинга мелькнуло жадное выражение. Отвратительное, как если бы Сполдинг вдруг понял, что он станет главным на время отсутствия Кеннеди и будет выполнять работу ранга второго класса.
— Ты, конечно, согласишься?
Кеннеди скорчил гримасу.
— Если меня к этому принудят, но я уверен, что Мардж поднимет крик. Она терпеть не может оставаться одна даже на ночь. А тут три недели…
— Она не может поехать с тобой?
— Место только для одного пассажира. Отлет в четверг, если я соглашусь. Но тогда ведь тебе придется самому отвечать за проект, верно?
— Я сумею справиться.
— Знаю. Но, предположим, во время моего отъезда у тебя неожиданно начнется новый приступ морализаторства? Вдруг ты выйдешь из дела, пока я витаю в космических далях, и посадишь весь проект на мель? Что тогда делать Вацински, объявить, что связь с Ганимедом неожиданно прервалась и ждать моего возвращения, чтобы возместить нанесенный ущерб?
Сполдинг сжал губы.
— Я уже говорил тебе, что совсем не планирую уходить. Еще не могу себе этого позволить. Ни малейшего повода думать о моем уходе я тебе не давал за последние пять недель, разве не так? Я трудился над проектом как верный пес.
— Прости, Дейв. Я паршиво провел уикэнд. Совсем не хотел обрушиваться на тебя. Давай займемся работой.
Он вытащил одно из тысячи досье, сочиненных им. Тут расписаны подробные биографии для каждого из 313 колонистов, поселенных ими на Ганимеде, и каждое утро выбиралась новая папка для сводки новостей.
— Думаю, пора объявить, что Мэри Уоллз забеременела, — сказал Кеннеди. — У нас на Ганимеде еще не было беременных. Где у тебя специальная медицинская папка, приготовленная Роллинзом?
Сполдинг вытащил тонкую папку черной кожи — врач перечислил возможные медицинские осложнения в колонии. Роды при пониженной гравитации, болезни, связанные с перепадами давления, и т. п.
Сполдинг отпечатал информацию для прессы о первой беременности на Ганимеде с высказываниями счастливой будущей матери, ошеломленного будущего отца. /"Боже, вот это новость! Да моя мать у себя в Техасе подпрыгнет от радости, когда узнает о Мэри»./ Ну и, конечно, комментарии записного болтуна директора Брукмана.
Пока Сполдинг трудился над этим, Кеннеди достал из фотоальбома снимок Мэри Уоллз /техники агентства сфабриковали портреты всех членов колонии/ и подготовил его для выпуска вместе с информацией Сполдинга. Затем поработал над колонкой новостей для Хроники колонии, которую вел постоянно и отрывки откуда шли в распечатку на информационных листках; пометил себе, что необходимо заказать для миссис Уоллз платье до четверга, чтобы отправить его с ближайшим транспортным кораблем.
Мысль о транспортном корабле напомнила о его собственной судьбе. «Дьявол, — подумал он, — я не хочу на Ганимед».
Он уже дошел до той стадии, что сам верил в существование колонии там, наверху. Он мог воочию представить себе директора Брукмана с его квадратной челюстью, внешне сурового, но скрывающего чувствительную душу, мог вообразить розовощекую Мэри Уоллз, которой усатый доктор Хорнсфолл сообщает о предстоящем счастье, рождении ребенка.
И все это было выдумкой. Персонал станции на Ганимеде состоял из дюжины бородатых дурно пахнущих космонавтов, и точка. Он не хотел туда лететь.
Кеннеди понимал, что Сполдинг вполне справится с делами и без него. Теперь все шло по накатанной дороге: каналы новостей открыты и хорошо смазаны, население заинтриговано, а каждый из 313 колонистов на Ганимеде обрел ощутимость не только в его сознании, но и в мыслях Сполдинга, так же как в представлении всего мира. Теперь колония жила своей жизнью. Сполдингу надо будет только поддерживать ее существование, выступая хронистом в его отсутствие.
Они запустили историю с беременностью до обеда и принялись набрасывать план на завтра. Сполдинг сочинял «автобиографию директора Брукмана» для большого еженедельника, который должен был печатать ее в нескольких номерах с продолжениями /ставки гонорара еще не были утрясены/, а Кеннеди описывал развитие беременности Мэри Уоллз. Он было подумал сообщить через два месяца о выкидыше, но отказался от этой идеи — такой поворот событий мог пробудить в публике лишь кратковременную жалость. Оставить ее в ожидании было более эффективно. К концу рабочего дня, как всегда, накатила усталость. Он откинулся в кресле и сидел, глядя на дрожащие руки. »…Боже, — думал он, — это величайший обман в истории человечества. И породил его я».
По его оценке теперь проектом занимались около 50 человек. Слишком много. Что, если кто-нибудь из них вдруг проболтается? Не линчуют ли их тогда всех?
Скорее всего нет, ответил он себе. Их выдумка уже слишком прочно вошла в жизнь. Они выполнили свою работу более чем убедительно. Теперь, если кто-нибудь вдруг встал бы и во всеуслышание объявил, что все обман, а колонии на Ганимеде не существует, проще простого было бы отмахнуться от такого заявления, как от явной чепухи и спокойно приняться за подготовку следующей подборки материала для прессы.
Но все же размеры, до которых разрослось дело, вызывали неприятный холодок внутри. Он поглядел на спину Сполдинга, тюкающего на машинке, и внутренне содрогнулся. Полуденные выпуски новостей вовсю уже кричали о радостной вести, что Мэри Уоллз — крошка Мэри Уоллз, двадцати пяти лет, рыжеволосая врач-диетолог колонии, которая два года замужем за долговязым Майком Уоллзом, двадцати девяти лет из Хьюстона, штат Техас, собирается родить.
Он сжал кулаки. Когда это кончится? Сохранилось ли что-нибудь настоящее?
Может быть, и он сам — лишь персонаж из сообщения для печати какого-то бойкого писаки из иного измерения? Знает ли Мэри Уоллз там, на Ганимеде, что она — картонная фигурка, движениями которой управляет один задерганный тип из Нью-Йорка, и что повинны в ее беременности не ласки мужа, а некое божественное мановение Теодора Кеннеди?
Он стер пот со лба. В прозрачную стену их кабинета загрохотал массивный кулак, и Кеннеди, поднявши голову, встретился взглядом с ухмыляющимся Альфом Хогеном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42