Петр с пятью батальонами семеновцев и преображенцев приплыл от Архангельска в Онежскую губу и высадился на плоском побережье близ рыбачьей деревни Нюхча. Отсюда он послал в Сороку, в раскольничий погост, что при устье Выга, капитана Алексея Бровкина. (Летом Иван Артемич – добился – разменял сына на пленного шведского подполковника, – сам ездил в Нарву, еще дал в придачу триста ефимков.) Алексей должен был проплыть в челне по всему Выгу и посмотреть – пригодна ли река для шлюзованья.
Из Нюхчи войска пошли через Пул-озеро и погост Вожмосальму на Повенец, – просеками, гатями и мостами. Дорогу эту в три месяца построил сержант Щепотев, согнав крестьян и монастырских служек из Кеми, из Сумского посада, из раскольничьих погостов и скитов. Войска волокли на катках две оснащенные яхты. Шли болотами, где гнил лес и звенели комары, мхом, как шубою, покрыты были огромные камни. Увидели дивное Выг-озеро с множеством лесистых островов, – их ощетиненные горбы, подобно чудовищам, выходили из залитых солнцем вод. В бледном небе – ни облака, озеро и берега – пустынны, будто все живое попряталось в чащобы.
В десяти верстах от военной дороги, в Выгорецкой Даниловой обители день и ночь шли службы, как на страстную седьмицу. Мужчины и женщины в смертной холщовой одежде молились коленопреклоненные, неугасимо жгли свечи. Все четверо ворот – наглухо заперты, в воротных сторожках и около моленных заготовлены солома и смола. В эти дни из затвора вышел старец Нектарий. После сожжения паствы и побега он, будучи не при деле, поселился в обители. Но Андрей Денисов его не жаловал и к народу не допускал. Нектарий со зла сел в яму молчальником, сидел молча два года. Когда к яме, прикрытой жердями и дерном. кто-либо подходил – старец кидал в него калом. Сегодня он самовольно явился народу, – узкая борода отросла до колен, мантия изъедена червями, в дырья сквозили желтые ребра. Вздев высохшие руки, он закричал: «Андрюшка Денисов за пирог с грибами Христа продал… Что смотрите?.. Сам антихрист к нам пожаловал, с двумя кораблями на полозьях… Набьют вас туда, как свиней, – увезут в ад кромешный… Спасайтесь… Не слушайте Андрюшку Денисова… Глядите, как он морду надул в окошке… Ему царь Петр пирог с начинкой прислал…»
Андрей Денисов, видя, что оборачивается худо и, пожалуй, найдутся такие, кто и на самом деле захочет гореть, – начал попрекать старца и кричал на него из окна кельи: «Должно быть, в яме ты с ума спятился, Нектарий, тебе только людей жечь – весь бы мир сжег… Царь нас не трогает, пусть его идет мимо с богом, мы сами по себе… А что меня пирогом попрекаешь, – пирогов за век ты больше моего сожрал. Мы знаем – кто тебе по ночам в яму-то курятину таскает, всех курей перевел в обители, – костей полна яма».
Тогда кое-кто кинулся к яме, и верно, – в углу закопаны куриные кости. Началось смущение. Андрей Денисов тайно вышел из обители и на хорошей лошади поехал за реку, к войску, – нашел его по зареву костров, по ржанию коней, по пению медных труб на вечерней заре.
Петр принял Андрея Денисова в полотняном шатре, – сидел с офицерами у походного стола, все курили трубки, отгоняя дымом комаров. Увидев свежего мужчину в подряснике и скуфье, Петр усмехнулся:
– Здравствуй, Андрей Денисов, что скажешь хорошего? Все ли еще вы двумя перстами от меня оберегаетесь?
Денисов, как ему было указано, сел к столу, не морщась, но лишь у самого носа отмахиваясь от табачного дыма, сказал честно, светло глядя в глаза:
– Милостивый государь, Петр Алексеевич… Начинали мы дело на диком месте, – сходился сюда темный народ, всякие люди. Иных лаской в повиновение приводили, а иных и страхом. Пужали тобой, – прости, было… В большом начинании не без промашки. Было всякое, и такое, что и вспоминать не стоит…
– А теперь что делается? – спросил Петр.
– Теперь, милостивый государь, хозяйство наше стоит прочно. Пашни общей расчищено свыше пятисот десятин да лугов столько же. Коровье стадо, – сто двадцать голов. Рыбные ловли и коптильни, кожевни и валяльни. Свое рудное дело. Рудознатцы и кузнецы у нас такие, что и в Туле нет…
Петр Алексеевич уже без усмешки переспрашивал, – в каких местах какие руды? Узнав, что железо – по берегам Онего-озера, и даже близ Повенца есть место, где из пуда руды выплавляют полпуда железа, – задымил трубкой:
– Так чего же вы, беспоповцы, от меня хотите?
Денисов, подумав, ответил:
– Тебе, милостивый государь, для Войска нужно железо. Укажи, – поставим, где удобнее, плавильные печи и кузницы. Наше железо – лучше тульского и обойдется дешевле… Акинфий Демидов на Урале считает по полтинничку…
– Врешь, по тридцати пяти копеек…
– Что ж, и мы по тридцати пяти посчитаем. Да ведь Урал далеко, а мы – близко… Тут и медь есть. Строевые мачтовые леса под Повенцом, на Медвежьих горах, – по сорока аршин мачты, звенит дерево-то… Будь Нева твоя, плоты станем гнать в Голландию. Одного боимся – попов с подьячими… Не надо нам их… Прости меня, говорю, как умею… Оставь нас жить своим уставом… Страх-то какой!.. В обители третий день все работу побросали, обрядились в саваны, поют псалмы… Скотина не поена, некормлена – ревет в хлевах. Пошлешь нам попа с крыжом, с причастием, – все разбегутся – куда глаза глядят… Разве удержишь… Народ все пытаный, ломаный. Уйдут опять в глушь, и дело замрет…
– Чудно, – сказал Петр. – А много у вас народа в обители?
– Пять тысяч работников мужска и женска пола, да престарелые на покое, да младенцы…
– И все до одного вольные?
– От неволи ушли…
– Ну что ж мне с вами делать? Ладно, снимайте саваны… Молитесь двумя перстами, хоть одним, – платите двойной оклад со всего хозяйства…
– Согласны, со всей радостью…
– В Повенец пошлете мастеров – лодочников добрых. Мне нужны карбасы и йолы, судов пятьсот…
– Со всей радостью…
– Ну, выпей мое здоровье, Андрей Денисов. – Петр налил из жестяного штофа водки полную чарку, поднес с наклонением головы, Денисов побледнел. Светлые глаза метнулись. Но – достойно встал. Широко, медленно, прижимая два перста, перекрестился. Принял стопку. (Петр пронзительно глядел на него.) Выпил до капли. Сняв скуфью, вытер ею красные губы.
– Спасибо за милость.
– Закуси дымом.
Петр протянул ему трубку – обмусоленным чубуком вперед. Теперь у Денисова в глазах мелькнула усмешка, – не дрогнув, взял было трубку. Петр отстранил ее.
– А места… (Сказал, будто ничего и не было.) А места, где найдете руду, и земли кругом, сколько потребуется, обмеряйте и ставьте столбы. О сем пишите в Москву – Виниусу. Я ему скажу, чтобы с промыслов и плавильных печей пошлины не брать лет десять… (Денисов поднял брови.) Маловато? Пятнадцать лет не будем брать пошлины. О цене на железо договоримся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
Из Нюхчи войска пошли через Пул-озеро и погост Вожмосальму на Повенец, – просеками, гатями и мостами. Дорогу эту в три месяца построил сержант Щепотев, согнав крестьян и монастырских служек из Кеми, из Сумского посада, из раскольничьих погостов и скитов. Войска волокли на катках две оснащенные яхты. Шли болотами, где гнил лес и звенели комары, мхом, как шубою, покрыты были огромные камни. Увидели дивное Выг-озеро с множеством лесистых островов, – их ощетиненные горбы, подобно чудовищам, выходили из залитых солнцем вод. В бледном небе – ни облака, озеро и берега – пустынны, будто все живое попряталось в чащобы.
В десяти верстах от военной дороги, в Выгорецкой Даниловой обители день и ночь шли службы, как на страстную седьмицу. Мужчины и женщины в смертной холщовой одежде молились коленопреклоненные, неугасимо жгли свечи. Все четверо ворот – наглухо заперты, в воротных сторожках и около моленных заготовлены солома и смола. В эти дни из затвора вышел старец Нектарий. После сожжения паствы и побега он, будучи не при деле, поселился в обители. Но Андрей Денисов его не жаловал и к народу не допускал. Нектарий со зла сел в яму молчальником, сидел молча два года. Когда к яме, прикрытой жердями и дерном. кто-либо подходил – старец кидал в него калом. Сегодня он самовольно явился народу, – узкая борода отросла до колен, мантия изъедена червями, в дырья сквозили желтые ребра. Вздев высохшие руки, он закричал: «Андрюшка Денисов за пирог с грибами Христа продал… Что смотрите?.. Сам антихрист к нам пожаловал, с двумя кораблями на полозьях… Набьют вас туда, как свиней, – увезут в ад кромешный… Спасайтесь… Не слушайте Андрюшку Денисова… Глядите, как он морду надул в окошке… Ему царь Петр пирог с начинкой прислал…»
Андрей Денисов, видя, что оборачивается худо и, пожалуй, найдутся такие, кто и на самом деле захочет гореть, – начал попрекать старца и кричал на него из окна кельи: «Должно быть, в яме ты с ума спятился, Нектарий, тебе только людей жечь – весь бы мир сжег… Царь нас не трогает, пусть его идет мимо с богом, мы сами по себе… А что меня пирогом попрекаешь, – пирогов за век ты больше моего сожрал. Мы знаем – кто тебе по ночам в яму-то курятину таскает, всех курей перевел в обители, – костей полна яма».
Тогда кое-кто кинулся к яме, и верно, – в углу закопаны куриные кости. Началось смущение. Андрей Денисов тайно вышел из обители и на хорошей лошади поехал за реку, к войску, – нашел его по зареву костров, по ржанию коней, по пению медных труб на вечерней заре.
Петр принял Андрея Денисова в полотняном шатре, – сидел с офицерами у походного стола, все курили трубки, отгоняя дымом комаров. Увидев свежего мужчину в подряснике и скуфье, Петр усмехнулся:
– Здравствуй, Андрей Денисов, что скажешь хорошего? Все ли еще вы двумя перстами от меня оберегаетесь?
Денисов, как ему было указано, сел к столу, не морщась, но лишь у самого носа отмахиваясь от табачного дыма, сказал честно, светло глядя в глаза:
– Милостивый государь, Петр Алексеевич… Начинали мы дело на диком месте, – сходился сюда темный народ, всякие люди. Иных лаской в повиновение приводили, а иных и страхом. Пужали тобой, – прости, было… В большом начинании не без промашки. Было всякое, и такое, что и вспоминать не стоит…
– А теперь что делается? – спросил Петр.
– Теперь, милостивый государь, хозяйство наше стоит прочно. Пашни общей расчищено свыше пятисот десятин да лугов столько же. Коровье стадо, – сто двадцать голов. Рыбные ловли и коптильни, кожевни и валяльни. Свое рудное дело. Рудознатцы и кузнецы у нас такие, что и в Туле нет…
Петр Алексеевич уже без усмешки переспрашивал, – в каких местах какие руды? Узнав, что железо – по берегам Онего-озера, и даже близ Повенца есть место, где из пуда руды выплавляют полпуда железа, – задымил трубкой:
– Так чего же вы, беспоповцы, от меня хотите?
Денисов, подумав, ответил:
– Тебе, милостивый государь, для Войска нужно железо. Укажи, – поставим, где удобнее, плавильные печи и кузницы. Наше железо – лучше тульского и обойдется дешевле… Акинфий Демидов на Урале считает по полтинничку…
– Врешь, по тридцати пяти копеек…
– Что ж, и мы по тридцати пяти посчитаем. Да ведь Урал далеко, а мы – близко… Тут и медь есть. Строевые мачтовые леса под Повенцом, на Медвежьих горах, – по сорока аршин мачты, звенит дерево-то… Будь Нева твоя, плоты станем гнать в Голландию. Одного боимся – попов с подьячими… Не надо нам их… Прости меня, говорю, как умею… Оставь нас жить своим уставом… Страх-то какой!.. В обители третий день все работу побросали, обрядились в саваны, поют псалмы… Скотина не поена, некормлена – ревет в хлевах. Пошлешь нам попа с крыжом, с причастием, – все разбегутся – куда глаза глядят… Разве удержишь… Народ все пытаный, ломаный. Уйдут опять в глушь, и дело замрет…
– Чудно, – сказал Петр. – А много у вас народа в обители?
– Пять тысяч работников мужска и женска пола, да престарелые на покое, да младенцы…
– И все до одного вольные?
– От неволи ушли…
– Ну что ж мне с вами делать? Ладно, снимайте саваны… Молитесь двумя перстами, хоть одним, – платите двойной оклад со всего хозяйства…
– Согласны, со всей радостью…
– В Повенец пошлете мастеров – лодочников добрых. Мне нужны карбасы и йолы, судов пятьсот…
– Со всей радостью…
– Ну, выпей мое здоровье, Андрей Денисов. – Петр налил из жестяного штофа водки полную чарку, поднес с наклонением головы, Денисов побледнел. Светлые глаза метнулись. Но – достойно встал. Широко, медленно, прижимая два перста, перекрестился. Принял стопку. (Петр пронзительно глядел на него.) Выпил до капли. Сняв скуфью, вытер ею красные губы.
– Спасибо за милость.
– Закуси дымом.
Петр протянул ему трубку – обмусоленным чубуком вперед. Теперь у Денисова в глазах мелькнула усмешка, – не дрогнув, взял было трубку. Петр отстранил ее.
– А места… (Сказал, будто ничего и не было.) А места, где найдете руду, и земли кругом, сколько потребуется, обмеряйте и ставьте столбы. О сем пишите в Москву – Виниусу. Я ему скажу, чтобы с промыслов и плавильных печей пошлины не брать лет десять… (Денисов поднял брови.) Маловато? Пятнадцать лет не будем брать пошлины. О цене на железо договоримся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222