— Ну, не все же время! — рассмеялся я.
— Все время! — возразила она.
Я продолжал улыбаться, и Этель хмуро сдвинула брови.
— Хорошо, хорошо, пусть будет так.
— Не понимаю вас. — Она немного поколебалась и вдруг улыбнулась. Улыбка ей очень шла, делая ее лицо милым. — Вы проверяли меня? — заявила она требовательно.
— Что-то в этом роде.
— Но... почему?
— Мне нужна помощь. Я не могу обратиться за ней к любому, знаешь ли. — Это была правда. Мне действительно очень нужна была помощь, причем основательная.
— Вы имеете в виду... Вы хотите, чтобы я помогла вам... выяснить, кто это сделал? — Как я хотел, чтобы она открылась. Мне было не по себе от всех этих глупых игр, но я должен был подыгрывать ей.
— Да, именно так.
Видимо, ей это понравилось. Я заметил, как расслабились пальцы ее руки, держащей стакан, и она сделала первый глоток.
— Могу я задать один вопрос?
— Разумеется.
— Почему вы выбрали меня?
— Люблю иметь дело с красивыми людьми.
— Но мое происхождение...
— Оно тоже меня привлекло. К тому же красота помогает в делах.
— Но я не такая уж красавица, — возразила Этель, ожидая услышать от меня возражение, и услышала.
— Я вижу открытыми только твои руки и лицо. Они красивы, и я готов поклясться, что и все остальное, чего я не могу видеть, так же красиво.
Было слишком темно, и мне трудно сказать, покраснела она при этих словах или нет. Облизнув губы, она улыбнулась:
— Вы бы хотели?
— Что?
— Ну, посмотреть, как выглядит все остальное? Нет, она не покраснела. Я тихо засмеялся, и ее глаза зажглись блеском.
— Да, Этель, именно этого я и хочу, а увидев, захочу большего.
Ее дыхание стало глубоким и частым, на шее забилась жилка.
— Здесь жарко, — сказала она, распахивая пальто. — Может, мы... уйдем?
Теперь она смеялась и вся светилась радостью. Мы оставили наши бокалы недопитыми, нам было не до этого. Я чувствовал теплое пожатие ее руки, с каждым шагом она преображалась, превращаясь в живую, молодую, чувственную женщину. Этель вела меня. Мы шли к ее дому так быстро, словно торопились скорее насладиться предстоящим.
— А если твой отец... или кто-нибудь из знакомых увидит нас? — поинтересовался я. Этель пожала плечами.
— Ну и пусть. — Она высоко вскинула голову. — Меня это ничуть не беспокоит. Последние чувства к моей семье исчезли несколько лет назад.
— Но тогда у тебя нет чувств и ни для кого другого?
— Нет, есть. О есть! — Она посмотрела мне прямо в глаза. — В данный момент у меня чувство к вам.
— А в другое время?
— Я не должна вам этого говорить.
В нескольких метрах от ее дома мы остановились. Здесь стоял ее автомобиль. На всех машинах, стоящих рядом с ее, под щетками были прижаты парковочные билеты. На ее был только клубный знак.
— В этот раз я поведу сама.
Мы уселись в машину и поехали. Сначала шел небольшой дождь со снегом, затем небо прояснилось и ярко засверкали звезды. По радио звучала приятная классическая музыка, было тепло и уютно, как дома, в то время как наша машина, рассекая воздух, мчалась по извилистому шоссе в сторону Хадсона.
Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи, поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.
Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в углу отделанной под хижину части комнаты.
— Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом разожги огонь. Дрова уже в камине.
Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить. Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.
Комми. Она была красной. Она имела все, что можно, и тем не менее оставалась красной. На что она, собственно, рассчитывала? Неужели она за то, чтобы правительство приказало ей поделиться всем этим с народом? Все ценности при новом режиме приобретут новых хозяев. Какой-нибудь жирный генерал, высокопоставленный чиновник из секретной службы, кто-нибудь еще. Уверен, прекрасно быть комми, пока ты на самом верху. А из кого же они планируют сделать послушных идиотов?
Как Этель могла влипнуть в это? Я еще немного поразмышлял о непонятных мне вещах, сохранившихся в этом мире, и бросил спичку в камин. Огонь разгорелся, охватив сухие дрова. В этот момент вошла Этель. На ней была меховая накидка, распущенные волосы казались мягче.
— Холодно?
— Здесь да, но я скоро согреюсь.
Я подал ей бокал, и мы чокнулись. Ее глаза излучали свет и тепло.
Мы выпили с ней еще, и бутылка была уже почти пустая. Меня подмывало задать ей несколько вопросов, но не хотелось, чтобы она имела возможность их обдумывать. Я решил чуть-чуть подпоить ее. Открыл бар и стал снова выбирать, переставляя бутылки. Этель включила проигрыватель и поставила пластинку.
Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось во мне с другим желанием. Этель засмеялась:
— Да ты пьян!
— Пьяный, как черт! — На самом деле это не соответствовало действительности.
— И я тоже пьяна. Но мне это нравится. — Она подняла руки и резко повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.
— Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.
Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру, которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне, приглашая сесть.
— Ты спечешься в своей меховой накидке, — сказал я.
— О нет! — Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами, она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на которых, меняя их цвет, играли блики огня.
Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее. Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело, но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее длинных ног и упругого, мягкого живота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52