Гинеме, как обычно, вылетел один, и лейтенант Виссеман, куда более слабый летчик, каким-то образом сумел его сбить. Самолет рухнул в грязь, в полосу сильного артобстрела. Тысячи снарядов разнесли машину Гинеме на куски, смешали с грязью так, что и следа не осталось. Плоть и металл превратились не в прах – в грязное месиво.
В Мире Реки Жорж прояснил эту тайну. Рыская в облаках в поисках одного или дюжины бошей – ему было все равно, сколько их – он начал кашлять. Кашель бил его все сильнее, и вдруг кровь хлынула изо рта на кожаный, подбитый мехом комбинезон. Подтвердились его страхи о туберкулезе. Помочь себе он ничем не мог.
Когда силы покидали его и зрение меркло, он увидел приближающийся немецкий самолет. Умирая или думая, что умирает, Гинеме все же устремился навстречу врагу. Затарахтели пулеметы, но прославленный меткий глаз Гинеме изменил ему. Немец пошел вверх, и Гинеме бросил «Старого Чарли» ему вдогонку. На миг он потерял врага, потом пули прошили его ветровое стекло сзади… и сознание угасло.
Очнулся он нагим на берегу Реки.
Теперь он уже не страдал «белой чумой» и немного прибавил в весе. Но всегдашняя напряженность осталась при нем, хотя несколько ослабла по сравнению с семнадцатым годом. Он делил каюту с женщиной, которая сейчас сидела там и плакала.
Уильям Джордж Баркер, канадец, тоже был прирожденный летчик, удививший всех своим мастерством после какого-нибудь часа обучения.
27 октября 1918 года он, будучи майором 201-й эскадрильи британских воздушных сил, вылетел один в новом «сопвит снайп». В двадцати тысячах футов над Мармальским лесом он сбил двухместного разведчика. Один из экипажа выпрыгнул с парашютом. Баркера это зрелище заинтересовало, а возможно, и рассердило немного – в союзной авиации парашюты были запрещены.
Откуда ни возьмись появился «фоккер», и пуля угодила Баркеру в правое бедро. «Снайп» вошел в штопор, Баркер выровнял его – и увидел себя в окружении пятнадцати «фоккеров». Двоих он отогнал, осыпав градом пуль, третий, пораженный с расстояния десяти ярдов, загорелся. Но Баркера опять ранило, на этот раз в левую ногу.
Он потерял сознание и пришел в себя как раз вовремя, чтобы вывести самолет из повторного штопора. Вокруг вилось больше дюжины «фоккеров». Он отстрелил одному хвост с каких-нибудь пяти ярдов, но его левый локоть раздробила пуля из пулемета «шпандау».
Баркер снова потерял сознание, снова пришел в себя и увидел вокруг двенадцать немцев. Из «снайпа» валил дым. Видя, что он горит, и считая себя обреченным, Баркер решил протаранить хоть одного боша. Перед самым столкновением он передумал и вместо тарана поджег неприятельскую машину, обстреляв ее.
Потом нырнул вниз, дотянул до британских линий, чуть не врезался в наблюдательный аэростат, но остался жив.
Это был последний вылет Баркера, единодушно провозглашенный авторитетами лучшим примером сражения летчика-одиночки с превосходящими силами противника за всю первую мировую. Баркер две недели пробыл в коме, а когда пришел в себя, война кончилась. За подвиг его наградили Крестом Виктории, но он долго еще ходил на костылях и с рукой на перевязи. Несмотря на свои увечья, он вернулся в авиацию и стал одним из организаторов канадских воздушных сил. Потом он совместно со славным асом Уильямом Бишопом основал первую крупную канадскую авиалинию.
Он погиб в 1930 году, испытывая новый самолет, разбившийся по непонятной причине. Официальный его счет составлял пятьдесят вражеских самолетов, хотя по некоторым источникам их было пятьдесят три.
Столько же, сколько у Гинеме.
Клеменс пожал обоим руки.
– Вы хорошо знаете, что я противник дуэлей, – сказал он. – Я высмеивал этот обычай в своих книгах и не раз говорил вам, как противен мне был старый южный обычай улаживать споры смертоубийством. Впрочем, того, кто настолько глуп, что считает такой способ разбирательства правильным, действительно следует убить.
Этой воздушной дуэли я бы не противился, будь я уверен, что вы сегодня умрете, а завтра оживете, как в былые времена. Ну а, теперь все будет по-настоящему. Некоторые возражения у меня имеются, как сказал Сидячий Бык Кастеру, но вы оба так рвались в драку, точно боевые кони при звуке трубы, что я не стад отказывать Иоанну.
Но неизвестно еще, что кроется за этим предложением. Возможно, Иоанн-злодей планирует какое-нибудь предательство. Я согласился, потому что говорил с одним из его офицеров – я их всех знаю или слыхал о них, и все они честные, порядочные люди. Хотя как могут, скажем, Вильям Гоффе или Педер Торденскьолд служить такому, как Иоанн, мне непонятно. Он, должно быть, изменил свое поведение, хотя я не верю, чтобы он изменился внутренне.
Во всяком случае, меня заверили, что все пройдет на высшем уровне.
Их летчики собираются взлететь в одно время с вами. И на борту у них будут только пулеметы, без ракет.
– Мы все это обсудили, Сэм, – сказал Баркер. – И считаем, что наше дело правое. Ведь это Иоанн увел у вас пароход и пытался убить вас. И нам известно, что он за человек. Кроме того…
– Кроме того, вы не можете устоять, когда вам подвернулся случай снова сразиться. Вас мучает ностальгия. Вы уже забыли, каким жестоким и кровавым было то время, так ведь?
– Хорошие люди не стали бы плавать на «Рексе», – с нетерпением ответил Гинеме. – А мы проявили бы трусость, если бы не приняли их вызов.
– Пора прогревать моторы, – сказал Баркер.
– Мне не стоило заговаривать об этом, – сказал Сэм Клеменс. – Пока, ребята. И удачи вам. Пусть победят сильнейшие, и я уверен, что ими будете вы!
Он еще раз пожал им руки и отошел в сторону. Это и смело, и глупо в то же время, подумал он, однако я дал согласие. Подводить итоги в последнюю минуту его побудила одна только нервозность. Не надо было ничего говорить. Но он, по правде сказать, давно предвкушал этот миг. Похоже на рыцарский турнир былых времен. Сэм терпеть не мог рыцарей – ведь они, согласно истории, угнетали крестьян, подавляли низшие классы, да и свой-то класс истребляли почем зря; просто бандиты какие-то. Но реальность – это одно, а миф – другое. Миф всегда надевает шоры на глаза, и это, возможно, к лучшему. Идеал светел, реальность мрачна. Вот два необычайно одаренных и отважных человека отправляются драться до смертельного исхода на заранее назначенной дуэли. И чего ради? Им ничего не надо доказывать – они все и всем доказали давным-давно.
Что же это такое? Махизм, культ мужества? Определенно нет.
Их мотивы, какими бы они ни были, тайно радовали Клеменса. Опять-таки если они одолеют истребителей Иоанна, то смогут атаковать «Рекс» с бреющего полета. Ясное дело – если они проиграют, то вражеские летчики атакуют «Внаем не сдается». Лучше уж об этом не думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
В Мире Реки Жорж прояснил эту тайну. Рыская в облаках в поисках одного или дюжины бошей – ему было все равно, сколько их – он начал кашлять. Кашель бил его все сильнее, и вдруг кровь хлынула изо рта на кожаный, подбитый мехом комбинезон. Подтвердились его страхи о туберкулезе. Помочь себе он ничем не мог.
Когда силы покидали его и зрение меркло, он увидел приближающийся немецкий самолет. Умирая или думая, что умирает, Гинеме все же устремился навстречу врагу. Затарахтели пулеметы, но прославленный меткий глаз Гинеме изменил ему. Немец пошел вверх, и Гинеме бросил «Старого Чарли» ему вдогонку. На миг он потерял врага, потом пули прошили его ветровое стекло сзади… и сознание угасло.
Очнулся он нагим на берегу Реки.
Теперь он уже не страдал «белой чумой» и немного прибавил в весе. Но всегдашняя напряженность осталась при нем, хотя несколько ослабла по сравнению с семнадцатым годом. Он делил каюту с женщиной, которая сейчас сидела там и плакала.
Уильям Джордж Баркер, канадец, тоже был прирожденный летчик, удививший всех своим мастерством после какого-нибудь часа обучения.
27 октября 1918 года он, будучи майором 201-й эскадрильи британских воздушных сил, вылетел один в новом «сопвит снайп». В двадцати тысячах футов над Мармальским лесом он сбил двухместного разведчика. Один из экипажа выпрыгнул с парашютом. Баркера это зрелище заинтересовало, а возможно, и рассердило немного – в союзной авиации парашюты были запрещены.
Откуда ни возьмись появился «фоккер», и пуля угодила Баркеру в правое бедро. «Снайп» вошел в штопор, Баркер выровнял его – и увидел себя в окружении пятнадцати «фоккеров». Двоих он отогнал, осыпав градом пуль, третий, пораженный с расстояния десяти ярдов, загорелся. Но Баркера опять ранило, на этот раз в левую ногу.
Он потерял сознание и пришел в себя как раз вовремя, чтобы вывести самолет из повторного штопора. Вокруг вилось больше дюжины «фоккеров». Он отстрелил одному хвост с каких-нибудь пяти ярдов, но его левый локоть раздробила пуля из пулемета «шпандау».
Баркер снова потерял сознание, снова пришел в себя и увидел вокруг двенадцать немцев. Из «снайпа» валил дым. Видя, что он горит, и считая себя обреченным, Баркер решил протаранить хоть одного боша. Перед самым столкновением он передумал и вместо тарана поджег неприятельскую машину, обстреляв ее.
Потом нырнул вниз, дотянул до британских линий, чуть не врезался в наблюдательный аэростат, но остался жив.
Это был последний вылет Баркера, единодушно провозглашенный авторитетами лучшим примером сражения летчика-одиночки с превосходящими силами противника за всю первую мировую. Баркер две недели пробыл в коме, а когда пришел в себя, война кончилась. За подвиг его наградили Крестом Виктории, но он долго еще ходил на костылях и с рукой на перевязи. Несмотря на свои увечья, он вернулся в авиацию и стал одним из организаторов канадских воздушных сил. Потом он совместно со славным асом Уильямом Бишопом основал первую крупную канадскую авиалинию.
Он погиб в 1930 году, испытывая новый самолет, разбившийся по непонятной причине. Официальный его счет составлял пятьдесят вражеских самолетов, хотя по некоторым источникам их было пятьдесят три.
Столько же, сколько у Гинеме.
Клеменс пожал обоим руки.
– Вы хорошо знаете, что я противник дуэлей, – сказал он. – Я высмеивал этот обычай в своих книгах и не раз говорил вам, как противен мне был старый южный обычай улаживать споры смертоубийством. Впрочем, того, кто настолько глуп, что считает такой способ разбирательства правильным, действительно следует убить.
Этой воздушной дуэли я бы не противился, будь я уверен, что вы сегодня умрете, а завтра оживете, как в былые времена. Ну а, теперь все будет по-настоящему. Некоторые возражения у меня имеются, как сказал Сидячий Бык Кастеру, но вы оба так рвались в драку, точно боевые кони при звуке трубы, что я не стад отказывать Иоанну.
Но неизвестно еще, что кроется за этим предложением. Возможно, Иоанн-злодей планирует какое-нибудь предательство. Я согласился, потому что говорил с одним из его офицеров – я их всех знаю или слыхал о них, и все они честные, порядочные люди. Хотя как могут, скажем, Вильям Гоффе или Педер Торденскьолд служить такому, как Иоанн, мне непонятно. Он, должно быть, изменил свое поведение, хотя я не верю, чтобы он изменился внутренне.
Во всяком случае, меня заверили, что все пройдет на высшем уровне.
Их летчики собираются взлететь в одно время с вами. И на борту у них будут только пулеметы, без ракет.
– Мы все это обсудили, Сэм, – сказал Баркер. – И считаем, что наше дело правое. Ведь это Иоанн увел у вас пароход и пытался убить вас. И нам известно, что он за человек. Кроме того…
– Кроме того, вы не можете устоять, когда вам подвернулся случай снова сразиться. Вас мучает ностальгия. Вы уже забыли, каким жестоким и кровавым было то время, так ведь?
– Хорошие люди не стали бы плавать на «Рексе», – с нетерпением ответил Гинеме. – А мы проявили бы трусость, если бы не приняли их вызов.
– Пора прогревать моторы, – сказал Баркер.
– Мне не стоило заговаривать об этом, – сказал Сэм Клеменс. – Пока, ребята. И удачи вам. Пусть победят сильнейшие, и я уверен, что ими будете вы!
Он еще раз пожал им руки и отошел в сторону. Это и смело, и глупо в то же время, подумал он, однако я дал согласие. Подводить итоги в последнюю минуту его побудила одна только нервозность. Не надо было ничего говорить. Но он, по правде сказать, давно предвкушал этот миг. Похоже на рыцарский турнир былых времен. Сэм терпеть не мог рыцарей – ведь они, согласно истории, угнетали крестьян, подавляли низшие классы, да и свой-то класс истребляли почем зря; просто бандиты какие-то. Но реальность – это одно, а миф – другое. Миф всегда надевает шоры на глаза, и это, возможно, к лучшему. Идеал светел, реальность мрачна. Вот два необычайно одаренных и отважных человека отправляются драться до смертельного исхода на заранее назначенной дуэли. И чего ради? Им ничего не надо доказывать – они все и всем доказали давным-давно.
Что же это такое? Махизм, культ мужества? Определенно нет.
Их мотивы, какими бы они ни были, тайно радовали Клеменса. Опять-таки если они одолеют истребителей Иоанна, то смогут атаковать «Рекс» с бреющего полета. Ясное дело – если они проиграют, то вражеские летчики атакуют «Внаем не сдается». Лучше уж об этом не думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111