Он раздумывал над такими феноменами, присущими этому времени, как двусмысленность пола и непостоянность смертности. Во время этого осмысления, которое потребовало немалой концентрации, он не слишком много внимания обращал на окрестности, и прошло немало времени, прежде чем он обнаружил, что место, где они идут, уныло и безрадостно.
Наступила ночь и спрятала от него мрачный пейзаж, но от земли поднималось слабое лиловое свечение, достаточное для того, чтобы видеть окрестности. Плоская, бесплодная равнина, сухая почва хрустит под ногами, крошечные острые камешки ранят ступни. На горизонте виднелись огромные каменные клинья. Никакой растительности — даже типичных для пустынь колючек. Неприятный жужжащий звук, словно о стекло билась муха, исходил из отверстий под ногами; встав на колени перед одним из них, чтобы прислушаться получше, он уловил зловещий гул в подземной норе. Возникло чувство невыносимой сухости. Ночное небо подернулось какой-то тонкой дымкой, скрывающей звезды. Может это еще один земной ад, о которых рассказывала Нинамин, собрат Былого. Может это место называется Пустота? Или Медленное? Или Тяжелое? Или Мрачное? Осторожно брел он по песчаной лиловой равнине, опасаясь споткнуться. Неподходящее место для ночных прогулок в голом виде.
— Как называется это место? — немного погодя спросил он у сфероида.
Но тот был чужд и этому времени и этому месту. Ответа не последовало.
В горле пересохло. Кожа покрылась налетом каменистой пыли. Когда он моргал, веки царапали зрачки. Клея охватила осторожность и подозрительность, за каждым валуном мерещилось чудовище. Что это за звуки? Шорох скорпиона? Острый хвост скребет по гальке? В кишках рептилии перемалываются камни? Но вокруг ничего не было, кроме ночи и тишины. Сфероид, резво кативший вперед, намного опередил Клея. Тот старался ускорить шаг, рискуя поранить ноги о камни на тропе.
— Подожди! — хрипло закричал он. — Я же не на колесах. Я не могу идти так быстро.
Но сфероид словно забыл язык этой эпохи, он не обратил внимания на призыв Клея и вскоре исчез за дымным горизонтом.
Остановившись, Клей принялся искать свободную от острых камней тропинку. Лиловое свечение — возможно местная радиоактивность — стало настолько тусклым, что он почти ничего не различал и решил не двигаться до утра. Риск провалиться в какую-нибудь расщелину вовсе не привлекал. Будет ли сложный перелом ноги здесь так же неприятен, как если бы действие происходило в старой Аризоне? Неизвестно. Может, обломки быстро срастутся, а повреждения кожи и тканей заживут словно во сне, но он не желал бы попробовать этого. Дурной сон мог окончиться, но не все же сон, даже здесь, и он вовсе не старался оказаться в подобной ситуации. Он подождет до рассвета.
Фантомы плясали вокруг в бессонной ночи. Мелькали видения, звенящие, как проволока. Слышалось рычание и отдаленные рыдания. Какой-то хор больших черных жуков. Ветер нес холод и пыль. Прозрачные пальцы щекотали разум в поисках входа. Он был оплетен медленными спиралями чистого страха. Дымка в небе исчезла, возможно поглощенная неким бороздящим небеса существом, и засияли незнакомые звезды. Они не доставили удовольствия: наш свет льется для Земли времени автомобилей и водородных бомб, он льется движением танцующих меж галактик молекул, и вот он, а вот ты. Бедный голый дурачок. Когда же наступит утро? Кто это бегает по пальцам ног? Рой насекомых? Почему темнота надвинулась на меня?
Наконец появились первые проблески света. В небо скользнули раскаленные добела прутья. С запада примчался горячий ветер. Краснота заполнила все, поглощая влагу мира, вплоть до самого горизонта. Сухо. Сухо. Сухо. Уродливые ржавые звуки. Свет. Небо плавилось, медь, бронза и цинк с вкраплениями молибдена, магнезии и свинца. Камни залили вольфрамовые лужи. Рассвет слепил сиянием. Клей отвернулся от него, прикрыв лоб козырьком ладони, и крался, словно попавший в кастрюлю несчастный красный рак. Воздух напоминал отраженное море с расплывающимися зелеными, желтыми и коричневыми кругами, перекрывающимися и смешивающимися друг с другом. Мир сбился с пути. В глаза Клея ударили пять первичных цветов, никогда прежде не виденных им. Как их назвать? Как он назовет этот глубокий холодный оттенок? А этот жесткий прямолинейный тон, такой поучающий и запрещающий? Этот мягкий и чувствительный, этот грубый и распухший, этот сложный, заставляющий умолкнуть. Цвета смешивались, перемешивались, сталкивались. Утро засияло в полную силу.
Теперь стало понятно, что в этой пустыне, словно жар от камней, поднимаются и галлюцинации. Рассудок был ясен, а восприятия точны. Все, что он испытал, было вокруг него, а не внутри. Он медленно пошел вперед.
Камни превратились в яркие источники чистой энергии, чья красная поверхность дрожала, постоянно изменяясь. С одной стороны каждой каменной массы он видел кружащиеся золотые огни. С другой — не прекращаясь, рождались и вылетали в воздух бледные голубоватые сферы, тихо поднимались на высоту примерно десяти футов и исчезали. Все гудело. Все сияло внутренним светом. Голая почва ожила, покрылась цветами, растущими в лад с неким космическим потоком дыхания. Иссякающее царствование.
Кожа словно лабиринт. Руки — молоты. Пульсирующий голубой шланг свисает между ног. Пальцы ног заканчиваются когтями. На коленях глаза без бровей. Язык атласный. Слюна как стекло. Кровь как желчь, а желчь как кровь.
Страстно живой ветер рождает жизнь там, где касается земли, разбрасывая полыхающие красные бутоны. Время стало растяжимым, секунда растянулась до таких невероятных размеров, что кажется невозможным почувствовать ее, а затем целый век сжался в один стыдливый вздох. И пространство подвержено расширению и сжатию. Небо выпирает и надувается, становясь агрессивным в своих размерах, вжимая обитателей соседних континуумов в крошечные кармашки действительности. Затем все это падает, обрушивая каскады комет и астероидов.
Несмотря на окружающий хаос, Клей упрямо пробивается вперед. Большая часть из того, что он видит, прекрасна и вдохновляет его, хотя предназначена для того, чтобы внушить ужас. Он кричит среди фанфар и остается бесстрашным. Но есть жуткие моменты: горизонт опоясали зеленые дуги, словно предвещая Судный День, издавая поразительное крещендо скользящих звуков. Распустился лес враждебных зонтов. В небесах разверзлась бездна, из которой посыпался град серебряных ножей. Землю тошнило. Он настойчиво шел вперед. Пустыню сменила черная грязь и шепчущийся тростник. Его хватали крокодилы, ласкали какие-то скользкие твари. Чувство неизбежного наказания обрушивается на него. Он пробирается через озеро. Солнце обжигает бедра и пожирает ягодицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Наступила ночь и спрятала от него мрачный пейзаж, но от земли поднималось слабое лиловое свечение, достаточное для того, чтобы видеть окрестности. Плоская, бесплодная равнина, сухая почва хрустит под ногами, крошечные острые камешки ранят ступни. На горизонте виднелись огромные каменные клинья. Никакой растительности — даже типичных для пустынь колючек. Неприятный жужжащий звук, словно о стекло билась муха, исходил из отверстий под ногами; встав на колени перед одним из них, чтобы прислушаться получше, он уловил зловещий гул в подземной норе. Возникло чувство невыносимой сухости. Ночное небо подернулось какой-то тонкой дымкой, скрывающей звезды. Может это еще один земной ад, о которых рассказывала Нинамин, собрат Былого. Может это место называется Пустота? Или Медленное? Или Тяжелое? Или Мрачное? Осторожно брел он по песчаной лиловой равнине, опасаясь споткнуться. Неподходящее место для ночных прогулок в голом виде.
— Как называется это место? — немного погодя спросил он у сфероида.
Но тот был чужд и этому времени и этому месту. Ответа не последовало.
В горле пересохло. Кожа покрылась налетом каменистой пыли. Когда он моргал, веки царапали зрачки. Клея охватила осторожность и подозрительность, за каждым валуном мерещилось чудовище. Что это за звуки? Шорох скорпиона? Острый хвост скребет по гальке? В кишках рептилии перемалываются камни? Но вокруг ничего не было, кроме ночи и тишины. Сфероид, резво кативший вперед, намного опередил Клея. Тот старался ускорить шаг, рискуя поранить ноги о камни на тропе.
— Подожди! — хрипло закричал он. — Я же не на колесах. Я не могу идти так быстро.
Но сфероид словно забыл язык этой эпохи, он не обратил внимания на призыв Клея и вскоре исчез за дымным горизонтом.
Остановившись, Клей принялся искать свободную от острых камней тропинку. Лиловое свечение — возможно местная радиоактивность — стало настолько тусклым, что он почти ничего не различал и решил не двигаться до утра. Риск провалиться в какую-нибудь расщелину вовсе не привлекал. Будет ли сложный перелом ноги здесь так же неприятен, как если бы действие происходило в старой Аризоне? Неизвестно. Может, обломки быстро срастутся, а повреждения кожи и тканей заживут словно во сне, но он не желал бы попробовать этого. Дурной сон мог окончиться, но не все же сон, даже здесь, и он вовсе не старался оказаться в подобной ситуации. Он подождет до рассвета.
Фантомы плясали вокруг в бессонной ночи. Мелькали видения, звенящие, как проволока. Слышалось рычание и отдаленные рыдания. Какой-то хор больших черных жуков. Ветер нес холод и пыль. Прозрачные пальцы щекотали разум в поисках входа. Он был оплетен медленными спиралями чистого страха. Дымка в небе исчезла, возможно поглощенная неким бороздящим небеса существом, и засияли незнакомые звезды. Они не доставили удовольствия: наш свет льется для Земли времени автомобилей и водородных бомб, он льется движением танцующих меж галактик молекул, и вот он, а вот ты. Бедный голый дурачок. Когда же наступит утро? Кто это бегает по пальцам ног? Рой насекомых? Почему темнота надвинулась на меня?
Наконец появились первые проблески света. В небо скользнули раскаленные добела прутья. С запада примчался горячий ветер. Краснота заполнила все, поглощая влагу мира, вплоть до самого горизонта. Сухо. Сухо. Сухо. Уродливые ржавые звуки. Свет. Небо плавилось, медь, бронза и цинк с вкраплениями молибдена, магнезии и свинца. Камни залили вольфрамовые лужи. Рассвет слепил сиянием. Клей отвернулся от него, прикрыв лоб козырьком ладони, и крался, словно попавший в кастрюлю несчастный красный рак. Воздух напоминал отраженное море с расплывающимися зелеными, желтыми и коричневыми кругами, перекрывающимися и смешивающимися друг с другом. Мир сбился с пути. В глаза Клея ударили пять первичных цветов, никогда прежде не виденных им. Как их назвать? Как он назовет этот глубокий холодный оттенок? А этот жесткий прямолинейный тон, такой поучающий и запрещающий? Этот мягкий и чувствительный, этот грубый и распухший, этот сложный, заставляющий умолкнуть. Цвета смешивались, перемешивались, сталкивались. Утро засияло в полную силу.
Теперь стало понятно, что в этой пустыне, словно жар от камней, поднимаются и галлюцинации. Рассудок был ясен, а восприятия точны. Все, что он испытал, было вокруг него, а не внутри. Он медленно пошел вперед.
Камни превратились в яркие источники чистой энергии, чья красная поверхность дрожала, постоянно изменяясь. С одной стороны каждой каменной массы он видел кружащиеся золотые огни. С другой — не прекращаясь, рождались и вылетали в воздух бледные голубоватые сферы, тихо поднимались на высоту примерно десяти футов и исчезали. Все гудело. Все сияло внутренним светом. Голая почва ожила, покрылась цветами, растущими в лад с неким космическим потоком дыхания. Иссякающее царствование.
Кожа словно лабиринт. Руки — молоты. Пульсирующий голубой шланг свисает между ног. Пальцы ног заканчиваются когтями. На коленях глаза без бровей. Язык атласный. Слюна как стекло. Кровь как желчь, а желчь как кровь.
Страстно живой ветер рождает жизнь там, где касается земли, разбрасывая полыхающие красные бутоны. Время стало растяжимым, секунда растянулась до таких невероятных размеров, что кажется невозможным почувствовать ее, а затем целый век сжался в один стыдливый вздох. И пространство подвержено расширению и сжатию. Небо выпирает и надувается, становясь агрессивным в своих размерах, вжимая обитателей соседних континуумов в крошечные кармашки действительности. Затем все это падает, обрушивая каскады комет и астероидов.
Несмотря на окружающий хаос, Клей упрямо пробивается вперед. Большая часть из того, что он видит, прекрасна и вдохновляет его, хотя предназначена для того, чтобы внушить ужас. Он кричит среди фанфар и остается бесстрашным. Но есть жуткие моменты: горизонт опоясали зеленые дуги, словно предвещая Судный День, издавая поразительное крещендо скользящих звуков. Распустился лес враждебных зонтов. В небесах разверзлась бездна, из которой посыпался град серебряных ножей. Землю тошнило. Он настойчиво шел вперед. Пустыню сменила черная грязь и шепчущийся тростник. Его хватали крокодилы, ласкали какие-то скользкие твари. Чувство неизбежного наказания обрушивается на него. Он пробирается через озеро. Солнце обжигает бедра и пожирает ягодицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52