Ребенок
все никак не мог выбраться из толпы, и тогда один из танцоров схватил и
подбросил его высоко в воздух, он был подхвачен другими, третьими сильными
руками и так и летал по воздуху, пока благополучно не приземлился за
пределами круга танцующих. Незаметно для Чарли басы, ранее певшие
приглушенно, звучали мощным крещендо, а темп, заданный вначале мягким
постукиванием по горлу, превратился в дикий бит, извлекаемый ударами
кулаков по грудным клеткам и животу.
Чарли не мог выдержать напряжения и закричал...
Филос исчез...
По роще как бы прокатилась волна чего-то неведомого, прокатилась и
прошла, Чарли почти чувствовал ее, она напомнила жар, исходящий от
открытой дверцы печи, но это было не тепло. Никогда раньше ему не
приходилось испытывать ничего подобного, он не мог даже вообразить, что
такое бывает. Лишь с Лорой он пережил нечто подобное. Это был не секс, а
то, одним из выражений чего является секс. И в этот момент максимального
напряжения музыка, шум, вся атмосфера изменилась - в центре оказались
дети, много детей, вокруг них продолжали танцевать лидомцы, дети, даже
самые маленькие, стояли, тесно прижавшись друг к другу, сознавая свое
величие и счастье, а лидомцы все пели, и пение выражало преклонение.
Пение было не о детях. И не для них пели. Выразить чувства,
овладевшие толпой, можно было лишь так: они воспевали детей.
Смитти вышел к ограде с тыльной стороны дома перекинуться парой слов
с Гербом. Собственно говоря, это была не ограда, а низкий каменный
парапет. Получилось так, что Смитти ужасно разозлился на Тилли из-за
какого-то пустяка. Герб сидел на газоне на своем складном стуле в тени
красно-белого зонтика и читал дневную газету. Он также был зол, но причина
крылась совсем в другой области. Конгресс не только принял особенно
паскудный закон, но при этом еще и проголосовал против президентского
вето. При виде Смитти Герб бросает газету на траву и подходит к ограде.
- Как это получается, - Герб сразу переходит к самой сути, - что в
мире так много сукиных сынов?
- Очень просто, - Смитти не задерживается с язвительным ответом, -
все они выползли на свет из самого грязного женского органа.
Хотя на Лидоме никогда не темнело, Чарли показалось, что стало
темнее, когда большинство людей разошлись. Он остался сидеть на прохладном
темно-зеленом мхе, прислонившись спиной к оливковому дереву, охватив
колени руками и положив на них голову. Щеки его были шершавыми от высохших
слез. Наконец, он поднялся и увидел Филоса, терпеливо ожидавшего его.
С ласковой улыбкой Филос кивнул ему, не желая нарушать словами
молчание.
- Все закончилось? - спросил Чарли.
Филос прислонился к дереву и показал движением головы на группу
лидомцев, состоявшую из трех взрослых и полудюжины детей, убиравших
остатки вдали в роще. Над ними все еще звучала музыка - сейчас уже триоли
- варьирующаяся, как и ранее.
- Это никогда не кончается, - объяснил Филос.
Чарли задумался над смыслом его слов и вспомнил статую, названную
"Создатель", все, что он видел в роще, необычное пение.
Филос тихо спросил:
- Все еще хочешь спросить меня об этом месте?
Чарли отрицательно покачал головой и встал.
- Думаю, что теперь я знаю.
- Тогда пойдем, - предложил Филос.
Они шли по полям мимо коттеджей, возвращаясь назад к Первым блокам.
По дороге они разговаривали.
- Почему вы поклоняетесь детям?
Филос лишь рассмеялся, в основном от удовольствия.
- Прежде всего, наверное, потому, что это такая религия. Не вдаваясь
сейчас в подробности, я определяю религию вообще как нечто, стоящее над
разумом, нечто мистическое. Мне представляется, что религия нам
необходима. С другой стороны, религия немыслима без объекта поклонения.
Нет ничего более печального, чем разумные существа, которые жаждут
восславлять, но не имеют объекта поклонения.
- Я не стану спорить, - согласился Чарли, чувствуя, как странно
звучат его слова по-лидомски. - Но, почему именно дети?
- Мы славим будущее, а не прошлое. Мы преклоняемся перед тем, что
придет, а не тем, что было. Мы надеемся, что наши усилия дадут благие
плоды. Перед нами образ всего молодого, растущего, всего того, что может
быть улучшено нами. Мы преклоняемся и перед нашей внутренней силой, перед
заключенным в нас чувством ответственности. Ребенок включает в себя всю
совокупность этих чувств. Кроме того... - тут он умолк.
- Продолжай!
- Тебе еще нужно многое понять, Чарли. Не думаю, что ты уже готов к
этому.
- Испытай меня.
Филос пожал плечами.
- Ну что ж, ты сам просишь. Мы преклоняемся перед ребенком, потому
что никогда не сможем повиноваться ему".
Долго они шли молча.
- Что ты имел в виду, говоря о неподчинении Богу, перед которым
преклоняешься?
- Теоретически это ясно. Вместе с послушанием приходит убеждение в
существовании живого, то есть существующего в одно время с тобой Бога. -
Филос умолк, выбирая слова. - Практически же, чаще всего Бог вмешивается в
жизнь людей чужими руками, его заветы доходят до людей в интерпретации
старших - людей со своим личным опытом, память которых уже ущербна, а
глаза слепы и не светятся любовью.
Филос посмотрел на Чарли своими странными темными глазами, полными
страстного огня.
- Разве ты еще не понял, что смысл существования на Лидоме -
движение?
- Движение?
- Да, движение, рост, изменение. Разве могут существовать музыка или
поэзия без движения, развития; можно ли искать рифму, не произнося других
слов? Может ли существовать сама жизнь... в самом деле, движение - это
лучшее определение жизни! Живое существ изменяется с каждым мгновением
своего существования, даже в момент умирания. Вместе с покоем приходит
смерть... Архитектура цивилизации должна выражать состояние души, ее веру.
Что говорят тебе формы Первого Медицинского и Первого Научного блоков?
Чарли смущенно фыркнул:
- Поберегись! - крикнул он, имитируя обычный возглас английских
лесорубов.
Потом он объяснил Филосу, что так кричат, когда дерево уже почти
срублено и начинает крениться и падать.
Филос добродушно рассмеялся.
- Видел ли ты когда-нибудь бегущего или хотя бы идущего человека в
статике? Он неустойчив и обязательно упадет, если неожиданно остановится.
Если бы он всегда сохранял устойчивость, то не смог бы бегать или даже
ходить. Перемещение в пространстве так и происходит - оно всегда связано с
опасностью падения.
- Но потом оказывается, что здания опираются на невидимые костыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
все никак не мог выбраться из толпы, и тогда один из танцоров схватил и
подбросил его высоко в воздух, он был подхвачен другими, третьими сильными
руками и так и летал по воздуху, пока благополучно не приземлился за
пределами круга танцующих. Незаметно для Чарли басы, ранее певшие
приглушенно, звучали мощным крещендо, а темп, заданный вначале мягким
постукиванием по горлу, превратился в дикий бит, извлекаемый ударами
кулаков по грудным клеткам и животу.
Чарли не мог выдержать напряжения и закричал...
Филос исчез...
По роще как бы прокатилась волна чего-то неведомого, прокатилась и
прошла, Чарли почти чувствовал ее, она напомнила жар, исходящий от
открытой дверцы печи, но это было не тепло. Никогда раньше ему не
приходилось испытывать ничего подобного, он не мог даже вообразить, что
такое бывает. Лишь с Лорой он пережил нечто подобное. Это был не секс, а
то, одним из выражений чего является секс. И в этот момент максимального
напряжения музыка, шум, вся атмосфера изменилась - в центре оказались
дети, много детей, вокруг них продолжали танцевать лидомцы, дети, даже
самые маленькие, стояли, тесно прижавшись друг к другу, сознавая свое
величие и счастье, а лидомцы все пели, и пение выражало преклонение.
Пение было не о детях. И не для них пели. Выразить чувства,
овладевшие толпой, можно было лишь так: они воспевали детей.
Смитти вышел к ограде с тыльной стороны дома перекинуться парой слов
с Гербом. Собственно говоря, это была не ограда, а низкий каменный
парапет. Получилось так, что Смитти ужасно разозлился на Тилли из-за
какого-то пустяка. Герб сидел на газоне на своем складном стуле в тени
красно-белого зонтика и читал дневную газету. Он также был зол, но причина
крылась совсем в другой области. Конгресс не только принял особенно
паскудный закон, но при этом еще и проголосовал против президентского
вето. При виде Смитти Герб бросает газету на траву и подходит к ограде.
- Как это получается, - Герб сразу переходит к самой сути, - что в
мире так много сукиных сынов?
- Очень просто, - Смитти не задерживается с язвительным ответом, -
все они выползли на свет из самого грязного женского органа.
Хотя на Лидоме никогда не темнело, Чарли показалось, что стало
темнее, когда большинство людей разошлись. Он остался сидеть на прохладном
темно-зеленом мхе, прислонившись спиной к оливковому дереву, охватив
колени руками и положив на них голову. Щеки его были шершавыми от высохших
слез. Наконец, он поднялся и увидел Филоса, терпеливо ожидавшего его.
С ласковой улыбкой Филос кивнул ему, не желая нарушать словами
молчание.
- Все закончилось? - спросил Чарли.
Филос прислонился к дереву и показал движением головы на группу
лидомцев, состоявшую из трех взрослых и полудюжины детей, убиравших
остатки вдали в роще. Над ними все еще звучала музыка - сейчас уже триоли
- варьирующаяся, как и ранее.
- Это никогда не кончается, - объяснил Филос.
Чарли задумался над смыслом его слов и вспомнил статую, названную
"Создатель", все, что он видел в роще, необычное пение.
Филос тихо спросил:
- Все еще хочешь спросить меня об этом месте?
Чарли отрицательно покачал головой и встал.
- Думаю, что теперь я знаю.
- Тогда пойдем, - предложил Филос.
Они шли по полям мимо коттеджей, возвращаясь назад к Первым блокам.
По дороге они разговаривали.
- Почему вы поклоняетесь детям?
Филос лишь рассмеялся, в основном от удовольствия.
- Прежде всего, наверное, потому, что это такая религия. Не вдаваясь
сейчас в подробности, я определяю религию вообще как нечто, стоящее над
разумом, нечто мистическое. Мне представляется, что религия нам
необходима. С другой стороны, религия немыслима без объекта поклонения.
Нет ничего более печального, чем разумные существа, которые жаждут
восславлять, но не имеют объекта поклонения.
- Я не стану спорить, - согласился Чарли, чувствуя, как странно
звучат его слова по-лидомски. - Но, почему именно дети?
- Мы славим будущее, а не прошлое. Мы преклоняемся перед тем, что
придет, а не тем, что было. Мы надеемся, что наши усилия дадут благие
плоды. Перед нами образ всего молодого, растущего, всего того, что может
быть улучшено нами. Мы преклоняемся и перед нашей внутренней силой, перед
заключенным в нас чувством ответственности. Ребенок включает в себя всю
совокупность этих чувств. Кроме того... - тут он умолк.
- Продолжай!
- Тебе еще нужно многое понять, Чарли. Не думаю, что ты уже готов к
этому.
- Испытай меня.
Филос пожал плечами.
- Ну что ж, ты сам просишь. Мы преклоняемся перед ребенком, потому
что никогда не сможем повиноваться ему".
Долго они шли молча.
- Что ты имел в виду, говоря о неподчинении Богу, перед которым
преклоняешься?
- Теоретически это ясно. Вместе с послушанием приходит убеждение в
существовании живого, то есть существующего в одно время с тобой Бога. -
Филос умолк, выбирая слова. - Практически же, чаще всего Бог вмешивается в
жизнь людей чужими руками, его заветы доходят до людей в интерпретации
старших - людей со своим личным опытом, память которых уже ущербна, а
глаза слепы и не светятся любовью.
Филос посмотрел на Чарли своими странными темными глазами, полными
страстного огня.
- Разве ты еще не понял, что смысл существования на Лидоме -
движение?
- Движение?
- Да, движение, рост, изменение. Разве могут существовать музыка или
поэзия без движения, развития; можно ли искать рифму, не произнося других
слов? Может ли существовать сама жизнь... в самом деле, движение - это
лучшее определение жизни! Живое существ изменяется с каждым мгновением
своего существования, даже в момент умирания. Вместе с покоем приходит
смерть... Архитектура цивилизации должна выражать состояние души, ее веру.
Что говорят тебе формы Первого Медицинского и Первого Научного блоков?
Чарли смущенно фыркнул:
- Поберегись! - крикнул он, имитируя обычный возглас английских
лесорубов.
Потом он объяснил Филосу, что так кричат, когда дерево уже почти
срублено и начинает крениться и падать.
Филос добродушно рассмеялся.
- Видел ли ты когда-нибудь бегущего или хотя бы идущего человека в
статике? Он неустойчив и обязательно упадет, если неожиданно остановится.
Если бы он всегда сохранял устойчивость, то не смог бы бегать или даже
ходить. Перемещение в пространстве так и происходит - оно всегда связано с
опасностью падения.
- Но потом оказывается, что здания опираются на невидимые костыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52