Напротив него – скучный Галларт мигал ресницами на свечу, спокойно ждал, когда надо будет отдавать шпагу – эфесом вперед, с поклоном – шведскому офицеру.
В шатер вошел герцог в осыпанной снегом оленьей шубе поверх лат, – забрало поднято, усы висели сосульками, губы тряслись…
– Пускай черт воюет с этими русскими свиньями! – крикнул герцог. – Майор Кунингам и майор Гаст задушены в землянках… Капитан Вальбрехт с перерезанным горлом лежит здесь, в двенадцати шагах от шатра… Царь знал, что подсунуть мне, – армию! Сброд, сволочи!..
Галларт поспешно поднялся и откинул ковер, – в палатку влетел вихрь снега. Рев многотысячной толпы заглушал звуки выстрелов. Герцог бросился вон из шатра. Внизу были видны очертания подносимого к берегу моста, на нем кричали люди. Справа, там, где частокол лагеря упирался в реку, бесновались бесчисленные толпы…
– Центр прорван, – сказал Галларт, – это полки Головина…
Солдаты лезли через частокол, отдельные кучки их бежали к шатру…
– О, черт! – крикнул герцог. – На коней, господа! – Он потащил с себя оленью шубу, – латы мешали движениям. – Помогите же, о черт!
Герцог, Галларт и Блюмберг влезли на коней, спустились вниз к воде и по топкому берегу тяжело поскакали на запад, навстречу шведским выстрелам, – сдаваться в плен, чтобы этим уберечь свои жизни от разъяренных солдат…
Стемнело. Ветер затихал, валил мягкий снег. Изредка хлопал одинокий выстрел. В русском лагере было тихо, как на кладбище, ни одного огня… Лишь в центре, в захваченном обозе, пьяные шведские гренадеры хрипло орали песни. Пламя горящих бочек озаряло пелену снега, ложившуюся на мертвецки пьяных и на убитых.
Артамон Головин, Трубецкой, Бутурлин, царевич Имеретинский, Яков Долгорукий, десять полковников (среди них – сын славного генерала Гордона и сын Франца Лефорта), подполковники, майоры, капитаны, поручики – восемьдесят командиров – собрались на конях и пешие у землянки, где совещались генералы. Только что были посланы к королю Карлу парламентеры, – князь Козловский и майор Пиль, – но они наткнулись на своих солдат, были опознаны и убиты…
В землянке при свете лучины Артамон Головин говорил:
– Укрепления прорваны, главнокомандующий бежал, мосты разломаны, пороховые обозы – у шведов… Назавтра не можем возобновить боя… Покуда ночью шведы не видят нашего бедствия, можем добиться от короля женерозных условий, сохранить оружие и войска… Ты, Иван Иванович (поклонился Бутурлину), ступай, батюшка, сам к королю, скажи ему, что, не желая-де пролития христианской крови, хотим разойтись: уйдем-де в свою землю, а он пускай уходит в свою…
– А пушки? Отдать? – прохрипел Бутурлин.
На это никто не ответил, генералы потупились. У гордого Головина слезно сморщилось все лицо. Толстогубый, черный Яков Долгорукий сказал, ломая брови:
– Что зря-то болтать… Выпьем сраму досыта… На милость сдаемся.
Бутурлин щелкнул кремнями двух пистолетов, сунул их за пояс, надвинул шляпу на лоб, вышел из землянки:
– Трубача!
К нему придвинулись офицеры:
– Иван Иванович, ну что? Сдаемся?
– Мы готовы умереть, Иван Иванович… Да ведь от своих же умирать-то…
В версте от русского лагеря, на мызе, Карл и генералы приняли Бутурлина. Шведы, так же как и русские, боялись завтрашнего дня. Поломавшись для чести, согласились пропустить на ту сторону Наровы все русское войско при оружии и со знаменами, но без пушек и обозов. В залог потребовали доставить на мызу всех русских генералов и офицеров, а войско пусть идет с богом домой… Бутурлин попытался было спорить. Карл сказал ему с усмешкой:
– Из любви к брату, царю Петру, спасаю его славных генералов от солдатской ярости. В Нарве вам будет спокойнее и сытнее, чем при войске.
Пришлось согласиться на все. Взвод кирасир поскакал брать заложников. Шведские саперы, запалив на берегу костры, начали наводить мост, чтобы как можно скорее спровадить русских за реку. Первыми покинули лагерь семеновцы и преображенцы, – со знаменами и оружием, под барабанный бой перешли мосты; солдаты все были рослые, усатые, угрюмые. На плечах несли раненых. Когда стала проходить дивизия Вейде, шведские кирасиры угрожающе придвинулись, потребовали сдать оружие. Солдаты, матерясь, бросали мушкеты. Остальные полки прогнали уже просто – выстрелами…
На рассвете остатки сорокапятитысячной русской армии – разутые, голодные, без командиров, без строя – двинулись обратной дорогой. Вслед им бастионы крепости Иван-города послали несколько бомб…
4
Весть о нарвском разгроме догнала Петра в день, когда он въехал в Новгород, на двор воеводы. В раскрытые ворота за царской повозкой вскакал на шатающейся лошади Павел Ягужинский, соскочил у крыльца и блестящими глазами глядел на царя.
– Откуда? – нахмурясь, спросил Петр.
– Оттуда, господин бомбардир.
– Что там?
– Конфузия, господин бомбардир…
Петр быстро низко опустил голову. Разминая ноги, подошел Меньшиков, – сразу все понял: что было спрошено и что отвечено. Воевода Ладыженский, пучеглазый старичок, стоя на нижней ступени, разинул рот, – колючий ветер поднимал его редкие волосы.
– Ну… Идем, расскажи. – Петр поставил ногу на ступень и вдруг повернулся к воеводе, будто с великим изумлением разглядывая этого новгородского правителя:
– У тебя все готово к обороне?
– Великий государь… Ночи не сплю, все думаю: как тебе угодить? – воевода Ладыженский стал на колени, молил собачьими глазами, трепетал вывороченными веками. – Где ж его оборонять?.. Город худой, рвы позавалились, мост через Волхов сгнил совсем… Да и мужиков не сгонишь из деревень, лошадей всех побрали в извоз… Смилуйся…
Воевода не говорил, а вопил, хватался за ноги государя. Петр отряхнул его от ноги, взбежал в сени. Там повскакали с мест монахи, монашки, попы, старцы в скуфейках. Один, с гремящими цепями на голом теле, пополз под лавку…
– Это что за люди?
Чернорясные и попы замахали туловищами. Строгий. сытый иеромонах стал говорить, закатывая зрачки под лоб:
– Не дай запустеть монастырям и храмам божьим, великий государь. Указом твоим ведено с каждого монастыря брать до десяти и более подвод и людей с железными лопатами, сколько вмочно, и кормы им. И от каждого прихода ставить подводы и людей же… Воистину сие выше сил человеческих, великий государь… Одною милостыней живем Христа ради…
Петр слушал, держась за дверную скобку, – выпучась, оглядывал кланяющихся.
– От всех монастырей челобитчики?
– От всех, – враз бодро ответили монахи. – От всех, от всех, милостивец наш, – клиросными голосами пропели монашки…
– Данилыч, не выпускать никого, поставь караул!..
Войдя в столовую, он велел Ягужинскому рассказывать о конфузии. Не присаживаясь, шагал по низенькой, жаркой комнате, брал со стола соленый огурец, жевал, торопливо переспрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
В шатер вошел герцог в осыпанной снегом оленьей шубе поверх лат, – забрало поднято, усы висели сосульками, губы тряслись…
– Пускай черт воюет с этими русскими свиньями! – крикнул герцог. – Майор Кунингам и майор Гаст задушены в землянках… Капитан Вальбрехт с перерезанным горлом лежит здесь, в двенадцати шагах от шатра… Царь знал, что подсунуть мне, – армию! Сброд, сволочи!..
Галларт поспешно поднялся и откинул ковер, – в палатку влетел вихрь снега. Рев многотысячной толпы заглушал звуки выстрелов. Герцог бросился вон из шатра. Внизу были видны очертания подносимого к берегу моста, на нем кричали люди. Справа, там, где частокол лагеря упирался в реку, бесновались бесчисленные толпы…
– Центр прорван, – сказал Галларт, – это полки Головина…
Солдаты лезли через частокол, отдельные кучки их бежали к шатру…
– О, черт! – крикнул герцог. – На коней, господа! – Он потащил с себя оленью шубу, – латы мешали движениям. – Помогите же, о черт!
Герцог, Галларт и Блюмберг влезли на коней, спустились вниз к воде и по топкому берегу тяжело поскакали на запад, навстречу шведским выстрелам, – сдаваться в плен, чтобы этим уберечь свои жизни от разъяренных солдат…
Стемнело. Ветер затихал, валил мягкий снег. Изредка хлопал одинокий выстрел. В русском лагере было тихо, как на кладбище, ни одного огня… Лишь в центре, в захваченном обозе, пьяные шведские гренадеры хрипло орали песни. Пламя горящих бочек озаряло пелену снега, ложившуюся на мертвецки пьяных и на убитых.
Артамон Головин, Трубецкой, Бутурлин, царевич Имеретинский, Яков Долгорукий, десять полковников (среди них – сын славного генерала Гордона и сын Франца Лефорта), подполковники, майоры, капитаны, поручики – восемьдесят командиров – собрались на конях и пешие у землянки, где совещались генералы. Только что были посланы к королю Карлу парламентеры, – князь Козловский и майор Пиль, – но они наткнулись на своих солдат, были опознаны и убиты…
В землянке при свете лучины Артамон Головин говорил:
– Укрепления прорваны, главнокомандующий бежал, мосты разломаны, пороховые обозы – у шведов… Назавтра не можем возобновить боя… Покуда ночью шведы не видят нашего бедствия, можем добиться от короля женерозных условий, сохранить оружие и войска… Ты, Иван Иванович (поклонился Бутурлину), ступай, батюшка, сам к королю, скажи ему, что, не желая-де пролития христианской крови, хотим разойтись: уйдем-де в свою землю, а он пускай уходит в свою…
– А пушки? Отдать? – прохрипел Бутурлин.
На это никто не ответил, генералы потупились. У гордого Головина слезно сморщилось все лицо. Толстогубый, черный Яков Долгорукий сказал, ломая брови:
– Что зря-то болтать… Выпьем сраму досыта… На милость сдаемся.
Бутурлин щелкнул кремнями двух пистолетов, сунул их за пояс, надвинул шляпу на лоб, вышел из землянки:
– Трубача!
К нему придвинулись офицеры:
– Иван Иванович, ну что? Сдаемся?
– Мы готовы умереть, Иван Иванович… Да ведь от своих же умирать-то…
В версте от русского лагеря, на мызе, Карл и генералы приняли Бутурлина. Шведы, так же как и русские, боялись завтрашнего дня. Поломавшись для чести, согласились пропустить на ту сторону Наровы все русское войско при оружии и со знаменами, но без пушек и обозов. В залог потребовали доставить на мызу всех русских генералов и офицеров, а войско пусть идет с богом домой… Бутурлин попытался было спорить. Карл сказал ему с усмешкой:
– Из любви к брату, царю Петру, спасаю его славных генералов от солдатской ярости. В Нарве вам будет спокойнее и сытнее, чем при войске.
Пришлось согласиться на все. Взвод кирасир поскакал брать заложников. Шведские саперы, запалив на берегу костры, начали наводить мост, чтобы как можно скорее спровадить русских за реку. Первыми покинули лагерь семеновцы и преображенцы, – со знаменами и оружием, под барабанный бой перешли мосты; солдаты все были рослые, усатые, угрюмые. На плечах несли раненых. Когда стала проходить дивизия Вейде, шведские кирасиры угрожающе придвинулись, потребовали сдать оружие. Солдаты, матерясь, бросали мушкеты. Остальные полки прогнали уже просто – выстрелами…
На рассвете остатки сорокапятитысячной русской армии – разутые, голодные, без командиров, без строя – двинулись обратной дорогой. Вслед им бастионы крепости Иван-города послали несколько бомб…
4
Весть о нарвском разгроме догнала Петра в день, когда он въехал в Новгород, на двор воеводы. В раскрытые ворота за царской повозкой вскакал на шатающейся лошади Павел Ягужинский, соскочил у крыльца и блестящими глазами глядел на царя.
– Откуда? – нахмурясь, спросил Петр.
– Оттуда, господин бомбардир.
– Что там?
– Конфузия, господин бомбардир…
Петр быстро низко опустил голову. Разминая ноги, подошел Меньшиков, – сразу все понял: что было спрошено и что отвечено. Воевода Ладыженский, пучеглазый старичок, стоя на нижней ступени, разинул рот, – колючий ветер поднимал его редкие волосы.
– Ну… Идем, расскажи. – Петр поставил ногу на ступень и вдруг повернулся к воеводе, будто с великим изумлением разглядывая этого новгородского правителя:
– У тебя все готово к обороне?
– Великий государь… Ночи не сплю, все думаю: как тебе угодить? – воевода Ладыженский стал на колени, молил собачьими глазами, трепетал вывороченными веками. – Где ж его оборонять?.. Город худой, рвы позавалились, мост через Волхов сгнил совсем… Да и мужиков не сгонишь из деревень, лошадей всех побрали в извоз… Смилуйся…
Воевода не говорил, а вопил, хватался за ноги государя. Петр отряхнул его от ноги, взбежал в сени. Там повскакали с мест монахи, монашки, попы, старцы в скуфейках. Один, с гремящими цепями на голом теле, пополз под лавку…
– Это что за люди?
Чернорясные и попы замахали туловищами. Строгий. сытый иеромонах стал говорить, закатывая зрачки под лоб:
– Не дай запустеть монастырям и храмам божьим, великий государь. Указом твоим ведено с каждого монастыря брать до десяти и более подвод и людей с железными лопатами, сколько вмочно, и кормы им. И от каждого прихода ставить подводы и людей же… Воистину сие выше сил человеческих, великий государь… Одною милостыней живем Христа ради…
Петр слушал, держась за дверную скобку, – выпучась, оглядывал кланяющихся.
– От всех монастырей челобитчики?
– От всех, – враз бодро ответили монахи. – От всех, от всех, милостивец наш, – клиросными голосами пропели монашки…
– Данилыч, не выпускать никого, поставь караул!..
Войдя в столовую, он велел Ягужинскому рассказывать о конфузии. Не присаживаясь, шагал по низенькой, жаркой комнате, брал со стола соленый огурец, жевал, торопливо переспрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222