Ти открыла одну из стеклянных дверок и вытащила мерцающий рубином куб размером с ее голову. Осторожно взяв его в руки, Клей поразился его неожиданной легкости.
Куб разговаривал с ним на незнакомом языке. Звучание его было весьма странным: льющийся, богатый анапестом ритм усиливали неожиданные вторжения, разбивавшие строчки, словно топором. Несомненно, это — поэзия, но не его времени. Раскручивался моток звуков. Он безуспешно пытался уловить хотя бы одно знакомое слово, но тщетно, это неуловимое бормотание было загадочнее бормотания финна во сне.
— Что это? — решился он, наконец, задать вопрос.
— Книга.
Клей нетерпеливо кивнул головой, уже догадавшись:
— Какая книга? О чем?
— Древняя поэма. В те времена Луна еще светила в небе.
— Это было давно?
— Еще до Дыхателей. До Ожидающих. Может это поэма Заступников, но они не говорили на таком языке.
— Ты понимаешь его?
— О да, — ответила Ти. — Да, конечно! Как он прекрасен!
— И что же значат эти слова!
— Не знаю.
Парадокс требовал некоторого времени на раздумье, и пока он занимался этим, она забрала от него куб и вернула его на место; тот словно растворился в сумерках пещеры. Теперь он получил какой-то гофрированный ящичек, сделанный, вероятно, из жестких пластиковых мембран.
— Работа по истории, — объяснила она. — Хроники прошлых лет, описывающие развитие человечества вплоть до времен жизни их автора.
— Как же их прочесть?
— Вот так, — ее пальцы скользнули между мембран, слегка надавливая на них. Ящик издал низкий гудящий звук, который вскоре превратился в отдаленные слова. Клей повернул голову к ящику, пытаясь уловить хотя бы каплю смысла. Он услышал следующее:
«Проглоченный приседающий металл пот шлем гигантский синий колеса меньше деревья скакать брови осоловеть разрушение легкий убитый ветер и между нежно тайна в раскинуться растущий ждущий живший соединенный над сверкающий рисковать спать звонит стволы теплый думать мокрый семнадцать растворенный мир размер гореть».
— Здесь же нет никакого смысла, — пожаловался он. Ти, вздохнув, взяла из его рук ящик и поставила на полку. Подойдя к шкафчику, она вытащила набор блестящих металлических пластинок, скрепленных за один из углов.
— Что это?
— Очень древние, — ответила она. — Как же это называется? А, вот: «Технический проект массового транспорта в девятом веке».
Пластинки оказались в его руках. Девятый век — интересно после чего? Покрытые от края до края крошечными иероглифами, пластинки переливались всеми цветами радуги в зависимости от угла наклона. Цвета оставляли в его создании некоторые картинки. Он увидел невиданные города с пронзающими небеса небоскребами, которые соединялись на невообразимой высоте висячими мостами; в пролетающих по мостам капсулах сидели карикатурные люди с лиловыми лицами и комковатыми телами, широкоплечие, с куполообразной головой и слабыми глазами. Картинки сопровождались словами, но их смысла он не улавливал. Сигнал за сигналом они отскакивали от его скул и лба, исчезая в темных углах зала. Немного погодя, он устал от созерцания пластин и вернул их Ти.
Дальше она показала ему три небольших трубочки, сделанных из алмаза или чистого кварца, внутри которых переливалась маслянистая жидкость. Он тряс трубочки, и жидкость затекала то в один внутренний проход, то в другой. Тем временем Ти взяла откуда-то золотистую нить накала, изогнутую петлей, помещенную на тонкой серебряной дощечке. Она прикоснулась губами к дощечке, и нить засветилась холодным светом.
— Держи трубочки против света, — подсказала Ти. Он так и сделал. Пройдя сквозь внутренний лабиринт прозрачных трубочек, луч донес информацию в его мозг.
«Победа цветов».
«Бесконечность тоже может быть влажной».
«Остерегайся перемен, это парализует душу».
«Вино в истине».
«Череп смеется над хмуростью».
— Что это? — спросил он.
— Религиозный текст, — объяснила Ти. Метафазы заполняли его сознание, он весь дрожал, кожа его пылала. Через несколько минут Ти взяла трубочки и сунула их в шкафчик.
— Покажи мне что-нибудь еще, — резко потребовал он. — Покажи мне все!
Она протянула ему черный шлем, выточенный из одного полированного камня. Внутреннюю поверхность устилала какая-то масса, напоминавшая перья. Он примерил шлем, перья погрузились в его череп и внезапное сознание своих новых способностей потрясло его: он мог различать движение атомов и колебания молекул. Вселенная превратилась в пелену пляшущих бесцветных капель, блистающих в дымке туч и ослепляющих вспышками энергии. Он мог изучить структуры планеты: вот пятна голубого света, представляющие некую массу, а вот горящие шары, представляющие другую, вот серые прямоугольники, тесно набитые электронами. Ти отобрала шлем и поместила в него маленький сосуд, из которого начал изливаться поток палочек слоновой кости — они покрыли весь пол. Он закричал и палочки снова прыгнули в сосуд. Ти показала ему конструкцию из поющей проволоки, чьи концы перекрывали друг друга таким образом, что создавали маленький глазок в пересеченное ничто. Он заглянул туда и увидел оранжевое нутро какой-то звезды. Следующей игрушкой Ти стала тонкая желтая палочка, от одного конца до другого покрытая выгравированными параллельными линиями: это, объяснила она, последний ключ, сделанный на Земле.
— И где же дверь, которую он открывает?
Ти улыбалась, словно извиняясь, что двери больше нет. Затем он увидел медный диск, на котором помещались все написанные за десять тысяч лет ранней истории стихи. Но все это было позднее, чем его время. Ти разрешила ему потрогать рукоятки машины, превращающей озера в горы, а горы в облака. Когда рука Ти коснулась его лба, он осознал, что эта комната — не единственное хранилище древностей, что таких комнат много, они тянутся дальше и дальше и каждая из них от пола до потолка набита сокровищами прежних веков. Здесь и музыка, и поэзия, и художественная литература, и философия, науки и история цивилизаций, здесь техника различных видов человечества, здесь карты, указатели, каталоги, словари, энциклопедии, сокровища, своды законов, хроники династий, альманахи, алмагесты, подборки данных, записные книжки и коды. Пыльные комнаты полны археологических реликвий, собраний каждой цивилизации. Углубляясь в лабиринт помещений, он уловил знаки настоящих бумажных книг, бобин магнитной пленки, снимков и фильмов, всех записывающих приборов своего примитивного времени и содрогнулся при мысли, сколько тысячелетий пережили эти вещи. Тысяча тысяч вопросов заливали его сознание. Свои следующие три бесконечности он проведет в этой горе, раскапывая прошлое, чтобы узнать то, чего не хотели говорить ему здешние обитатели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Куб разговаривал с ним на незнакомом языке. Звучание его было весьма странным: льющийся, богатый анапестом ритм усиливали неожиданные вторжения, разбивавшие строчки, словно топором. Несомненно, это — поэзия, но не его времени. Раскручивался моток звуков. Он безуспешно пытался уловить хотя бы одно знакомое слово, но тщетно, это неуловимое бормотание было загадочнее бормотания финна во сне.
— Что это? — решился он, наконец, задать вопрос.
— Книга.
Клей нетерпеливо кивнул головой, уже догадавшись:
— Какая книга? О чем?
— Древняя поэма. В те времена Луна еще светила в небе.
— Это было давно?
— Еще до Дыхателей. До Ожидающих. Может это поэма Заступников, но они не говорили на таком языке.
— Ты понимаешь его?
— О да, — ответила Ти. — Да, конечно! Как он прекрасен!
— И что же значат эти слова!
— Не знаю.
Парадокс требовал некоторого времени на раздумье, и пока он занимался этим, она забрала от него куб и вернула его на место; тот словно растворился в сумерках пещеры. Теперь он получил какой-то гофрированный ящичек, сделанный, вероятно, из жестких пластиковых мембран.
— Работа по истории, — объяснила она. — Хроники прошлых лет, описывающие развитие человечества вплоть до времен жизни их автора.
— Как же их прочесть?
— Вот так, — ее пальцы скользнули между мембран, слегка надавливая на них. Ящик издал низкий гудящий звук, который вскоре превратился в отдаленные слова. Клей повернул голову к ящику, пытаясь уловить хотя бы каплю смысла. Он услышал следующее:
«Проглоченный приседающий металл пот шлем гигантский синий колеса меньше деревья скакать брови осоловеть разрушение легкий убитый ветер и между нежно тайна в раскинуться растущий ждущий живший соединенный над сверкающий рисковать спать звонит стволы теплый думать мокрый семнадцать растворенный мир размер гореть».
— Здесь же нет никакого смысла, — пожаловался он. Ти, вздохнув, взяла из его рук ящик и поставила на полку. Подойдя к шкафчику, она вытащила набор блестящих металлических пластинок, скрепленных за один из углов.
— Что это?
— Очень древние, — ответила она. — Как же это называется? А, вот: «Технический проект массового транспорта в девятом веке».
Пластинки оказались в его руках. Девятый век — интересно после чего? Покрытые от края до края крошечными иероглифами, пластинки переливались всеми цветами радуги в зависимости от угла наклона. Цвета оставляли в его создании некоторые картинки. Он увидел невиданные города с пронзающими небеса небоскребами, которые соединялись на невообразимой высоте висячими мостами; в пролетающих по мостам капсулах сидели карикатурные люди с лиловыми лицами и комковатыми телами, широкоплечие, с куполообразной головой и слабыми глазами. Картинки сопровождались словами, но их смысла он не улавливал. Сигнал за сигналом они отскакивали от его скул и лба, исчезая в темных углах зала. Немного погодя, он устал от созерцания пластин и вернул их Ти.
Дальше она показала ему три небольших трубочки, сделанных из алмаза или чистого кварца, внутри которых переливалась маслянистая жидкость. Он тряс трубочки, и жидкость затекала то в один внутренний проход, то в другой. Тем временем Ти взяла откуда-то золотистую нить накала, изогнутую петлей, помещенную на тонкой серебряной дощечке. Она прикоснулась губами к дощечке, и нить засветилась холодным светом.
— Держи трубочки против света, — подсказала Ти. Он так и сделал. Пройдя сквозь внутренний лабиринт прозрачных трубочек, луч донес информацию в его мозг.
«Победа цветов».
«Бесконечность тоже может быть влажной».
«Остерегайся перемен, это парализует душу».
«Вино в истине».
«Череп смеется над хмуростью».
— Что это? — спросил он.
— Религиозный текст, — объяснила Ти. Метафазы заполняли его сознание, он весь дрожал, кожа его пылала. Через несколько минут Ти взяла трубочки и сунула их в шкафчик.
— Покажи мне что-нибудь еще, — резко потребовал он. — Покажи мне все!
Она протянула ему черный шлем, выточенный из одного полированного камня. Внутреннюю поверхность устилала какая-то масса, напоминавшая перья. Он примерил шлем, перья погрузились в его череп и внезапное сознание своих новых способностей потрясло его: он мог различать движение атомов и колебания молекул. Вселенная превратилась в пелену пляшущих бесцветных капель, блистающих в дымке туч и ослепляющих вспышками энергии. Он мог изучить структуры планеты: вот пятна голубого света, представляющие некую массу, а вот горящие шары, представляющие другую, вот серые прямоугольники, тесно набитые электронами. Ти отобрала шлем и поместила в него маленький сосуд, из которого начал изливаться поток палочек слоновой кости — они покрыли весь пол. Он закричал и палочки снова прыгнули в сосуд. Ти показала ему конструкцию из поющей проволоки, чьи концы перекрывали друг друга таким образом, что создавали маленький глазок в пересеченное ничто. Он заглянул туда и увидел оранжевое нутро какой-то звезды. Следующей игрушкой Ти стала тонкая желтая палочка, от одного конца до другого покрытая выгравированными параллельными линиями: это, объяснила она, последний ключ, сделанный на Земле.
— И где же дверь, которую он открывает?
Ти улыбалась, словно извиняясь, что двери больше нет. Затем он увидел медный диск, на котором помещались все написанные за десять тысяч лет ранней истории стихи. Но все это было позднее, чем его время. Ти разрешила ему потрогать рукоятки машины, превращающей озера в горы, а горы в облака. Когда рука Ти коснулась его лба, он осознал, что эта комната — не единственное хранилище древностей, что таких комнат много, они тянутся дальше и дальше и каждая из них от пола до потолка набита сокровищами прежних веков. Здесь и музыка, и поэзия, и художественная литература, и философия, науки и история цивилизаций, здесь техника различных видов человечества, здесь карты, указатели, каталоги, словари, энциклопедии, сокровища, своды законов, хроники династий, альманахи, алмагесты, подборки данных, записные книжки и коды. Пыльные комнаты полны археологических реликвий, собраний каждой цивилизации. Углубляясь в лабиринт помещений, он уловил знаки настоящих бумажных книг, бобин магнитной пленки, снимков и фильмов, всех записывающих приборов своего примитивного времени и содрогнулся при мысли, сколько тысячелетий пережили эти вещи. Тысяча тысяч вопросов заливали его сознание. Свои следующие три бесконечности он проведет в этой горе, раскапывая прошлое, чтобы узнать то, чего не хотели говорить ему здешние обитатели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52