Однако Мино вызывал у меня невеселые мысли. В двадцатом веке самоучкой далеко не пойдешь, да еще при такой широте интересов. Я уже встречал подобных самоучек — а позже познакомился с новыми, — которые в молодости пренебрегали систематическим обучением, а потом писали «Историю человеческого мышления» и «Основания нравственных ценностей».
Я сел в кресло.
— Мино, вы в последнее время встречались с девушками, которые вам нравятся?
Он поглядел на меня так, будто я его ударил или издеваюсь над ним. Я молча смотрел на него и ждал ответа.
— Нет. Я не знаю никаких девушек.
— Как же? Ведь сестра приводит к вам своих подруг. — Он не мог или не захотел этого отрицать. — И разве я не видел, как вы разговаривали с девушкой — помощницей библиотекаря в журнальном отделе Народной библиотеки? — Он опять не мог или не захотел этого отрицать.
— Они не принимают меня всерьез, — наконец произнес он.
— То есть как это «не принимают всерьез»?
— Поговорят минутку — и тут же торопятся убежать.
— Господи спаси, а вы что думали — что они станут раздеваться?
Руки у него задрожали. Он подложил их под себя, не сводя с меня глаз.
— Нет.
— Вам кажется, что они принужденно с вами разговаривают? А я уверен, что это вы принужденно разговариваете. Такой приятный молодой человек, да еще с головой. Ручаюсь, что вы неверно ведете игру.
Наступило гробовое молчание. Его испуг передавался мне, но я отважно продолжал:
— У вас, конечно, есть изъян, но не такой уж большой, как вы полагаете. Ваше воображение его раздувает. Возьмите себя в руки, Мино. Множество людей с таким же недостатком устроили свою жизнь, женились и народили детей. Хотите расскажу, откуда я это знаю?
— Хочу.
Я рассказал ему о госпитале для ветеранов войны. И кончил довольно резко:
— Четыреста человек в инвалидных креслах и колясках! Кое-кто из них до сих пор шлет мне письма. И семейные фотографии — с женами и детьми. Особенно на Рождество. Тут у меня их нет, но я попрошу, чтобы мне прислали из дому, и покажу вам. Поймите, все эти люди старше вас. Многие из них были старше вас, когда их ранило. Какого же черта вам не терпится? Беда ваша в том, что вы разжигаете в себе тревогу о будущем; голова у вас занята тем, что будет в тридцать шестом и сорок шестом годах, как будто это — завтра. А другая беда: что вам вынь да положь Пламенную Страсть с большой буквы. Мужчина не может жить без женского общества, тут вы правы. Но не испортите дела, не погубите его излишней поспешностью. Начните с дружбы. Послушайте-ка, ведь Шотландское кафе сестер Лафлин — всего девятый дом от вас. Вы там бывали? — Он покачал головой. — Ну вот, сходите туда с Розой. Я приглашаю вас с какой-нибудь вашей знакомой девушкой пообедать там в следующую субботу, ровно в полдень.
— Я не знаком так близко ни с одной девушкой — чтобы пригласить.
— Ну что ж, если в субботу вы не приведете на обед девушку, мы вообще оставим эту тему. Мне всегда будет приятно прийти к вам, чтобы поговорить о сэре Исааке Ньютоне или епископе Беркли, — очень жаль, что у вас нет на полках ни одного его труда, — но провалиться мне на этом месте, если хоть раз заговорю о девушках. Будем делать вид, что мы евнухи. Я-то думал, что вы для начала пригласите с нами в субботу какую-нибудь приятельницу, а в будущую субботу пригласите, уже без меня, другую приятельницу. Надеюсь, вам это по средствам, правда? Там за семьдесят пять центов подают очень хорошие порционные блюда. Вы же хотели выбросить шестнадцать долларов на дурацкие разговоры о Данте… А еще через неделю я снова устрою обед, и вы пригласите еще какую-нибудь девушку…
В душе его шла мучительная борьба.
— Единственные девушки, каких я знаю… хоть немножко знаю… они близнецы.
— Прекрасно! Веселые?
— Да.
— Как их зовут?
— Авонцино… Филумена и Аньезе.
— Которая вам больше нравится?
— Они совершенно одинаковые.
— Ну что ж, в субботу вы будете сидеть с Аньезе, а я приведу приятеля и посажу его с Филуменой. Вы знаете, что значит Аньезе по-гречески? — Он не ответил. — Это от слова hagne — чистая, целомудренная. Так что оставьте ваши распутные мысли при себе. Ведите себя спокойно. Просто дружеская встреча. Разговор о погоде и о ваших головоломках. Мы потрясем девушек рассказами о ваших новых изобретениях и патентах. Договорились? — Он кивнул. — Не пойдете на попятный, а? — Он помотал головой. — Запомните: лорду Байрону приходилось приторачивать к своей короткой ноге специально сшитый сапог, а половина девушек в Европе обливалась из-за него слезами. Зарубите это себе на носу. Как перевести имя царя Эдипа?
— Распухшая нога.
— На ком он женился?
— На своей матери.
— А как звали его прекрасную дочь?
— Антигона.
Я расхохотался. Мино смущенно усмехнулся.
— Ну, мне пора, Мино. Руку. Увидимся в будущее воскресенье, в это же время, но сперва я жду вас в Шотландской кондитерской. Оденьтесь так же, как сейчас, и не забывайте, что идете веселиться. Учтите: настоящую девушку не завоюешь танцами и теннисом; ты добьешься ее, если ты хороший, честный парень с огоньком в глазах и деньгами в банке, чтобы прокормить маленьких Антигон, Йемен, Полиников и Этеоклов. Все ясно?
Проходя через магазин, я сказал Розе о субботней встрече.
— Вы придете?
— О да! Спасибо.
— Проследите за тем, чтобы Мино передал мое приглашение сестрам Авонцино. Ему может понадобиться ваша помощь, но пусть все-таки сделает это сам… Синьора Матера, у вас самый талантливый сын на острове Акуиднек.
— А я вам что говорила! — И она поцеловала меня на глазах у всего магазина.
Я пожал руку ее мужу.
— До свидания, дон Маттео! — В южной Италии почтенного главу семьи, даже из рабочего класса, именуют «доном» — след векового испанского владычества.
Я дошел до телефона и, позвонив к Венеблам, попросил барона.
— Grub Gott, Herr Baron!
— Ach, der Herr Professor! Lobet den Herrn!
— Бодр, мы с вами ужинали в Восьмом городе, помните?
— Никогда не забуду.
— А хотели бы вы пообедать в Девятом?
— Schon! Когда?
— Вы свободны в субботу в половине первого?
— Могу освободиться.
— Я вас приглашаю. Угощу обедом за семьдесят пять центов в Шотландской кондитерской на Нижнем Бродвее. Ровно в двенадцать тридцать. Вы знаете, где это?
— Видел. А полиция нас не разгонит?
— Бодо! Девятый город — самый благопристойный из всех городов Ньюпорта.
— Вы опять что-то затеваете?
— Да. В общих чертах скажу. Вы там не будете почетным гостем. И даже не будете бароном. Почетный гость — двадцатидвухлетний гений. У него нет ног.
— Как вы сказали?
— Его в детстве переехал поезд. Нет ног. Как и вы, он натощак читает «Summa», Спинозу и Декарта — в подлиннике. Бодо, если бы у вас не было ног, вы бы немножко стеснялись девушек?
— По-о-жалуй. Стеснялся бы немножко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Я сел в кресло.
— Мино, вы в последнее время встречались с девушками, которые вам нравятся?
Он поглядел на меня так, будто я его ударил или издеваюсь над ним. Я молча смотрел на него и ждал ответа.
— Нет. Я не знаю никаких девушек.
— Как же? Ведь сестра приводит к вам своих подруг. — Он не мог или не захотел этого отрицать. — И разве я не видел, как вы разговаривали с девушкой — помощницей библиотекаря в журнальном отделе Народной библиотеки? — Он опять не мог или не захотел этого отрицать.
— Они не принимают меня всерьез, — наконец произнес он.
— То есть как это «не принимают всерьез»?
— Поговорят минутку — и тут же торопятся убежать.
— Господи спаси, а вы что думали — что они станут раздеваться?
Руки у него задрожали. Он подложил их под себя, не сводя с меня глаз.
— Нет.
— Вам кажется, что они принужденно с вами разговаривают? А я уверен, что это вы принужденно разговариваете. Такой приятный молодой человек, да еще с головой. Ручаюсь, что вы неверно ведете игру.
Наступило гробовое молчание. Его испуг передавался мне, но я отважно продолжал:
— У вас, конечно, есть изъян, но не такой уж большой, как вы полагаете. Ваше воображение его раздувает. Возьмите себя в руки, Мино. Множество людей с таким же недостатком устроили свою жизнь, женились и народили детей. Хотите расскажу, откуда я это знаю?
— Хочу.
Я рассказал ему о госпитале для ветеранов войны. И кончил довольно резко:
— Четыреста человек в инвалидных креслах и колясках! Кое-кто из них до сих пор шлет мне письма. И семейные фотографии — с женами и детьми. Особенно на Рождество. Тут у меня их нет, но я попрошу, чтобы мне прислали из дому, и покажу вам. Поймите, все эти люди старше вас. Многие из них были старше вас, когда их ранило. Какого же черта вам не терпится? Беда ваша в том, что вы разжигаете в себе тревогу о будущем; голова у вас занята тем, что будет в тридцать шестом и сорок шестом годах, как будто это — завтра. А другая беда: что вам вынь да положь Пламенную Страсть с большой буквы. Мужчина не может жить без женского общества, тут вы правы. Но не испортите дела, не погубите его излишней поспешностью. Начните с дружбы. Послушайте-ка, ведь Шотландское кафе сестер Лафлин — всего девятый дом от вас. Вы там бывали? — Он покачал головой. — Ну вот, сходите туда с Розой. Я приглашаю вас с какой-нибудь вашей знакомой девушкой пообедать там в следующую субботу, ровно в полдень.
— Я не знаком так близко ни с одной девушкой — чтобы пригласить.
— Ну что ж, если в субботу вы не приведете на обед девушку, мы вообще оставим эту тему. Мне всегда будет приятно прийти к вам, чтобы поговорить о сэре Исааке Ньютоне или епископе Беркли, — очень жаль, что у вас нет на полках ни одного его труда, — но провалиться мне на этом месте, если хоть раз заговорю о девушках. Будем делать вид, что мы евнухи. Я-то думал, что вы для начала пригласите с нами в субботу какую-нибудь приятельницу, а в будущую субботу пригласите, уже без меня, другую приятельницу. Надеюсь, вам это по средствам, правда? Там за семьдесят пять центов подают очень хорошие порционные блюда. Вы же хотели выбросить шестнадцать долларов на дурацкие разговоры о Данте… А еще через неделю я снова устрою обед, и вы пригласите еще какую-нибудь девушку…
В душе его шла мучительная борьба.
— Единственные девушки, каких я знаю… хоть немножко знаю… они близнецы.
— Прекрасно! Веселые?
— Да.
— Как их зовут?
— Авонцино… Филумена и Аньезе.
— Которая вам больше нравится?
— Они совершенно одинаковые.
— Ну что ж, в субботу вы будете сидеть с Аньезе, а я приведу приятеля и посажу его с Филуменой. Вы знаете, что значит Аньезе по-гречески? — Он не ответил. — Это от слова hagne — чистая, целомудренная. Так что оставьте ваши распутные мысли при себе. Ведите себя спокойно. Просто дружеская встреча. Разговор о погоде и о ваших головоломках. Мы потрясем девушек рассказами о ваших новых изобретениях и патентах. Договорились? — Он кивнул. — Не пойдете на попятный, а? — Он помотал головой. — Запомните: лорду Байрону приходилось приторачивать к своей короткой ноге специально сшитый сапог, а половина девушек в Европе обливалась из-за него слезами. Зарубите это себе на носу. Как перевести имя царя Эдипа?
— Распухшая нога.
— На ком он женился?
— На своей матери.
— А как звали его прекрасную дочь?
— Антигона.
Я расхохотался. Мино смущенно усмехнулся.
— Ну, мне пора, Мино. Руку. Увидимся в будущее воскресенье, в это же время, но сперва я жду вас в Шотландской кондитерской. Оденьтесь так же, как сейчас, и не забывайте, что идете веселиться. Учтите: настоящую девушку не завоюешь танцами и теннисом; ты добьешься ее, если ты хороший, честный парень с огоньком в глазах и деньгами в банке, чтобы прокормить маленьких Антигон, Йемен, Полиников и Этеоклов. Все ясно?
Проходя через магазин, я сказал Розе о субботней встрече.
— Вы придете?
— О да! Спасибо.
— Проследите за тем, чтобы Мино передал мое приглашение сестрам Авонцино. Ему может понадобиться ваша помощь, но пусть все-таки сделает это сам… Синьора Матера, у вас самый талантливый сын на острове Акуиднек.
— А я вам что говорила! — И она поцеловала меня на глазах у всего магазина.
Я пожал руку ее мужу.
— До свидания, дон Маттео! — В южной Италии почтенного главу семьи, даже из рабочего класса, именуют «доном» — след векового испанского владычества.
Я дошел до телефона и, позвонив к Венеблам, попросил барона.
— Grub Gott, Herr Baron!
— Ach, der Herr Professor! Lobet den Herrn!
— Бодр, мы с вами ужинали в Восьмом городе, помните?
— Никогда не забуду.
— А хотели бы вы пообедать в Девятом?
— Schon! Когда?
— Вы свободны в субботу в половине первого?
— Могу освободиться.
— Я вас приглашаю. Угощу обедом за семьдесят пять центов в Шотландской кондитерской на Нижнем Бродвее. Ровно в двенадцать тридцать. Вы знаете, где это?
— Видел. А полиция нас не разгонит?
— Бодо! Девятый город — самый благопристойный из всех городов Ньюпорта.
— Вы опять что-то затеваете?
— Да. В общих чертах скажу. Вы там не будете почетным гостем. И даже не будете бароном. Почетный гость — двадцатидвухлетний гений. У него нет ног.
— Как вы сказали?
— Его в детстве переехал поезд. Нет ног. Как и вы, он натощак читает «Summa», Спинозу и Декарта — в подлиннике. Бодо, если бы у вас не было ног, вы бы немножко стеснялись девушек?
— По-о-жалуй. Стеснялся бы немножко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96