* * *
Снова утро, и тот же яркий солнечный свет, что и при первом моем пробуждении. Я еще слаб, но во всем отдаю себе ясный отчет. Король распорядился, чтобы за ним послали, как только я очнусь, но я не велел его беспокоить, прежде чем меня не умыли, не побрили и не накормили.
Наконец он пришел, и вид у него был уже совсем другой. Из взгляда ушло напряжение, на щеках под смуглой обветренной кожей затеплился румянец. И вернулось что-то, что было в нем особенного, необыкновенного: молодая сила, от которой, как из живительного источника, пили другие.
Сначала понадобилось убедить его, что я действительно поправляюсь, но потом он устроился на табурете у моего ложа и приготовился отвечать на мои расспросы.
– Последнее, что я слышал о тебе, – это что ты направился в Элмет... Только, как я понимаю, это уже дело давнее. Что там было, они нарушили перемирие? Я видел какое-то сражение, должно быть где-то в здешних краях, в Каледонском лесу. Кто в нем участвовал?
Он посмотрел на меня, как мне показалось, с недоумением, но ответил:
– Меня призвал Урбген. Враги прорвались посуху в Стрэтклайд. и Кау не смог преградить им путь. Они стремились пробиться через лес на дорогу. Но я двинулся им навстречу, разбил их и отогнал обратно. Те, кто остался в живых, бежали. Я должен был их преследовать, но тут нашли тебя, и пришлось задержаться. Не мог же я тебя оставить, пока не убедился, что ты дома и окружен заботой.
– Стало быть, я действительно видел сражение? Я думал, может быть, это тоже сон.
– Ты, должно быть, наблюдал его от начала и до конца. Мы дрались, продвигаясь в лесных зарослях вдоль берега реки. Ты ведь знаешь, какие там места: хорошая открытая равнина и перелески, березняки и ольшаники, где так удобно устраивать конную засаду. У нас за спиной был склон холма, а их мы настигли у брода. Река там полноводная, наша кавалерия легко переправилась на тот берег, а их пешим ратникам пришлось плохо. Мы их гнали до вечера, а потом, когда вернулись, ко мне прибежали и говорят, что видели тебя. Ты бродил во полю битвы среди раненых и мертвых и давал наставления лекарям. Сначала никто тебя не узнал, но скоро пошли разговоры, что-де явился призрак Мерлина. – Он криво усмехнулся. – Однако наставления призрака, надо полагать, были довольно дельные. Но понятно, разговоры породили страх, и какие-то глупцы вздумали отгонять тебя камнями. Потом уж один санитар по имени Павел призвал тебя и положил конец всей этой болтовне о призраке. Он выследил, где ты жил, и послал сказать мне.
– Да, да, Павел. Помню. Толковый лекарь. Мне с ним не раз случалось работать бок о бок. А где же я жил?
– В разрушенной башне, окруженной одичавшим плодовым садом. Неужели ты не помнишь?
– Нет. Но что-то смутно всплывает. Бывшая башня, да, да, одни развалины, плющ и совы. И, кажется, яблони?
– Да. Можно сказать, просто груда камней. Постель из папоротника, груда гнилых яблок, запасы орехов, какие-то тряпицы сушатся на яблоневых ветвях. – Он замолчал, что-то в горле мешало ему говорить. – Думали сначала, что ты пустынник, знаешь, из одичавших отшельников. И правду сказать, когда я тебя увидел , – губы его чуть покривились, – ты гораздо больше походил на настоящего лесного отшельника, чем в те времена, когда жил в Зеленой часовне.
– Представляю себе.
И действительно, борода моя, только сегодня наконец сбритая, отросла длинная, косматая и седая, руки, лежащие сейчас поверх цветного одеяла, выглядели старческими, высохшими – одни тонкие кости, связанные сетью узловатых жил.
– Мы привезли тебя сюда. Мне надо было скорее опять отправляться в поход. Мы настигли их под Каэр Гвиннионом и завязали кровавую битву. Все шло хорошо, но потом прибыл гонец из Галавы с новыми известиями о тебе. Когда мы тебя нашли и доставили сюда, ты был еще достаточно силен, мог держаться на ногах, но рассудок у тебя помутился: ты никого не узнавал и говорил невесть что. Но, очутившись здесь, на руках у женщин, ты погрузился в безмолвие и сон. После битвы явился гонец и сообщил мне, что ты не просыпаешься. Сначала ты метался в жару, бормотал все какую-то дичь, но потом впал в беспамятство и так долго лежал безмолвный и недвижимый, что тебя уже сочли умершим и послали за мной. Я прискакал, как только смог.
Я смотрел на него, прищурив веки. Свет из окон был для меня слишком резок. Он это заметил и сделал знак слуге – тот задернул занавесь.
– Погоди, дай разобраться. Ты нашел меня в лесу и доставил в Галаву, после чего отправился на юг. И там произошла еще одна битва? Как давно я нахожусь здесь, Артур?
– Сюда тебя доставили три недели назад. Но с тех пор, как ты ушел в лес и потерялся, прошло полных семь месяцев. Ты пропадал всю зиму. Удивительно ли, что мы считали тебя погибшим?
Семь месяцев. Как врачу мне случалось давать подобные ответы больным, очнувшимся после долгой болезни, и всякий раз я наблюдал такое же недоверие и потрясение. Теперь я ощущал это сам. Представить себе, что целые полгода выпали из жизни, да еще такие полгода... Какие только беды не могли за это время обрушиться на мою раздираемую и осаждаемую родину! Что только не могло случиться с ее королем! Какие-то новые воспоминания, затерянные в тумане болезни, стали оживать у меня в голове.
Я снова увидел – и сердце мое сжалось, – как ввалились у Артура щеки, какими темными тенями легли под глазами бессонные ночи. Это Артур, который всегда ел, как молодой волк, и спал, как малое дитя, Артур – воплощенная сила и радость жизни. Он не понес поражения на поле брани, его боевая слава не затмилась. И беспокойство за меня тоже не могло произвести в нем столь разительной перемены. Значит, что-то не так в его доме.
– Эмрис, что у тебя случилось?
В здешних стенах его детское имя прозвучало и на этот раз вполне уместно. Я увидел, как лицо его исказилось болью, воспоминания. Он потупил голову.
– Моя мать королева. Она умерла.
В памяти у меня что-то шевельнулось. Женщина на ложе, убранном богатыми полотнищами. Значит, я знал?
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Я узнал об этом перед самой битвой у Каэр Гвинниона. Известие принес Лукан, и заодно – знак, который ты ему оставил. Ты помнишь? Пряжку с христианским символом. Ее смерть не была неожиданной. Мы были подготовлены. Но горе, должно быть, ускорило ее приход.
– Горе? Значит, что-то произошло?
Я не договорил. Все вдруг отчетливо вспомнилось: ночь в лесу и фляга с вином, которую я откупорил, чтобы распить с двумя солдатами. И повод к этому. И снова возникло смутное видение – комната, залитая лунным светом, и женщина, спящая мертвым сном. Сдавило горло. Я с трудом выговорил:
– Гвиневера?
Он кивнул, не поднимая глаз.
Я спросил, предугадывая ответ:
– А дитя?
Он вскинул на меня глаза.
– Так ты знал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136