Наконец, после долгого томительного ожидания, на вершине трибуны появился Глашатай. Он встал сбоку от стола и протянул к нам руку с жезлом, украшенным косым крестом и рогами ханнунваакуна.
Как бы подчиняясь его сигналу, из люка в центре площадки стали медленно и торжественно, один за другим, появляться Высшие, Девять. Они шли в порядке занимаемого ими места в иерархии, самые младшие впереди. Последней из люка показалась древняя Аи-не-на.
Их было только восемь! Кресло по правую руку от Аи-не-ны осталось пустым. Оно принадлежало старику-гиганту с белой бородой, головной убор которого украшали головы двух воронов. Обычно он носил черную повязку на правом глазу, хотя тот видел совершенно нормально. Это был тот, кого мы знали под именем Ксоксаз.
Они были одеты в свою обычную одежду, больше напоминающую монашеский стихарь, но в этот раз их капюшоны были откинуты назад, на затылки, а на головах были надеты короны-маски, соответствующие рангу каждого из них. Головной убор Аи-не-ны украшала маска кабана, остальные носили маски медведя, волка, гиены, барана, ягуара, барсука и лося.
Старуха Аи-не-на долго смотрела на нас, не говоря ни слова. Я часто имел возможность видеть ее вблизи и знал, что она выглядит по крайней мере лет на сто двадцать пять. Даже смерть, страшась ее, казалось, обходит ее стороной. У меня были все основания предполагать, что ей никак не менее тридцати тысяч лет.
Наконец она подала знак Глашатаю. Тот подошел к пустому креслу рядом с ней и взял в руки предмет, до того времени скрывавшийся в тени. Это оказалась корона-маска Ксоксаза, украшенная двумя головами воронов. Он положил ее на стол перед пустым креслом и стукнул девять раз своим посохом по дубовому полу. В огромном пространстве пещеры эти удары, усиливаясь эхом, прозвучали, как девять раскатов грома.
Благодаря великолепной акустике, его голос без всякой помощи электронной аппаратуры был ясно слышен всем присутствующим.
Полным патетики голосом Глашатай провозгласил:
– Ксоксаз ушел от нас и присоединился к длинной череде своих предков, так как даже жизнь Девяти хоть и длинна, но все же не бесконечна.
Восемь сидящих за столом подняли выточенные из камня кубки, стоящие перед ними, и поднесли к губам. Снова воцарилась тишина. По-видимому, им больше нечего было сказать о человеке, который прожил вместе с ними в пещерах по крайней мере 5 тысяч лет, а, может быть, и в три раза дольше. Быть может, Девять уже оплакали его во время другой церемонии, для более узкого круга, не знаю. Во всяком случае, здесь, перед нами, они, казалось, наспех выполняют скучную надоевшую формальность.
Аи-не-на показалась мне еще более высохшей и сморщенной, чем всегда, но могущество ее влияния не убавилось от этого ни на йоту. Когда я говорил, что даже смерть в страхе обходит ее стороной, это не было пустой риторической фразой. Меня не так-то легко испугать, но в ее присутствии я всегда чувствовал себя крайне неуютно.
После долгой паузы, продлившейся не меньше целой вечности, Аи-не-на вышла из своей неподвижности. Она взглянула направо, в направлении Инга, старика с маской медведя на голове, потом налево, на Ивалдира, старого гнома, носящего барсучью маску. Вместе с Ксоксазом эти трое были, я думаю, самыми старыми после Аи-не-ны. Я не знал их возраста. Но мне пришлось несколько раз слышать, как они говорили между собой, когда оставались одни. И я достаточно опытный лингвист как в африканских, так и в индоевропейских языках, чтобы мог на лету запомнить несколько слов из их языка. Слов, которых я раньше никогда не знал, кроме как в написанном виде, и то в плане гипотезы, как пример одного из утраченных, но теперь «восстановленных» языков. Но до этого я никогда не слышал, как их правильно произносить.
Среди них было слово «weraz» и слово «taknwaz». Я думаю, что они означают соответственно «человек» и «драгоценный предмет» или «драгоценность». Инг, Ивалдир и Ксоксаз общались между собой на древнейшем из германских диалектов. На языке, который дал рождение современному норвежскому языку, английскому, немецкому и его южнонемецкому (баварскому) диалекту, а до них – староскандинавскому, норманнскому, англосаксонскому, старосаксонскому, нижнесаксонскому языкам и так далее.
Другие внешне выглядели от пятидесяти до восьмидесяти лет. Я много узнал о каждом из них за то время, пока виделся с ними ежедневно в течение трех месяцев моей службы у них в качестве Глашатая. Один из них был евреем, родившимся в первый год нашей эры. Двое других, похоже, были монголами, но мне так и не удалось установить, к какой группе языков относился тот, на котором они говорили между собой. Четвертый был очень пожилой негр весьма импозантной внешности. Иногда он говорил сам с собой на языке, который, как я уверен, является прародителем всех диалектов банту в современной Африке. Пятый внешне был очень похож на американского индейца, но в его лице были выражены и характерные признаки монголоидов. Так что он вполне мог быть ольмеком из старой доколумбовой Мексики. Инг был вылитый портрет старого норвежца. Но, пожалуй, самым загадочным из всех для меня оставалось происхождение Ивалдира. Это был карлик с темной морщинистой кожей, с огромными широкими плечами, большой головой и выраженным эпикантусом < Эпикантус – рудиментарное третье веко, наиболее выражено у народов монголоидной расы (прим. перев.).>. Ноги у него были короткие и кривые, зато руки – длинные и невероятно мускулистые, с огромными корявыми ладонями, похожими на корни дуба. Длинные седые волосы спадали у него почти до пояса, а белая борода достигала колен. Он принадлежал к совершенно незнакомой для меня расе, но говорил на том же языке, что и Ксоксаз и Инг. Они, казалось, были очень близки друг другу, как люди, знакомые между собой целую вечность и перенявшие один от другого много общего.
Аи-не-на сказала:
– Итак, траур закончился. Но кресло все еще пусто. Кто займет место среди Великих?
Колеблющийся свет факелов играл на голых телах мужчин и женщин, стоящих на наклонном гранитном полу пещеры. Свет был слабым, однако я заметил, что женщина, стоящая сбоку от меня, покрылась «гусиной кожей». Может быть, это было вызвано ледяным холодом, царящим в пещере, а, может, напряжением и страхом, с которыми она ждала начала церемонии. Общее нервное напряжение, уже заметное до появления Девяти, внезапно резко возросло после первых слов Аи-не-ны. Хоть она и не сказала этого прямо, все поняли, что один из нас сейчас будет вызван, чтобы занять место среди Девяти.
Я насчитал сорок девять человек, включая себя. Во всем братстве было, безусловно, гораздо больше людей. Но, вероятно, с точки зрения Девяти, здесь сейчас были собраны все сливки элиты, самые серьезные претенденты на освободившееся место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79