— Сейчас я тебе кое-что покажу. Изобрели его для грудных детей. Потом сделали побольше — для больниц и сумасшедших домов, понятно? В сумасшедших домах беда с недержанием.
Я купил среднего размера.
— Мистер О'Халлоран, у меня побаливают запястья и предплечья. Есть у вас легкое — только легкое — болеутоляющее? Понимаете, сильного не надо. Проезжаешь по четыреста миль в день.
Он поставил на прилавок пузырек с алыми пилюлями.
— По сколько мне принимать?
— При такой езде, как у вас, не больше чем в час по штуке.
Сильно ли я рисковал? Я тщательно это взвесил. Медицина не принадлежала к числу моих юношеских увлечений, но среди моих интересов занимала не последнее место. Я не сомневался, что доктор Босворт много лет был жертвой продуманного заговора, который основывался на определенном чувстве неуверенности, распространенном среди дипломатов, полицейских на ночной караульной службе и артистов. В казармах мне доводилось слышать уморительные рассказы бывших шоферов о «форменных мучениях», которые они испытывали, привозя дам за покупками в центр города, где нет стоянки. Когда мы с доктором Босвортом погружались в XVIII век, я видел, что он столь же здоров телесно, сколь счастлив в мире идей и полон самоуважения. Жалким он становился лишь тогда, когда им овладевал этот навязчивый страх. И если я шел сейчас на риск, то риск был для меня, а не для него. А я был расположен рискнуть — и насладиться риском.
В Ньюпорт я вернулся в четыре часа дня. Я проглотил две красные пилюли, очень горькие, но слабые по действию — может быть, чуть-чуть онемела шея. Я позвонил моему нанимателю.
— Да, мистер Норт? Да, мистер Норт?
— У меня для вас новости. Можно сообщить их по этому проводу?
— Минутку. Дайте подумать… Скажите мне ваш номер. Я перезвоню из дома садовника.
Перезвонил.
— Да, мистер Норт?
— Доктор Босворт, через четверть часа к вам придет с телеграфа посыльный со свертком, который должен быть вручен лично вам под расписку. Надо, чтобы его не перехватили. Я думаю, вы воспользуетесь содержимым. Вы мне говорили, что в пять часов гуляете по саду. Когда пойдете гулять, примите одну красную пилюлю. Их каждый день принимают в пути тысячи людей. Минут через десять вы можете почувствовать легкий зуд, но он пройдет. Не обращайте внимания. Второй предмет — просто для страховки. Через неделю-другую вы его выбросите.
Голос его дрожал:
— Я не знаю, что сказать… Я буду у входа… Я доложу вам во вторник вечером.
Во вторник вечером, когда я вошел в кабинет, он взволнованно бросился ко мне, потом закрыл обе двери.
— В первый день — полчаса! Сегодня утром — полчаса! Днем — сорок пять минут!
— Хорошо, — спокойно сказал я.
— Хорошо ? ХОРОШО? — Он вытер глаза. — Мистер Норт, вы можете поехать со мной в «Уайтхолл» в следующее воскресенье, утром или днем?
— К сожалению, по воскресеньям я утром занимаюсь с полковником Ванвинклем. Вы окажете мне большую честь, если позволите поехать с вами в воскресенье днем.
— Да, а в это воскресенье я возьму с собой внучку.
В дверь постучали.
— Войдите!
Вошла миссис Босворт.
— Извини, что помешала, папа. Нам надо решить с обедом на следующий вторник. Тейеров вызвали в Нью-Йорк. Кого бы ты хотел вместо них? — Ее отец что-то взволнованно пробормотал. — Извини, папа, но мне надо знать, предпочитаешь ты Юингов или Торпов.
— Сара, сколько раз я должен говорить, чтобы мне не мешали во время работы?
Она пристально на него посмотрела:
— Папа, последнее время ты ведешь себя странно. По-моему, эти чтения и эти прогулки тебя слишком возбуждают. Не пора ли тебе попрощаться с мистером Нортом и…?
— Сара, у тебя своя машина с шофером. Я не хочу причинять тебе неудобства. Прошу тебя завтра нанять для меня машину с шофером. Завтра после дневного отдыха, в половине пятого, я поеду прокатиться.
— Ты собираешься…?!
— То, что ты называешь «странным поведением», — просто хорошее самочувствие.
— Прокатиться! Не спросив разрешения у доктора Макферсона! У твоего врача, который лечит тебя тридцать лет!
— Доктор Макферсон — твой врач. Я во враче не нуждаюсь. Если он мне понадобится, я позову этого молодого, как бишь его… Мне о нем говорил Форбо… А теперь я хочу продолжать занятия.
— Но дети!..
— Эдвард? Мэри? А они тут при чем?
— Мы очень за тебя беспокоимся. Мы тебя любим!
— Тогда вам будет приятно услышать, что я чувствую себя гораздо лучше. Я хотел бы поговорить с Персис.
Персис появилась почти мгновенно. Это был «Дом, где у стен есть уши».
— Персис, каждый день после отдыха я хочу понемногу кататься. Ты не могла бы составить мне компанию?
— С наслаждением, дедушка.
— В следующее воскресенье мы возьмем с собой мистера Норта и покажем ему «Уайтхолл».
Его дочь словно громом поразило. Она даже не взглянула на меня. Вид ее показывал, что настало время для более решительных мер.
Мы продолжали читать труды епископа Беркли, хотя без прежней углубленности. Доктор Босворт был полон безудержного ликования. Теперь они каждый день наслаждались знаменитой «десятимильной прогулкой». Он надеялся вскоре съездить в Провиденс; они заночуют в гостинице «без миссис Тэрнер». Он мечтал поехать осенью в Нью-Йорк — устройство Академии…
Над моей головой собирались тучи.
Я радовался зарницам.
На каждом званом обеде в «Девяти фронтонах» присутствовало и в каждой процессии к кабинету доктора Босворта участвовало все больше Леффингвеллов. Миссис Леффингвелл, здороваясь со мной, протягивала руку; муж ее глядел мне в лицо и, казалось даже, хотел заговорить, но внутренняя борьба между яростью и приличиями лишала его дара речи. (Для меня Кассиус Марселлус всегда был «Верцингеториксом, или Умирающим галлом» — единственная известная мне античная голова с усами, — возможно, и у того были соломенные волосы.) Однажды вечером в процессии — как иногда бывает, случилась заминка. Леффингвеллы выполняли шаг на месте как раз напротив меня. Мы с миссис Леффингвелл обсудили погоду, красоты Ньюпорта и хорошее самочувствие ее отца; наконец даже ее запасы светских тем иссякли. Она обмахивалась платком и мило улыбалась. Муж проворчал:
— Идем дальше, Мэри. Идем дальше!
— Я не могу, Кассиус. Миссис Венебл задерживает очередь.
Кассиус наконец нашелся. Вытянув шею в мою сторону, он процедил сквозь зубы (прямо из «Сегодня вечернего звона не будет») :
— Как-нибудь, Норт, я выпорю вас кнутом.
Жена услышала:
— Кассиус! Кассиус, мы больше не будем ждать. Пойдем наверх.
Но он упирался; ему хотелось растолковать свою мысль поубедительней:
— Запомните мои слова: кнутом!
Я серьезно посмотрел на него:
— Порка кнутом еще в ходу на Юге, мистер Леффингвелл? Я думал, она вышла из моды пятьдесят лет назад.
— Кассиус, иди за мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96