Пусть тебя это не волнует.
- А тюрьмой тут не попахивает? - не сдержался Сергей.
- Да, нет, конечно, - рассмеялась Маша.
Душистый аромат "бабьего лета" сгинул за ночь. Еще, накануне, вечером Сергей засиделся на ближнем пустыре, вслушиваясь (больше создавая видимость) в бестолковщину соседа Николая, дородного владимирского мужика. Они неторопливо пили пиво, покуривали и поплевывали.
Дворник жег сухие листья. От костра завивался матовый шлейф дыма. "Вот он, дым, сейчас рассеится и, как в сказке, предстанет передо мной послушный и всесильный джин. Что я ему скажу? - подумал Филимонов, - Сбегай, дружище, за пивом и, не сочти за труд, прихвати соленой рыбки! Вот что, я бы ему сказал".
Николай, по русской привычке, жаловался на жизнь. (Американец, например, никогда этого делать не станет, он будет выставлять напоказ отполированные зубы, словно, предпродажная лошадь и демонстрировать успех, неизменный, как снежная вершина Монблана).
Сосед проклинал власть; рассказывал какие-то подробности о начальнике цеха, где он работал; предсказывал неминуемую стычку, которая, по его словам, обязательно произойдет во время праздничной октябрьской демонстрации. Иногда, он замолкал и делал затяжной глоток пива. На толстой шее, похожей на водопроводную трубу, было невозможно обнаружить кадык, который при нормальном анатомическом строении служит сигналом прохождения жидкости через горло. "Труба" же никак не реагировала на вливание. Труба, как труба. Довольно фантастичное зрелище! Сергей, искоса, наблюдал за процессом. До самого конца. Пока Николай не отбрасывал небрежно пустую бутылку в кусты. За спину.
Пропуская мимо ушей большую часть того, что сообщал ему сосед, Филимонов, тем не менее, не забывал сочувственно поддакивать.
Приближался день сорокапятилетия. Отмечать или не стоит? В последний раз он приглашал гостей на день рождения пять лет тому назад. На круглую дату. Тогда было весело. Может быть, все-таки, устроить небольшое торжество? Полоса неприятностей, кажется, благополучно миновала. Бандитские звонки прекратились. Появилась недурная работа. "Не мечта поэта", но не досягаемая без протекции. Появились деньги. Не без "душка". Но это проблема для принципиальных, для тех, кто из всех масок, выбрал себе маску "честного парня". Где они, кстати, эти "честные парни"? Разве что в Кремле? Почему то, вспомнилась физиономия Чубайса. (Физиономия "наперсточника", как не маскируй!) Филимонов рассмеялся.
- Ты чего? - удивился Николай, - Он же, всерьез, так сказал.
- Да, я понимаю. Извини. Так, вспомнил кое-что.
Да. Вполне можно устроить скромную (собственно, почему скромную?) вечеринку. Жизнь налаживается, все не так уж плохо складывается. Появилось почти забытое ощущение из "советского времени", ощущение размеренности и предсказуемости. Словно, каким-то чудом, вернулась на прежнее место случайно выброшенная привычная мебель и встала точно так же, как раньше.
А утром через окно потянуло сыростью. Сергей подошел закрыть форточку. Шел дождь. Женщина в синем плаще плавно поднималась в воздух и легко опускалась по другую сторону громадных луж. Казалось, ее перемещает в пространстве разноцветный, подрагивающий на ветру, зонт.
- Ты что не спишь? - услышал он голос жены.
- Осень.
- Что, что?
- Осень началась.
- Да, - равнодушно согласилась она, - Ложись. Спи.
Сергей подлез под одеяло и понял, что уже не заснуть.
- Справлять день рождение или нет? Ты как думаешь?
- Справлять.
- А кого пригласить?
- Дрозда, Виктора с Надей. Можно Мартовицких.
- Мартовицких нельзя. Они в Атланте.
- Где?
- В Атланте. В Америке. Уже год.
- А я и не знала, - без удивления сказала она, - Слушай, а может, пригласим Бориса Львовича?
- Ну, уж нет! Будет твой день рождения - приглашай. А на мой - не надо!
Маша откинула одеяло и встала.
- Все. Сон ты мне перебил. Теперь уже не заснуть, - сказала она, стягивая ночную сорочку. Мелькнул профиль поникшей груди с заостренным кончиком оранжевого соска.
Обещания, которые мужья дают своим женам, часто выполняются с той же точностью, с какой выполняются обещания политиков перед народом. Клятвенное заверение - никогда больше не притрагиваться к спиртному, вырывается у мужчины только наутро, в тот момент психологического и физического упадка, когда он, строго говоря, не способен в полной мере отвечать за свои слова. "Частичная дееспособность" - если употребить юридическую терминологию.
Филимонов не откликался на беспорядочные предложения "составить компанию". По-другому, в России нельзя. Иначе, не успеешь оглянуться, как дойдешь "до ручки". Однако, убежденным трезвенником он, так же, не был. Совершенно не пьющие люди, особенно, те из них, для кого этот факт являлся предметом гордости (признак - самодовольство) вызывали в нем противоречивые чувства. Уважение к рациональному мышлению и презрение к тому, что рациональное мышление подавляет простые человеческие эмоции.
Был у Филимонова один знакомый, отношения с которым никак не классифицировались по обычной схеме: задушевный друг, близкий приятель, надежный товарищ. Может быть, из-за разницы в возрасте. Дмитрий Иванович готовился встречать семидесятилетие. Жил одиноко на своей подмосковной даче, все реже и реже, выбираясь в Москву. "Суета надоела" - объяснял, - "Да и люди тоже". Невысокий, худощавый, он никогда не жаловался на здоровье и, вообще, не вел себя по-стариковски. Только что женским полом не увлекался! (Жена умерла лет двадцать назад). До пенсии Дмитрий Иванович преподавал криминалистику в Академии МВД. Известный профессор! По какой то партийной обязанности, он часто навещал райком, где они и познакомились. Само по себе это обстоятельство, конечно, не могло привести к каким-то особым отношениям, но случилось так, что Филимонов неожиданно помог профессору.
Поступила в райком анонимка. (По тем временам бумажонка опасная). Неизвестный автор докладывал, что профессор берет взятки от претендентов на ученое звание; пьет горькую до того, что на следующий день не в состоянии проводить занятия; содержит любовницу.
Филимонов не то, чтоб не поверил во все перечисленные грехи профессора (стандартный набор, как подарочный комплект для бритья), а просто не захотел "топить" симпатичного человека. Дмитрий Иванович всегда был уравновешен, предупредителен, а самое главное, вел себя так, что никто не мог бы догадаться, что перед Вами знаменитый ученый, почетный член зарубежных Академий и международных ассоциаций. Такое поведение свойственно тем, кому не требуется больше доказывать интеллектуальную состоятельность. Поскольку явление это исключительно редкое, оно замечается всеми. У одних, как ни странно (а, может быть, и вовсе не странно) это вызывает зависть и раздражение;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
- А тюрьмой тут не попахивает? - не сдержался Сергей.
- Да, нет, конечно, - рассмеялась Маша.
Душистый аромат "бабьего лета" сгинул за ночь. Еще, накануне, вечером Сергей засиделся на ближнем пустыре, вслушиваясь (больше создавая видимость) в бестолковщину соседа Николая, дородного владимирского мужика. Они неторопливо пили пиво, покуривали и поплевывали.
Дворник жег сухие листья. От костра завивался матовый шлейф дыма. "Вот он, дым, сейчас рассеится и, как в сказке, предстанет передо мной послушный и всесильный джин. Что я ему скажу? - подумал Филимонов, - Сбегай, дружище, за пивом и, не сочти за труд, прихвати соленой рыбки! Вот что, я бы ему сказал".
Николай, по русской привычке, жаловался на жизнь. (Американец, например, никогда этого делать не станет, он будет выставлять напоказ отполированные зубы, словно, предпродажная лошадь и демонстрировать успех, неизменный, как снежная вершина Монблана).
Сосед проклинал власть; рассказывал какие-то подробности о начальнике цеха, где он работал; предсказывал неминуемую стычку, которая, по его словам, обязательно произойдет во время праздничной октябрьской демонстрации. Иногда, он замолкал и делал затяжной глоток пива. На толстой шее, похожей на водопроводную трубу, было невозможно обнаружить кадык, который при нормальном анатомическом строении служит сигналом прохождения жидкости через горло. "Труба" же никак не реагировала на вливание. Труба, как труба. Довольно фантастичное зрелище! Сергей, искоса, наблюдал за процессом. До самого конца. Пока Николай не отбрасывал небрежно пустую бутылку в кусты. За спину.
Пропуская мимо ушей большую часть того, что сообщал ему сосед, Филимонов, тем не менее, не забывал сочувственно поддакивать.
Приближался день сорокапятилетия. Отмечать или не стоит? В последний раз он приглашал гостей на день рождения пять лет тому назад. На круглую дату. Тогда было весело. Может быть, все-таки, устроить небольшое торжество? Полоса неприятностей, кажется, благополучно миновала. Бандитские звонки прекратились. Появилась недурная работа. "Не мечта поэта", но не досягаемая без протекции. Появились деньги. Не без "душка". Но это проблема для принципиальных, для тех, кто из всех масок, выбрал себе маску "честного парня". Где они, кстати, эти "честные парни"? Разве что в Кремле? Почему то, вспомнилась физиономия Чубайса. (Физиономия "наперсточника", как не маскируй!) Филимонов рассмеялся.
- Ты чего? - удивился Николай, - Он же, всерьез, так сказал.
- Да, я понимаю. Извини. Так, вспомнил кое-что.
Да. Вполне можно устроить скромную (собственно, почему скромную?) вечеринку. Жизнь налаживается, все не так уж плохо складывается. Появилось почти забытое ощущение из "советского времени", ощущение размеренности и предсказуемости. Словно, каким-то чудом, вернулась на прежнее место случайно выброшенная привычная мебель и встала точно так же, как раньше.
А утром через окно потянуло сыростью. Сергей подошел закрыть форточку. Шел дождь. Женщина в синем плаще плавно поднималась в воздух и легко опускалась по другую сторону громадных луж. Казалось, ее перемещает в пространстве разноцветный, подрагивающий на ветру, зонт.
- Ты что не спишь? - услышал он голос жены.
- Осень.
- Что, что?
- Осень началась.
- Да, - равнодушно согласилась она, - Ложись. Спи.
Сергей подлез под одеяло и понял, что уже не заснуть.
- Справлять день рождение или нет? Ты как думаешь?
- Справлять.
- А кого пригласить?
- Дрозда, Виктора с Надей. Можно Мартовицких.
- Мартовицких нельзя. Они в Атланте.
- Где?
- В Атланте. В Америке. Уже год.
- А я и не знала, - без удивления сказала она, - Слушай, а может, пригласим Бориса Львовича?
- Ну, уж нет! Будет твой день рождения - приглашай. А на мой - не надо!
Маша откинула одеяло и встала.
- Все. Сон ты мне перебил. Теперь уже не заснуть, - сказала она, стягивая ночную сорочку. Мелькнул профиль поникшей груди с заостренным кончиком оранжевого соска.
Обещания, которые мужья дают своим женам, часто выполняются с той же точностью, с какой выполняются обещания политиков перед народом. Клятвенное заверение - никогда больше не притрагиваться к спиртному, вырывается у мужчины только наутро, в тот момент психологического и физического упадка, когда он, строго говоря, не способен в полной мере отвечать за свои слова. "Частичная дееспособность" - если употребить юридическую терминологию.
Филимонов не откликался на беспорядочные предложения "составить компанию". По-другому, в России нельзя. Иначе, не успеешь оглянуться, как дойдешь "до ручки". Однако, убежденным трезвенником он, так же, не был. Совершенно не пьющие люди, особенно, те из них, для кого этот факт являлся предметом гордости (признак - самодовольство) вызывали в нем противоречивые чувства. Уважение к рациональному мышлению и презрение к тому, что рациональное мышление подавляет простые человеческие эмоции.
Был у Филимонова один знакомый, отношения с которым никак не классифицировались по обычной схеме: задушевный друг, близкий приятель, надежный товарищ. Может быть, из-за разницы в возрасте. Дмитрий Иванович готовился встречать семидесятилетие. Жил одиноко на своей подмосковной даче, все реже и реже, выбираясь в Москву. "Суета надоела" - объяснял, - "Да и люди тоже". Невысокий, худощавый, он никогда не жаловался на здоровье и, вообще, не вел себя по-стариковски. Только что женским полом не увлекался! (Жена умерла лет двадцать назад). До пенсии Дмитрий Иванович преподавал криминалистику в Академии МВД. Известный профессор! По какой то партийной обязанности, он часто навещал райком, где они и познакомились. Само по себе это обстоятельство, конечно, не могло привести к каким-то особым отношениям, но случилось так, что Филимонов неожиданно помог профессору.
Поступила в райком анонимка. (По тем временам бумажонка опасная). Неизвестный автор докладывал, что профессор берет взятки от претендентов на ученое звание; пьет горькую до того, что на следующий день не в состоянии проводить занятия; содержит любовницу.
Филимонов не то, чтоб не поверил во все перечисленные грехи профессора (стандартный набор, как подарочный комплект для бритья), а просто не захотел "топить" симпатичного человека. Дмитрий Иванович всегда был уравновешен, предупредителен, а самое главное, вел себя так, что никто не мог бы догадаться, что перед Вами знаменитый ученый, почетный член зарубежных Академий и международных ассоциаций. Такое поведение свойственно тем, кому не требуется больше доказывать интеллектуальную состоятельность. Поскольку явление это исключительно редкое, оно замечается всеми. У одних, как ни странно (а, может быть, и вовсе не странно) это вызывает зависть и раздражение;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39