Оживленным,
радостным, со следами слез на лице - бабушка не верила своим глазам. И
тут же окончательно огорошил ее: он купил за наличные билеты на
следующий спектакль, на вечерний. Дешевых уже не было, и деду пришлось
заплатить за все шесть мест в ложе. Три места для нас, а остальные,
дед не сомневался, оторвут с руками соседи, когда узнают, какая
замечательная пьеса "Банкир".
- Тогда, перед войной, - как бы сбросив с себя апатию и
обреченность, оживленно продолжал мой собеседник, - мне шел
двенадцатый год. Впервые я попал - не без стычки с капельдинерами - на
"взрослый" спектакль. Не все было мне понятно на сцене в деловых
спорах между советским "банкиром" - директором банка из старых
партизан с молодым директором фабрики из беспризорников. Но зато
остальное я хорошо понял, все понял. А особенно то, из-за чего на
спектакле всплакнули многие дедушкины сверстники. Это биография Абрама
Моисеевича Шапиро - Советская власть сделала его из нищего
местечкового "мишуреса" (на идиш - человек на побегушках. - Ц.С.)
главным бухгалтером. Это многолетняя дружба Шапиро с храбрым
украинским партизаном Ступой - до сих пор помню его фамилию. Это
рассказ Шапиро о его, как говорится, жизненном пути и, главное,
клятва, которую он дает, когда получает известие с дальневосточной
границы о подвиге его сына Яши в момент нападения белояпонцев. Знаете,
я небольшой поклонник того, что у вас, драматургов, называется
монологом. Как зритель, я в театре больше люблю споры и объяснения
между действующими лицами...
Лойферман вдруг замолк. Не успел я спросить, что с ним, как он
сам объяснил мне:
- Целых три года не был в театре, с того самого дня, как покинул
советскую землю. А бывало, из Житомира в Киев ездил на спектакли... Ну
ладно, вернемся к "Банкиру". Знаете, монолог. Шапиро я бы сейчас читал
вслух тем неблагодарным родине людям, что, как я, загораются желанием
найти вторую родину в Израиле. Почему я не повторил самому себе этот
честный монолог перед тем, как пошел получать визу на выезд?! Пять
раз, десять раз! Может, я вовремя одумался бы и не сделал несчастной
мою семью, особенно младшего сына. Не могу смотреть мальчику в глаза.
Как светло жилось ему дома. Увидел он портрет своей мамы на районной
Доске почета - и прямо засиял. В Израиле в первые же дни замкнулся:
узнал, что для него, мальчика из семьи советских олим, места в летнем
лагере нет. Эти лагеря только для скаутских отрядов - и то если над
ними патронируют влиятельные сионистские или религиозные организации.
И мой сынишка вспомнил, как дома меня упрекала жена: "Наш фабком
обижается, почему это Женька каждое лето выезжает в лагерь твоего
управления. У нашей фабрики лагерь, все говорят, лучше вашего"... На
такие "мелочи жизни" мы дома не обращали внимания. Забывали, что из
таких "мелочей" складывается то многое, что дал нам советский строй. А
вот корнейчуковский главбух из Шполы Абрам Шапиро, бывший голодный
местечковый "мишурес", помнил. Хорошо помнил. И, наверное, детям и
внукам наказал помнить.
...По возвращении в Москву я перечитал "Банкира". Уверен,
читатели не посетуют, если я приведу здесь без сокращений отрывок из
пьесы - эпизод, до сих пор памятный раненому сердцу бывшего гражданина
Советской Украины.
Действие происходит у "банкира" Романа Степановича Кручи. Марина
Ивановна Тайга, директор большого универмага, только что ознакомилась
с телеграммой от командования дальневосточной воинской части Абраму
Моисеевичу Шапиро с благодарностью за сына: дважды раненный, парень не
оставил пулемета и бил без промаха. И в присутствии Макара Ивановича
Ступы Шапиро беседует с Тайгой:
"_Шапиро_. Я написал ответ на эту телеграмму и пришел к Роману
Степановичу, как к партийному товарищу, проверить политически, так как
писал я от души старого беспартийного человека... Я прочитаю вам,
Марина Ивановна. Может, что-нибудь не так, так прошу сказать. (_Надел
очки, читает._) "Командиру Н-ской части от Абрама Моисеевича Шапиро. Я
получил Вашу телеграмму сегодня утром и в течение дня прошла передо
мной вся моя жизнь. Когда умер мой отец, водовоз в нашем местечке
Шпола, мать повела детей к раввину и старый ребе нам сказал: "В
талмуде сказано: бедняк подобен трупу. Идите, дети, в мир, ищите денег
и помните всю жизнь, что вся сила в деньгах. Будете хорошо искать -
бог вам поможет". И мы пошли... Через несколько лет я стал вояжером,
бегал от местечка к местечку, от села к селу... Дождь, град, мороз,
ветер, собаки злые на панских дворах - ничто не могло меня остановить.
Всю Украину и Польшу вдоль и поперек измерил я своими ногами. Я всегда
искал денег, и, казалось, вот-вот, еще год, еще два - и я смогу
открыть собственную маленькую лавочку. А годы шли. Я бегал все быстрее
и быстрее. Хозяин мой, ребе Могильник, подгонял меня: "Быстрее,
Абрамчик, быстрее! Еще год - и ты откроешь свою лавочку". Но чем
быстрее бегал я, тем скорее богател ребе Могильник, а у меня начало
останавливаться сердце. Не раз от жары падал я в степи, но деньги
гнали меня, заставляли ползти на животе до первой хаты. Пришла
война... потом ребе Могильник бежал, а я стал агентом в губпродкоме...
Простите, товарищ командир, я вспомнил страшный кусок своей жизни.
Ребенком благословил меня старый раввин искать деньги, и с той минуты
они на мою душу накинули аркан, тащили по степям, гнули шею,
уничтожали во мне человека, волочили в болоте лжи, жульничества... Как
червяк ползал я в ногах у Могильника. Почему мой сын, бухгалтер, стал
героем? Почему его душа бесстрашна, чиста? Потому что контокоррент его
души не зависел и никогда уже не будет зависеть от контокоррента
денежного... Сегодня я долго плакал, закрывал глаза и видел раны сына
и слезами обмывал их. Ваша благодарность за сына влила в меня,
старика, новые силы. Я прошу вас передать...
_Ступа (не выдержал старый партизан и торжественно произнес).
Смирно! (Посмотрел на всех и подтянулся по-военному.)_
_Шапиро_. "...передать товарищу Ворошилову, что, если на нашу
родину нападут враги, мы, старики, просим его рассчитывать на нас в
полной форме. Мы не отстанем от наших сыновей и будем биться по самой
полной форме. С благодарностью Абрам Моисеевич Шапиро".
_Тайга (взволнованная, подошла)._ Дайте руку, Абрам Моисеевич.
_Шапиро_ (ответил на рукопожатие, отвернулся). Я... я...
сейчас... (_И вышел._)
За ним медленно пошел Ступа.
_Тайга._ Пойдем к нему".
По-корнейчуковски взволнованно и вместе с тем с большой
внутренней сдержанностью выписана эта правдивая сцена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
радостным, со следами слез на лице - бабушка не верила своим глазам. И
тут же окончательно огорошил ее: он купил за наличные билеты на
следующий спектакль, на вечерний. Дешевых уже не было, и деду пришлось
заплатить за все шесть мест в ложе. Три места для нас, а остальные,
дед не сомневался, оторвут с руками соседи, когда узнают, какая
замечательная пьеса "Банкир".
- Тогда, перед войной, - как бы сбросив с себя апатию и
обреченность, оживленно продолжал мой собеседник, - мне шел
двенадцатый год. Впервые я попал - не без стычки с капельдинерами - на
"взрослый" спектакль. Не все было мне понятно на сцене в деловых
спорах между советским "банкиром" - директором банка из старых
партизан с молодым директором фабрики из беспризорников. Но зато
остальное я хорошо понял, все понял. А особенно то, из-за чего на
спектакле всплакнули многие дедушкины сверстники. Это биография Абрама
Моисеевича Шапиро - Советская власть сделала его из нищего
местечкового "мишуреса" (на идиш - человек на побегушках. - Ц.С.)
главным бухгалтером. Это многолетняя дружба Шапиро с храбрым
украинским партизаном Ступой - до сих пор помню его фамилию. Это
рассказ Шапиро о его, как говорится, жизненном пути и, главное,
клятва, которую он дает, когда получает известие с дальневосточной
границы о подвиге его сына Яши в момент нападения белояпонцев. Знаете,
я небольшой поклонник того, что у вас, драматургов, называется
монологом. Как зритель, я в театре больше люблю споры и объяснения
между действующими лицами...
Лойферман вдруг замолк. Не успел я спросить, что с ним, как он
сам объяснил мне:
- Целых три года не был в театре, с того самого дня, как покинул
советскую землю. А бывало, из Житомира в Киев ездил на спектакли... Ну
ладно, вернемся к "Банкиру". Знаете, монолог. Шапиро я бы сейчас читал
вслух тем неблагодарным родине людям, что, как я, загораются желанием
найти вторую родину в Израиле. Почему я не повторил самому себе этот
честный монолог перед тем, как пошел получать визу на выезд?! Пять
раз, десять раз! Может, я вовремя одумался бы и не сделал несчастной
мою семью, особенно младшего сына. Не могу смотреть мальчику в глаза.
Как светло жилось ему дома. Увидел он портрет своей мамы на районной
Доске почета - и прямо засиял. В Израиле в первые же дни замкнулся:
узнал, что для него, мальчика из семьи советских олим, места в летнем
лагере нет. Эти лагеря только для скаутских отрядов - и то если над
ними патронируют влиятельные сионистские или религиозные организации.
И мой сынишка вспомнил, как дома меня упрекала жена: "Наш фабком
обижается, почему это Женька каждое лето выезжает в лагерь твоего
управления. У нашей фабрики лагерь, все говорят, лучше вашего"... На
такие "мелочи жизни" мы дома не обращали внимания. Забывали, что из
таких "мелочей" складывается то многое, что дал нам советский строй. А
вот корнейчуковский главбух из Шполы Абрам Шапиро, бывший голодный
местечковый "мишурес", помнил. Хорошо помнил. И, наверное, детям и
внукам наказал помнить.
...По возвращении в Москву я перечитал "Банкира". Уверен,
читатели не посетуют, если я приведу здесь без сокращений отрывок из
пьесы - эпизод, до сих пор памятный раненому сердцу бывшего гражданина
Советской Украины.
Действие происходит у "банкира" Романа Степановича Кручи. Марина
Ивановна Тайга, директор большого универмага, только что ознакомилась
с телеграммой от командования дальневосточной воинской части Абраму
Моисеевичу Шапиро с благодарностью за сына: дважды раненный, парень не
оставил пулемета и бил без промаха. И в присутствии Макара Ивановича
Ступы Шапиро беседует с Тайгой:
"_Шапиро_. Я написал ответ на эту телеграмму и пришел к Роману
Степановичу, как к партийному товарищу, проверить политически, так как
писал я от души старого беспартийного человека... Я прочитаю вам,
Марина Ивановна. Может, что-нибудь не так, так прошу сказать. (_Надел
очки, читает._) "Командиру Н-ской части от Абрама Моисеевича Шапиро. Я
получил Вашу телеграмму сегодня утром и в течение дня прошла передо
мной вся моя жизнь. Когда умер мой отец, водовоз в нашем местечке
Шпола, мать повела детей к раввину и старый ребе нам сказал: "В
талмуде сказано: бедняк подобен трупу. Идите, дети, в мир, ищите денег
и помните всю жизнь, что вся сила в деньгах. Будете хорошо искать -
бог вам поможет". И мы пошли... Через несколько лет я стал вояжером,
бегал от местечка к местечку, от села к селу... Дождь, град, мороз,
ветер, собаки злые на панских дворах - ничто не могло меня остановить.
Всю Украину и Польшу вдоль и поперек измерил я своими ногами. Я всегда
искал денег, и, казалось, вот-вот, еще год, еще два - и я смогу
открыть собственную маленькую лавочку. А годы шли. Я бегал все быстрее
и быстрее. Хозяин мой, ребе Могильник, подгонял меня: "Быстрее,
Абрамчик, быстрее! Еще год - и ты откроешь свою лавочку". Но чем
быстрее бегал я, тем скорее богател ребе Могильник, а у меня начало
останавливаться сердце. Не раз от жары падал я в степи, но деньги
гнали меня, заставляли ползти на животе до первой хаты. Пришла
война... потом ребе Могильник бежал, а я стал агентом в губпродкоме...
Простите, товарищ командир, я вспомнил страшный кусок своей жизни.
Ребенком благословил меня старый раввин искать деньги, и с той минуты
они на мою душу накинули аркан, тащили по степям, гнули шею,
уничтожали во мне человека, волочили в болоте лжи, жульничества... Как
червяк ползал я в ногах у Могильника. Почему мой сын, бухгалтер, стал
героем? Почему его душа бесстрашна, чиста? Потому что контокоррент его
души не зависел и никогда уже не будет зависеть от контокоррента
денежного... Сегодня я долго плакал, закрывал глаза и видел раны сына
и слезами обмывал их. Ваша благодарность за сына влила в меня,
старика, новые силы. Я прошу вас передать...
_Ступа (не выдержал старый партизан и торжественно произнес).
Смирно! (Посмотрел на всех и подтянулся по-военному.)_
_Шапиро_. "...передать товарищу Ворошилову, что, если на нашу
родину нападут враги, мы, старики, просим его рассчитывать на нас в
полной форме. Мы не отстанем от наших сыновей и будем биться по самой
полной форме. С благодарностью Абрам Моисеевич Шапиро".
_Тайга (взволнованная, подошла)._ Дайте руку, Абрам Моисеевич.
_Шапиро_ (ответил на рукопожатие, отвернулся). Я... я...
сейчас... (_И вышел._)
За ним медленно пошел Ступа.
_Тайга._ Пойдем к нему".
По-корнейчуковски взволнованно и вместе с тем с большой
внутренней сдержанностью выписана эта правдивая сцена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179