Однако этот тщательно подготовленный театр тогда пустовал, королевский дом был покинут, окна его и двери были распахнуты, весь квартал был окутан тишиной. На противоположном берегу канала на платформе под навесом у всех на виду спал престарелый джентльмен, это был единственный замеченный нами житель, а дальше в лагуне каноэ с полосатым треугольным парусом было единственным движущимся предметом.
Канал образуется на юге молом или дамбой с парапетом. В дальнем конце набережная за ним расширяется в длинный, вдающийся в лагуну полуостровов, летнюю резиденцию короля. Посередине полуострова стоит открытый дом или долговременный шатер, называемый здесь маниапа или, как теперь произносят это слово, маниап площадью по меньшей мере сорок на шестьдесят футов. Железная крыша его высокая, но с очень низким свесом, так что женщине, дабы войти, необходимо пригнуться, снаружи она поддерживает навес из коралловой крошки, разделенный на проходы колоннами; стоит дом достаточно далеко от берега, чтобы находиться на ветерке, разгоняющем москитов; из-под низких свесов крыши видно, как на поверхности лагуны сверкает солнце и плещут волны.
Мы уже довольно долго не видели никого, кроме спящих, а когда пошли по дамбе и наконец вошли в этот блестящий сарай, то с удивлением обнаружили там общество бодрствующих людей, человек около двадцати, двор и гвардию Бутаритари. Придворные дамы раскладывали матрацы; гвардейцы зевали и потягивались. На камне лежало с полдюжины винтовок, к столбу была приставлена абордажная сабля — арсенал этих мушкетеров. Стоявший в дальнем конце маленький закрытый деревянный домик с парчовыми занавесками оказался при близком рассмотрении туалетом на европейский манер. Перед ним на нескольких матрацах сидел в ленивой позе король Тебуреимоа; позади него на панелях домика две скрещенные винтовки представляли собой символ власти. Одет он был в пижаму, совершенно не шедшую ему при его грузности; нос его был хищно изогнут, тело заплыло жиром, глаза были боязливыми, тупыми; он казался охваченным сонливостью и вместе с тем настороженным дурным предчувствием: так, наверно, выглядел какой-нибудь раджа, одурманенный опиумом и прислушивающийся к движению голландской армии. Со временем мы познакомились получше, но впечатление это у меня сохранилось; он всегда казался сонным и однако прислушивающимся, готовым вскочить; и то ли от угрызений совести, то ли от страха Тебуреимоа наверняка ищет спасения в чрезмерном употреблении наркотиков.
Раджа не выказал ни малейшего интереса к нашему появлению. Но королева, сидевшая рядом с ним в широком красном платье, оказалась более впечатлительной; и там присутствовал переводчик, столь усердный, что его многословие стало в конце концов причиной нашего ухода. Он приветствовал нас, едва мы появились: «Это достопочтенный король, и я его переводчик», — сказал он, в словах его было больше высокомерия, чем правды. Придворной должности он не занимал, казался очень плохо знающим островной язык и появился там, как и мы, с визитом вежливости. Фамилия его была Уильямс: это был американский негр, беглый судовой кок, бармен в местной таверне «Земля, где мы живем». Я ни разу не встречал человека, столь словоохотливого и лживого; ни мрачность монарха, ни мои попытки держаться холодно не могли его нисколько смутить; и когда мы уходили, негр все не умолкал.
Город до сих пор еще был погружен в сон или едва начинал ворочаться и потягиваться, был все еще охвачен жарой и безмолвием. Тем более ярким было впечатление, произведенное на нас дворцом, микронезийским Саулом, бодрствующим среди своих воинов, и его немузыкальным Давидом, тараторящим в часы сна.
Глава вторая
ЧЕТВЕРО БРАТЬЕВ
Королевство Тебуреимоа включает в себя два острова, Большой и Малый Макин; около двух тысяч подданных платят ему дань, два полунезависимых вождя выказывают ему определенное почтение. Важность занимаемого места зависит от человека; он может быть ничтожеством, может быть верхом совершенства; и на памяти местных жителей существовали обе эти крайности.
По смерти короля Тетимарароа трон унаследовал его старший сын Накаеиа. Это был человек огромной физической силы, властный, вспыльчивый, с некоторой варварской расчетливостью, с определенным знанием дел и людей. Он один занимался на своих островах предпринимательством и получал доходы, был плантатором и торговцем, подданные трудились на его благо. Когда они работали долго и хорошо, плантатор объявлял выходной и устраивал всеобщую попойку. Масштабы его щедрости подчас бывали величественны: джина и бренди выставлялось на шестьсот долларов, маленький остров оглашался шумом празднества, и обычным делом было видеть, как подданные (сами шатающиеся) несут своего пьяного повелителя на форлюке потерпевшего крушение судна, при этом король и простолюдины вопили и пели на ходу. По слову Накаеиа пиршество кончалось, Макин вновь становился островом рабов и трезвенников, и наутро все население должно было трудиться на строительстве дорог или на плантациях таро под взглядом его налитых кровью глаз.
Страх перед Накаеиа охватывал все его владения. Правосудия не существовало, не было ни судов, ни судей; наказание, кажется, применялось только одно — высшая мера; формами процесса были избиение среди дня и убийство среди ночи. Роль палача исполнял сам король: побои наносились тайком, с помощью и моральной поддержкой только его жен. Жены были у него гребцами; одну, которая завязила весло, он тут же убил румпелем; вышколенные таким образом, они везли его ночью к месту возмездия, которое он потом совершал сам и возвращался довольный своей состоявшей из жен судовой командой. Обитательницы его гарема занимали положение, которое нам трудно понять. Были рабочим скотом, подгоняемым страхом смерти, и несмотря на это им всецело доверялась жизнь их повелителя; тем не менее они являлись женами и королевами, и лиц их не полагалось видеть ни одному мужчине. Они убивали взглядом, как василиски; случайный взгляд на одну их этих женщин-матросов являлся преступлением, которое смывалось кровью. Во временя правления Накаеиа дворец был окружен высокими кокосовыми пальмами, представлявшими собой ограду. Однажды вечером, когда Накаеиа ужинал внизу с женами, владелец той рощи, делавший пальмовое вино, сидел на вершине одной из пальм; он случайно посмотрел вниз, а король в этот миг глянул вверх, взгляды их встретились. Мгновенное бегство спасло невольного преступника. Но до конца этого царствования он вынужден был таиться, прятаться у друзей в отдаленных частях острова. Накаеиа преследовал его неустанно, хоть и тщетно, а пальмы, соучастницы преступления, были безжалостно вырублены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Канал образуется на юге молом или дамбой с парапетом. В дальнем конце набережная за ним расширяется в длинный, вдающийся в лагуну полуостровов, летнюю резиденцию короля. Посередине полуострова стоит открытый дом или долговременный шатер, называемый здесь маниапа или, как теперь произносят это слово, маниап площадью по меньшей мере сорок на шестьдесят футов. Железная крыша его высокая, но с очень низким свесом, так что женщине, дабы войти, необходимо пригнуться, снаружи она поддерживает навес из коралловой крошки, разделенный на проходы колоннами; стоит дом достаточно далеко от берега, чтобы находиться на ветерке, разгоняющем москитов; из-под низких свесов крыши видно, как на поверхности лагуны сверкает солнце и плещут волны.
Мы уже довольно долго не видели никого, кроме спящих, а когда пошли по дамбе и наконец вошли в этот блестящий сарай, то с удивлением обнаружили там общество бодрствующих людей, человек около двадцати, двор и гвардию Бутаритари. Придворные дамы раскладывали матрацы; гвардейцы зевали и потягивались. На камне лежало с полдюжины винтовок, к столбу была приставлена абордажная сабля — арсенал этих мушкетеров. Стоявший в дальнем конце маленький закрытый деревянный домик с парчовыми занавесками оказался при близком рассмотрении туалетом на европейский манер. Перед ним на нескольких матрацах сидел в ленивой позе король Тебуреимоа; позади него на панелях домика две скрещенные винтовки представляли собой символ власти. Одет он был в пижаму, совершенно не шедшую ему при его грузности; нос его был хищно изогнут, тело заплыло жиром, глаза были боязливыми, тупыми; он казался охваченным сонливостью и вместе с тем настороженным дурным предчувствием: так, наверно, выглядел какой-нибудь раджа, одурманенный опиумом и прислушивающийся к движению голландской армии. Со временем мы познакомились получше, но впечатление это у меня сохранилось; он всегда казался сонным и однако прислушивающимся, готовым вскочить; и то ли от угрызений совести, то ли от страха Тебуреимоа наверняка ищет спасения в чрезмерном употреблении наркотиков.
Раджа не выказал ни малейшего интереса к нашему появлению. Но королева, сидевшая рядом с ним в широком красном платье, оказалась более впечатлительной; и там присутствовал переводчик, столь усердный, что его многословие стало в конце концов причиной нашего ухода. Он приветствовал нас, едва мы появились: «Это достопочтенный король, и я его переводчик», — сказал он, в словах его было больше высокомерия, чем правды. Придворной должности он не занимал, казался очень плохо знающим островной язык и появился там, как и мы, с визитом вежливости. Фамилия его была Уильямс: это был американский негр, беглый судовой кок, бармен в местной таверне «Земля, где мы живем». Я ни разу не встречал человека, столь словоохотливого и лживого; ни мрачность монарха, ни мои попытки держаться холодно не могли его нисколько смутить; и когда мы уходили, негр все не умолкал.
Город до сих пор еще был погружен в сон или едва начинал ворочаться и потягиваться, был все еще охвачен жарой и безмолвием. Тем более ярким было впечатление, произведенное на нас дворцом, микронезийским Саулом, бодрствующим среди своих воинов, и его немузыкальным Давидом, тараторящим в часы сна.
Глава вторая
ЧЕТВЕРО БРАТЬЕВ
Королевство Тебуреимоа включает в себя два острова, Большой и Малый Макин; около двух тысяч подданных платят ему дань, два полунезависимых вождя выказывают ему определенное почтение. Важность занимаемого места зависит от человека; он может быть ничтожеством, может быть верхом совершенства; и на памяти местных жителей существовали обе эти крайности.
По смерти короля Тетимарароа трон унаследовал его старший сын Накаеиа. Это был человек огромной физической силы, властный, вспыльчивый, с некоторой варварской расчетливостью, с определенным знанием дел и людей. Он один занимался на своих островах предпринимательством и получал доходы, был плантатором и торговцем, подданные трудились на его благо. Когда они работали долго и хорошо, плантатор объявлял выходной и устраивал всеобщую попойку. Масштабы его щедрости подчас бывали величественны: джина и бренди выставлялось на шестьсот долларов, маленький остров оглашался шумом празднества, и обычным делом было видеть, как подданные (сами шатающиеся) несут своего пьяного повелителя на форлюке потерпевшего крушение судна, при этом король и простолюдины вопили и пели на ходу. По слову Накаеиа пиршество кончалось, Макин вновь становился островом рабов и трезвенников, и наутро все население должно было трудиться на строительстве дорог или на плантациях таро под взглядом его налитых кровью глаз.
Страх перед Накаеиа охватывал все его владения. Правосудия не существовало, не было ни судов, ни судей; наказание, кажется, применялось только одно — высшая мера; формами процесса были избиение среди дня и убийство среди ночи. Роль палача исполнял сам король: побои наносились тайком, с помощью и моральной поддержкой только его жен. Жены были у него гребцами; одну, которая завязила весло, он тут же убил румпелем; вышколенные таким образом, они везли его ночью к месту возмездия, которое он потом совершал сам и возвращался довольный своей состоявшей из жен судовой командой. Обитательницы его гарема занимали положение, которое нам трудно понять. Были рабочим скотом, подгоняемым страхом смерти, и несмотря на это им всецело доверялась жизнь их повелителя; тем не менее они являлись женами и королевами, и лиц их не полагалось видеть ни одному мужчине. Они убивали взглядом, как василиски; случайный взгляд на одну их этих женщин-матросов являлся преступлением, которое смывалось кровью. Во временя правления Накаеиа дворец был окружен высокими кокосовыми пальмами, представлявшими собой ограду. Однажды вечером, когда Накаеиа ужинал внизу с женами, владелец той рощи, делавший пальмовое вино, сидел на вершине одной из пальм; он случайно посмотрел вниз, а король в этот миг глянул вверх, взгляды их встретились. Мгновенное бегство спасло невольного преступника. Но до конца этого царствования он вынужден был таиться, прятаться у друзей в отдаленных частях острова. Накаеиа преследовал его неустанно, хоть и тщетно, а пальмы, соучастницы преступления, были безжалостно вырублены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83