В: Словом, два джентльмена повстречались против всякого чаяния?
О: Похоже на то, сэр.
В: Мистер Бекфорд после не рассказывал вам об этой встрече? О том, что между ними происходило?
О: Нет, сэр. Только, как уходил, просил отвести им покои самые лучшие и услужать честь по чести. Дядя, мол, почтенный лондонский джентльмен и едет по богоугодному делу. Так и сказал: по богоугодному.
В: По какому же?
О: Он не сказывал, сэр. А вот слуга ихний Фартинг в кухне изъяснил, за какой нуждой они собрались. Что будто молодой джентльмен надумал подольститься к своей тетушке, которая живет в Бидефорде. Она-де доводится сестрой мистеру Брауну. Фартинг говорил – богатая, что твоя султанша. И горничную с собой из Лондона везут, чтобы, значит, голову ей убирала и прочие подобные услуги оказывала.
В: Но в Бидефорде таковой леди не обнаружилось?
О: Нет: люди справлялись. А когда я сказал Фартингу, что ничего про нее не слыхивал, он отвечал, что дивиться тут нечему: она живет затворницей.
Да и не в самом Бидефорде, а близ него. Солгал бездельник: люди всех про нее выспросили. Там такой леди нету и в помине.
В: Не упоминал ли Фартинг, чем занимается мистер Браун?
О: Он будто бы лондонский торговец и старейшина городского совета.
Кроме своих детей, на его попечении еще этот племянник – дядя сделался его опекуном по смерти родителей. Это сын его покойной сестры и ее покойного мужа.
В: И никакого состояния родители этому племяннику не оставили?
О: Было состояние, да он его пустил по ветру. То бишь это Фартинг так говорил. Оказалось, все враки.
В: Не было ли речи о покойных родителях мистера Бартоломью?
О: Нет, сэр. Фартинг только обмолвился, что сынок-де заскочил повыше своих родителей.
В: Хорошо. Теперь как можно обстоятельнее расскажите все, что помните о слугах.
О: Про одного-то сказ недолгий. Про того, что прислуживал племяннику и которого потом нашли. Я говорю, недолгий, потому что вовсе было не разобраться, что он за человек.
В: Его имя?
О: Прочие называли его Диком, сэр. Просто Дик Фартинг про него всякого наговорил, меня даже досада взяла: такое при служанках! Ох, и задала мне мистрис Пуддикумб, когда вернулась! Она, изволите видеть, о ту пору отлучилась в Мольтон, младшую дочку проведать. Та после родов лежит, у нее такое...
В: Полно, полно, мистер Пуддикумб. Что же рассказал Фартинг?
О: Что Дик в уме поврежден, да еще и греховодник в придачу. Только я его словам веры не дал. Фартинг – он ведь валлиец, а валлийцы известно какой народ: им ни на волос верить нельзя.
В: Вы доподлинно знаете, что он валлиец?
О: Вернее быть не может. Во-первых, выговор валлийский. Обратно же бахвальство да пустословие. Ежели ему поверить, то служил он некогда сержантом в морской пехоте. Человек он будто бы такой бывалый, что куда нам... Выхвалялся изо всех сил, чтобы перед служанками покрасоваться. А касаемо того, кто греховодник, то вольно ему было валить с больной головы на здоровую.
В: Как вас понимать?
О: Девица-то сразу рассказать конфузилась, я уж потом узнал. Горничная моя Доркас, сэр. Фартинг вздумал подъехать к ней с амурами. Шиллинг посулил. А она девушка честная и себя соблюдает и никакого повода ему не давала.
В: О чем он еще рассказывал?
О: Все больше про сражения да про свое геройство. И все-то норовит пустить пыль в глаза. «Мой друг мистер Браун, мой друг мистер Браун».
Будто не видно, что он мистеру Брауну слуга. Шуму от него, как от целой роты драгун. Препустой человек, сэр. Недаром прозванье у него такое – Фартинг. Медяк и есть. «Медь звенящая и кимвал звучащий» . И уехал не по-людски, затемно.
В: Как это было?
О: Да что ж, сэр, оседлал коня и до света ускакал. Ни с кем и словом не перемолвился.
В: Может быть, хозяин услал его вперед за какой-нибудь надобностью?
О: Я знаю одно: мы просыпаемся, а его и след простыл.
В: Вы разумеете, что он уехал без ведома хозяина?
О: Не знаю, сэр.
В: Удивил ли этот отъезд мистера Брауна?
О: Нет, сэр.
В: А прочих?
О: Нет, сэр. Они про него даже не поминали.
В: Отчего же вы сказали, что он уехал не по-людски?
О: Потому что накануне за ужином он про отъезд и не заговаривал.
В: В каких он был летах?
О: С его слов, в баталии восемнадцатого года он участвовал барабанщиком, мальчонкой. Из этого я вывел, что сейчас ему лет тридцать.
Ежели ошибаюсь, то на год-два. И на вид столько же.
В: Да, о наружности. Не было ли в ней чего-либо особо приметного?
О: Только усы: он их закручивал, будто хотел изобразить из себя турка.
Росту он повыше среднего, а в теле жирка будет поболе, чем мяса. Уж этому мой стол и винный погреб порукой. Так налегал на еду и выпивку, что повариха пошучивала: сержанта нашего-де к Рождеству заколют. Тогда-то мы над этим смеялись.
В: Крепкого сложения?
О: С виду крепкого, но то-то и оно, что лишь с виду, не будь я Пуддикумб.
В: Не запомнился ли вам цвет его глаз?
О: Темные. Да юркие такие – видать, совесть нечиста.
В: Не приметили вы шрамов, старых ран или чего-нибудь в этом роде?
О: Нет, сэр.
В: А хромоты в его походке?
О: Нет, сэр. Сдается мне, что ежели он когда и воевывал, то разве спьяну по кабакам.
В: Хорошо. А тот второй, Дик? Что вы о нем скажете?
О: Слова не проронил, сэр. Да и не мог. Но я по глазам угадал, что Фартинг ему столько же по душе, сколько и мне. Оно и понятно: сержант, по всему видать, имел обыкновение глумиться над ним, все одно как над Джеком-Постником . А парень он, как я приметил, расторопный.
В: И безумию не подвержен?
О: Простенек, сэр. К одному только и способен – исправлять свою должность. Во всем прочем убогий. То бишь, умом убогий, а в рассуждении телесной крепости парень хоть куда – я бы такого работника нанял с охотой.
И нрава, похоже, тихого, мухи не обидит. Что бы о нем нынче ни говорили.
В: К вашим служанкам он не приставал?
О: Нет, сэр.
В: А эта горничная, которую они везли, – как ее звали?
О: Имя у нее диковинное – почти как у французского короля, возьми его нелегкая. Луиза, что ли.
В: Француженка?
О: Нет, сэр, наша. Ежели по говору судить, из Бристоля или по крайности из тех мест. А вот манеры и взаправду французские: я слыхал, француженки – они как раз такие, фасонистые. Но Фартинг говорил, будто у них в Лондоне пошла такая мода, что горничные все хозяйкины повадки перенимают.
В: Она из Лондона?
О: Так мне сказывали, сэр.
В: Но говорит как уроженка Бристоля?
О: Да, сэр. Ужин просила подать к себе, прямо как леди какая. А комнату ей отвели отдельную. Уж мы на нее дивились. Фартинг все ее честил да попрекал чванством, а Доркас моя, напротив, хвалила: девица, мол, обходительная, не кривляка. А что ужинала не со всеми, так она сказала, что у нее разыгралась моргень и она желает отдохнуть. Я так думаю, не нами она погнушалась, а Фартингом.
В: Какова она была на вид?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119