она, конечно, королева величавая и отважная, но под этой оболочкой прячется робкая молоденькая женщина, которой в жизни нужно только одно: чтобы ее любили. Веселый нрав, звонкий хохот, юный задор – это только снаружи, а внутри – страстные поиски дружбы при чужеземном дворе, где все не так, как было в уютном королевстве ее батюшки. До сих пор для меня, вот уже двадцать лет занятого только заботой об Артуре, она была, как и для других его подданных, лишь нивой, которую он должен засеять, лишь сосудом его удовольствий и серебряным обелиском ослепительной красоты, венчающим златой холм его славы. Теперь же я увидел ее словно бы впервые. Тоненькая молодая женщина, нежная телом и не слишком развитая умом, которой выпал жребий стать женой величайшего деятеля эпохи. Быть супругой Артура – нелегкая доля, она сулит одиночество, жизнь изгнанницы в чужом краю, нередко в разлуке с мужем, который один мог бы защитить от льстецов, интриганов и завистников, а также от толпы молодых воздыхателей, быть может самой грозной опасности изо всех. И обязательно найдутся такие (их наверняка будет немало), кто станет поминать при ней «другую Гвиневеру», миловидную королеву, которая понесла с первой ночи и по которой король так горько убивался. Уж они постараются расписать прошлое как можно живее. Однако все это были бы пустяки, все забылось бы в любви короля и в блеске ее нового высокого положения, будь она способна родить. Что Артур не воспользовался случаем с Мельвасом и не отослал ее от себя, взяв на ее место другую, плодную женщину, служило воистину неоспоримым доказательством его любви. Да только понимает ли она это? Прав он был, когда говорил, что она боится жизни, боится окружающих людей и всего более, как понял я теперь, боится меня.
Она увидела меня. Голубые глаза расширились, рука поднялась и стянула мех у горла. Шаг ее запнулся, но она тут же вновь овладела собой и, бледная, торжественная, встала по левую руку от королевы-матери. С королем Мельвасом, стоявшим по правую руку от королевы, она не обменялась ни единым взглядом.
Воцарилась гулкая тишина. Прошуршало чье-то платье – словно листва зашумела по ветру.
Я вышел вперед, стал перед Гвиневерой, низко поклонился ей, выпрямился и проговорил, обращаясь к ней одной, будто, кроме нее, там никого не было:
– Приветствую тебя, госпожа. Рад видеть тебя снова в добром здравии. Я прибыл вместе с другими твоими слугами и друзьями, дабы спровадить тебя домой. Верховный король ожидает тебя в твоем дворце в Камелоте.
Румянец прихлынул к ее лицу. Она доставала мне только до ключицы. Ее взгляд был взглядом поваленного олененка, который ждет удара копьем. Она что-то пробормотала и замолкла. Чтобы исправить неловкость и дать ей время опомниться, я обратился с изысканной придворной речью к Мельвасу и его матери и выразил им благодарность Артура за гостеприимство, оказанное королеве. Мне стало ясно, что королева-мать ни о чем худом не подозревает. Сынок ее не сводил с меня взгляда, настороженного и наглого, а старая королева между тем пустилась столь же велеречиво отвечать мне благодарностью на благодарность, и кончила настойчивыми приглашениями остаться у них погостить. При этих ее словах королева Гвиневера на миг вскинула взор и тут же снова потупилась. Я учтиво отклонил приглашение и увидел, как пальцы Гвиневеры на воротнике успокоенно разжались. Должно быть, за все это время у Мельваса не было случая остаться с ней наедине и выспросить у нее, какое объяснение она дала Артуру. Мне даже показалось, что Мельвас намерен задержать нас у себя; но встретившись взглядом со мной, он, как видно, передумал, и тогда королева-мать, не оспаривая моего решения, с нескрываемым любопытством заговорила о том, что ее более всего волновало:
– Мы тебя искали в ту ночь, принц Мерлин. А ты, оказывается, имел видение, которое привело тебя к королеве прежде даже, чем мой сын успел добраться до острова с известием о ней. Ты не поведаешь нам, милорд, что за видение тебе было?
Мельвас сразу насторожился. Он смотрел на меня нагло, с вызовом. Я, улыбаясь, встретил его взгляд и не отводил глаз до тех пор, покуда он не потупился. Старая королева без моей подсказки задала тот самый вопрос, который был мне нужен.
– Охотно, госпожа. Это правда, что мне было видение, но кто его наслал, божества ли воздуха и безмолвия, говорившие со мной в прошлом, или же Богиня-Мать, чье святилище находится позади вон того яблоневого сада, не могу сказать Это видение повлекло меня через болота напрямки, как летит в цель оперенная стрела. Видение было двойное: яркая греза, сквозь которую проникаешь в более темные глубины. Так на светлой поверхности моря пестро отражается темный подводный мир. Образы были смутны, но смысл их очевиден. Я бы еще раньше последовал за ними, но боги, мне кажется, не желали этого.
Гвиневера опять вскинула голову и округлила глаза. И опять во взгляде Мельваса мелькнуло беспокойство. Но вопрос задала старая королева:
– То есть как это – не желали? Не желали, чтобы королева была найдена? Как понять эту загадку, принц Мерлин?
– Я потом ее растолкую. Но сначала опишу, что мне привиделось. Я видел королевский чертог с мраморным полом, с золотыми и серебряными колоннами, меж которыми не было слуг, но ярко горели лампы и свечи, воскуряя ароматный дым... – Я говорил размеренно и напевно, как бард, поющий старинную песнь: голос мой наполнил длинный зал и, отдаваясь от стен, разносился повсюду – за колоннаду и наружу, к примолкшим воинам в саду. Слушатели шевелили пальцами, осеняя себя охранительным знамением: даже Гвиневера сделала украдкой магический знак. И только старая королева внимала с торжеством и упоением, поскольку была патронессой древнего культа Богини-Матери. Что же до Мельваса, то, ведя свой рассказ, я наблюдал, как на его лице подозрение сменилось опаской, затем растерянностью и под конец ужасом.
А мое видение приняло форму, знакомую каждому: то был древний рассказ о сошествии в Потусторонний мир, откуда мало кому случается вернуться назад.
– ...а на драгоценной столешнице расставлены были шахматные фигуры, к столу же придвинуто глубокое кресло с подлокотниками в виде львиных голов – для короля, и маленькая серебряная скамеечка на голубиных лапках – для дамы. И я понял, что нахожусь во дворце Ллуда, где спрятан священный сосуд и где прежде хранился меч, ныне висящий на стене у Артура в Камелоте. И слышно было, как вверху, над вершинами полых холмов, неслась по небу Дикая охота – это рыцари Потустороннего мира гнали свою жертву и, изловив, уносили глубоко-глубоко под алмазные своды, откуда нет возврата. И тогда я подумал было, что, быть может, бог уведомляет меня о гибели королевы, но тут видение мое изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136