Но даже здесь наука и промышленность
продвигались вперед семимильными шагами, габариты запоминающих устройств
уменьшились настолько, что отпала необходимость в предварительной записи
программ на особых носителя, а Генри Дорсблад снова оказался на улице без
средств к существованию.
Видя, как прямо на глазах тает ее банковский счет, миссис Дорсблад
обратилась с жалобой в суд на то, что ее муж не в состоянии содержать
семью. Генри Дорсбладу пришлось отправиться за решетку, а миссис Дорсблад
удалось получить развод да еще и отсудить алименты - суд счел ее запросы
весьма скромными и вполне благоразумными - в размере всего лишь каких-то
трех четвертей от наибольшего заработка, который он когда-либо получал
ранее. Будучи не в состоянии выплачивать даже, чисто символические
алименты в качестве демонстрации честности своих намерений, Генри Дорсблад
так и остался в тюрьме как несостоятельный алиментщик.
Раз в год на выездной сессии суда, в состав которого входили только
женщины, ему задавали один и тот же вопрос: какие усилия он прилагает к
тому, чтобы погасить задолженность и тем самым реабилитировать себя в
глазах общества. Когда Дорсблад на одной из таких сессий в лукавой попытке
уклониться от прямого ответа разразился целой речью, в которой пожаловался
на то, что не так-то просто подыскать какую-либо работу, находясь
безвылазно за решеткой, то получил серьезнейший разнос да еще схлопотал
перевод в камеру особо строгого режима содержания. После этого он совсем
замкнулся и озлобился, превратившись в типичного закоренелого
неплательщика алиментов.
Прошло восемнадцать лет. Его бывшая жена еще трижды вышла замуж, двух
мужей похоронила, а третьего тоже упекла за решетку за отказ от уплаты
алиментов. Поскольку злостное уклонение от выполнения супружеских
обязанностей со стороны его преемников никоим образом не освобождало его
самого от ответственности за собственную финансовую несостоятельность, то
Генри Дорсблад давно уже потерял всякую надежду выйти на свободу. Он
научился гнать брагу в бидоне у себя под койкой и, что более существенно с
наслаждением ее глушить. Научился сворачивать сигареты из туалетной бумаги
и табака, извлеченного из окурков, притаптываемых охранниками. И еще он
научился думать.
Он провел восемнадцать лет в размышлениях о том зле, воображаемом и
настоящем, которое было ему причинено, восемнадцать лет изучал социальные
причины подобного зла, восемнадцать лет читал только таких признанных
классиков в области углубленного изучения взаимоотношений между полами,
как Ницше, маркиз де Сад, Мухаммед, Гитлер, Тарбер. Именно к этому периоду
его жизни, заполненному глубокими раздумьями и напряженными нравственными
поисками, следует присмотреться особенно пристально, если задаться
вопросом, почему такое робкое и бессловесное ничтожество превратилось в
самого горластого краснобая-агитатора, самого коварного политического
лидера своей эпохи.
Совершенно иной, новый Генри Дорсблад был выпущен на свободу толпой
разъяренных мужчинистов. Он сразу же возглавил шествие как упившихся
освободителей, так и опьяненных свободой бывших заключенных, своевременно
выведя их из-под готового вот-вот рухнуть, объятого пламенем пожара здания
тюрьмы, и отбивая такт ударами столовой ложки по каске, сорванной с головы
одного из охранников, начал разучивать вместе с ними сочиненную прямо на
ходу песню, в которой толпа подстрекалась к еще более крупномасштабному
бунту.
Тогдашние сильные мира сего, один вслед за другим, довольно быстро
научились с ним считаться. Вновь арестованный в одном из штатов и
приговоренный к выдворению в Калифорнию, Дорсблад не соблаговолил дать
интервью губернатору этого штата только на том основании, что это была
женщина. Свободнорожденный гражданин мужского пола, упрямо твердил он,
никогда не сможет смириться с политическим или судебным верховенством
любой из женщин.
Губернатор только улыбалась, глядя на то, как пузач-недомерок, закрыв
глаза, прыгал козлом по камере и выкрикивал нараспев: "Кухни и юбки! Вуаль
и чадра! Гаремы и бардаки!" Однако она уже не улыбалась всего лишь через
неделю, когда его последователи разгромили ее тюрьму тоже и вынесли его на
своих плечах, а тем более через год, когда не была избрана на повторный
срок - и то, и другое несчастье ей пришлось пережить под аккомпанемент все
тех же памятных выкриков.
Да и самому Шепарду Л.Мибсу стало не до улыбок после того, как Генри
Дорсблад впервые появился на телеэкране в качестве гостя программы "Между
нами, мужиками, говоря...". Поскольку сразу же всем стало ясно, что это
самый настоящий политический динамит, что ни один штат и ни один
губернатор не посмеют предпринять против него какие-либо меры, то кому,
как не ему, самим Богом велено участвовать в программе мужчинистов? И
почти каждый телезритель на территории Соединенных Штатов и Канады понял,
что Шепард Л.Мибс, ведущий программы и общенародный лидер мужчинизма,
быстро оказался оттесненным на второй план - его полностью затмил
"Адскопламенный Генри".
Практически по всей стране мужчины изо дня в день повторяли
вынесенный Генри Дорсбладом обвинительный вердикт современному обществу:
"Женщины нуждались в особой законодательной защите, когда сам закон
предусматривал их более низкий по сравнению с мужчинами статус. Теперь у
них есть и равенство, и особая защита. Нельзя иметь и то, и другое
одновременно!"
Единодушное одобрение встретили и предложенные им на суд слушателей
биопсихологические законы: "Мужчина, который ощущает собственное бессилие
в течение всего дня, ничем особым не способен проявить себя ночью.
Мужчина-импотент в политике - такой же импотент и в постели. Если женщины
хотят настоящей любви со стороны мужчины, они прежде всего должны смотреть
на них, как на героических предводителей.
По сути Дорсблад всего лишь перефразировал отдельные места из
передовиц Мибса, которые он многократно перечитывал еще в тюремной камере.
Но он произносил их с убежденностью Савонаролы, с блеском в глазах и жаром
на лице истинного пророка. И это было замечено с самого начала - на женщин
он оказывал почти такое же воздействие, как и на мужчин.
Женщины толпами собирались послушать его речи и как зачарованные,
внимали его нареканиям по адресу собственного их пола. Они падали в
обморок, когда он высмеивал их недостатки они рыдали, когда он проклинал
их за наглость и бесстыдство, они дружно кричали "Да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
продвигались вперед семимильными шагами, габариты запоминающих устройств
уменьшились настолько, что отпала необходимость в предварительной записи
программ на особых носителя, а Генри Дорсблад снова оказался на улице без
средств к существованию.
Видя, как прямо на глазах тает ее банковский счет, миссис Дорсблад
обратилась с жалобой в суд на то, что ее муж не в состоянии содержать
семью. Генри Дорсбладу пришлось отправиться за решетку, а миссис Дорсблад
удалось получить развод да еще и отсудить алименты - суд счел ее запросы
весьма скромными и вполне благоразумными - в размере всего лишь каких-то
трех четвертей от наибольшего заработка, который он когда-либо получал
ранее. Будучи не в состоянии выплачивать даже, чисто символические
алименты в качестве демонстрации честности своих намерений, Генри Дорсблад
так и остался в тюрьме как несостоятельный алиментщик.
Раз в год на выездной сессии суда, в состав которого входили только
женщины, ему задавали один и тот же вопрос: какие усилия он прилагает к
тому, чтобы погасить задолженность и тем самым реабилитировать себя в
глазах общества. Когда Дорсблад на одной из таких сессий в лукавой попытке
уклониться от прямого ответа разразился целой речью, в которой пожаловался
на то, что не так-то просто подыскать какую-либо работу, находясь
безвылазно за решеткой, то получил серьезнейший разнос да еще схлопотал
перевод в камеру особо строгого режима содержания. После этого он совсем
замкнулся и озлобился, превратившись в типичного закоренелого
неплательщика алиментов.
Прошло восемнадцать лет. Его бывшая жена еще трижды вышла замуж, двух
мужей похоронила, а третьего тоже упекла за решетку за отказ от уплаты
алиментов. Поскольку злостное уклонение от выполнения супружеских
обязанностей со стороны его преемников никоим образом не освобождало его
самого от ответственности за собственную финансовую несостоятельность, то
Генри Дорсблад давно уже потерял всякую надежду выйти на свободу. Он
научился гнать брагу в бидоне у себя под койкой и, что более существенно с
наслаждением ее глушить. Научился сворачивать сигареты из туалетной бумаги
и табака, извлеченного из окурков, притаптываемых охранниками. И еще он
научился думать.
Он провел восемнадцать лет в размышлениях о том зле, воображаемом и
настоящем, которое было ему причинено, восемнадцать лет изучал социальные
причины подобного зла, восемнадцать лет читал только таких признанных
классиков в области углубленного изучения взаимоотношений между полами,
как Ницше, маркиз де Сад, Мухаммед, Гитлер, Тарбер. Именно к этому периоду
его жизни, заполненному глубокими раздумьями и напряженными нравственными
поисками, следует присмотреться особенно пристально, если задаться
вопросом, почему такое робкое и бессловесное ничтожество превратилось в
самого горластого краснобая-агитатора, самого коварного политического
лидера своей эпохи.
Совершенно иной, новый Генри Дорсблад был выпущен на свободу толпой
разъяренных мужчинистов. Он сразу же возглавил шествие как упившихся
освободителей, так и опьяненных свободой бывших заключенных, своевременно
выведя их из-под готового вот-вот рухнуть, объятого пламенем пожара здания
тюрьмы, и отбивая такт ударами столовой ложки по каске, сорванной с головы
одного из охранников, начал разучивать вместе с ними сочиненную прямо на
ходу песню, в которой толпа подстрекалась к еще более крупномасштабному
бунту.
Тогдашние сильные мира сего, один вслед за другим, довольно быстро
научились с ним считаться. Вновь арестованный в одном из штатов и
приговоренный к выдворению в Калифорнию, Дорсблад не соблаговолил дать
интервью губернатору этого штата только на том основании, что это была
женщина. Свободнорожденный гражданин мужского пола, упрямо твердил он,
никогда не сможет смириться с политическим или судебным верховенством
любой из женщин.
Губернатор только улыбалась, глядя на то, как пузач-недомерок, закрыв
глаза, прыгал козлом по камере и выкрикивал нараспев: "Кухни и юбки! Вуаль
и чадра! Гаремы и бардаки!" Однако она уже не улыбалась всего лишь через
неделю, когда его последователи разгромили ее тюрьму тоже и вынесли его на
своих плечах, а тем более через год, когда не была избрана на повторный
срок - и то, и другое несчастье ей пришлось пережить под аккомпанемент все
тех же памятных выкриков.
Да и самому Шепарду Л.Мибсу стало не до улыбок после того, как Генри
Дорсблад впервые появился на телеэкране в качестве гостя программы "Между
нами, мужиками, говоря...". Поскольку сразу же всем стало ясно, что это
самый настоящий политический динамит, что ни один штат и ни один
губернатор не посмеют предпринять против него какие-либо меры, то кому,
как не ему, самим Богом велено участвовать в программе мужчинистов? И
почти каждый телезритель на территории Соединенных Штатов и Канады понял,
что Шепард Л.Мибс, ведущий программы и общенародный лидер мужчинизма,
быстро оказался оттесненным на второй план - его полностью затмил
"Адскопламенный Генри".
Практически по всей стране мужчины изо дня в день повторяли
вынесенный Генри Дорсбладом обвинительный вердикт современному обществу:
"Женщины нуждались в особой законодательной защите, когда сам закон
предусматривал их более низкий по сравнению с мужчинами статус. Теперь у
них есть и равенство, и особая защита. Нельзя иметь и то, и другое
одновременно!"
Единодушное одобрение встретили и предложенные им на суд слушателей
биопсихологические законы: "Мужчина, который ощущает собственное бессилие
в течение всего дня, ничем особым не способен проявить себя ночью.
Мужчина-импотент в политике - такой же импотент и в постели. Если женщины
хотят настоящей любви со стороны мужчины, они прежде всего должны смотреть
на них, как на героических предводителей.
По сути Дорсблад всего лишь перефразировал отдельные места из
передовиц Мибса, которые он многократно перечитывал еще в тюремной камере.
Но он произносил их с убежденностью Савонаролы, с блеском в глазах и жаром
на лице истинного пророка. И это было замечено с самого начала - на женщин
он оказывал почти такое же воздействие, как и на мужчин.
Женщины толпами собирались послушать его речи и как зачарованные,
внимали его нареканиям по адресу собственного их пола. Они падали в
обморок, когда он высмеивал их недостатки они рыдали, когда он проклинал
их за наглость и бесстыдство, они дружно кричали "Да!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16