Для чего? – уже действительно не понимая, сказала Лиза.
– Ваш родитель попал в нехорошее общество. И был доставлен по этапу водой, как я сейчас по вашим словам могу судить, из Хвалынска. Меркурий Авдеевич сам мне про это не говорил. И, по прибытии с этапом, оставлен на воде. То есть путём переведения на баржу, поскольку плавучая тюрьма была ближе прочих таких мест. Общество, в котором он задержан, состояло, собственно, из одной личности. Но личность, как мне Меркурий Авдеевич высказал, нехорошая. Извините, бывший жандарм. Будто бы с известной фамилией Полотенцев.
– Бог ты мой! – всплеснул руками Ознобишин.
– Как на барже стало известно, Полотенцев вскоре же по прибытии (тут этот человек сделал кривую мину, отчасти похожую на улыбку) отошёл в селение праведных, хэ… идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание. Или, как говорится, жития его было столько и столько лет.
– Но говорите же, пожалуйста, об отце! – неожиданно сурово остановила его Лиза.
Он чуть осёкся, но продолжал опять с завитками.
– В связи с прямолинейным развитием дела Полотенцева Меркурий Авдеевич имеет крайнее опасение за собственную участь.
– Отец не мог иметь ничего общего с каким-то жандармом! – с негодованием сказала Лиза.
– То есть не подлежит сомнению, нашему с вами сомнению. Наблюдая, я пришёл к заключению, что в силу личных склонностей ваш родитель ни к чему не причастен, кроме святой молитвы. Меркурий Авдеевич усердно молится. Но в настоящий момент, в чём на себе убеждаюсь, действуют фатумы.
– Что? – спросил Ознобишин.
– Фатумы. И Меркурий Авдеевич просит вас приложить все усилия к помощи, потому что может ожидать каждую минуту что угодно, вплоть…
Здесь незнакомец боязливо обернулся назад.
Из другой комнаты тихо вышел Витя и остановился, разглядывая его вызывающе гневными глазами.
– А дедушка жив? – спросил он как-то очень грубо.
– Да, – ответил приличный господин, будто заробев под взглядом мальчика. – Могу твёрдо сказать за сегодняшнее утро, когда был отпущен, что Меркурий Авдеевич ещё оставался на барже.
– Я знаю баржу на кореннике, – решительно сказал Витя. – Мы когда с Арсением Романычем ездили на пески, мы видали, где она. Она на мёртвом якоре. Арсений Романыч говорил – там сидят контрреволюционеры. А дедушка наш совсем другой! Возьмём, мама, лодку и поедем!
– Перестань, Витя, ступай отсюда, – сказал Анатолий Михайлович, но Лиза быстро подняла руки к сыну:
– Иди ко мне.
Она притянула Витю к себе.
– Я, таким образом, обещание сдержал, – сказал пришелец, накладывая шляпу на сердце и вежливо шаркая ногой. – Со своей стороны, советую как можно поспешить.
– Не знаем, чем вас отблагодарить, – сказал Ознобишин. – Хотя благодарить как-то даже… вы понимаете? Такая весть…
– Вполне! Поскольку сам находился в замешательстве, чтобы вас безболезненнее подготовить.
– Подготовить? К чему? – вдруг вспыхивая, привстала Лиза.
– Извините! Не подготовить, а произвести вас к действиям для спасения родителя. Я без корысти, а только из одного расположения к Меркурию Авдеевичу. Он меня покорил смирением. Достойный человек! Я его давно уважаю.
Он приподнял руку ко рту.
– Между нами, конечно: до ликвидации Меркурием Авдеевичем торговли я состоял доверенным в соседней лавке. Так что вас, Лизавета Меркурьевна, по прежним годам сейчас вспоминаю. И желаю вам успеха в смысле помощи родителю.
Он ещё раз прижал к груди шляпу, стал откланиваться. Вите он поклонился отдельно.
Анатолий Михайлович проводил его и вернулся, стараясь не шуметь.
Лизу он застал в том положении, в каком оставил, когда выходил. Она сидела, обняв сына, сосредоточенно что-то рассматривая перед собой. Она была строга, обтянутая своим торжественным белым платьем. Анатолий Михайлович присел напротив и скрестил руки. Некоторое время все были неподвижны. Потом Ознобишин наклонил туловище вперёд, стараясь перехватить взгляд Лизы.
– Затруднительно может быть, если Меркурий Авдеевич замешан… с этим самым Полотенцевым, – сказал он тревожно.
Лиза тотчас взглянула на него теми большими глазами, которыми что-то рассматривала в пространстве.
– Не все ли равно, замешан или нет?
– Юридически отягощающее вину обстоятельство – факт такого общения.
– Разве наше дело в его вине? – с изумлением спросила она.
– Нет, Лиза, – сказал Ознобишин, мягкостью голоса торопясь сгладить впечатление от своих слов, – я говорю не о вине, я вместе с тобой уверен, что Меркурий Авдеевич ни в чём не виновен. Я говорю о препятствиях, которые могут помешать нашим хлопотам.
– Зачем думать о том, что может помешать? Надо думать, как скорее помочь.
– Именно, именно! Но изыскать верный путь как раз и означает предусмотреть препятствия, которые могут возникнуть. Чтобы их обойти. Ведь так?
– Ну, я же вам говорю, что знаю самый верный путь на баржу! – горячо и с недоумением, как это его не понимают, воскликнул Витя, подпрыгивая на диванчике. – У Арсения Романовича есть знакомый лодочник. Дядя Матвей его тоже знает. Возьмём лодку, и я вас…
Мать не дала Вите договорить, пригнув к себе его голову.
– Ты не думаешь о Рагозине? – спросила она мужа, ища ответа на его лице.
Витя вырвался из её рук, вскочил и, раньше чем она вновь притянула его к себе, закричал обрадованно:
– Я, мама, думал о Рагозине, ей-богу! Я ведь у него был с Павликом! И все, как мы просили, так он все как есть сделал! Для Арсения Романыча. Пётр Петрович сразу все сделает: он ведь дедушку знает!
– Нет, горячая голова, ты ещё не годишься в советчики, – сказал Анатолий Михайлович с улыбкой, которая на мгновение отводила внимание от вопроса Лизы на мальчика.
Ознобишин сам не переставая думал о Рагозине с того момента, как понял, с чем явился нежданный вестник. Он понял в тот момент, что немедленно должны начаться хлопоты за Мешкова, что эти хлопоты целиком падут на него, что они опасны и, наверно, безнадёжны, что, однако, он не может уклониться от них, как бы они ни были опасны и бессмысленны, и обязан их взять на себя. Он был испуган, что событие отзовётся на здоровье Лизы, ещё совсем не окрепшем, и что тем более он должен будет действовать, чтобы поддерживать в ней надежду на хороший исход дела. Но он был испуган не меньше тем, что хлопоты за Мешкова могут получить в глазах властей вид хлопот за Полотенцева, если Мешков обвинён в сообществе с Полотенцевым. Он чувствовал в то же время, что наступил час, когда он должен отплатить добром за добро, отблагодарить делом за ту заботу о нем, которую проявила Лиза и проявил Мешков, когда он попал в тюрьму. Он чувствовал, что благородство его призвано на проверку. Но он отдавал себе ясный отчёт в своей беспомощности. Он был уверен, что в положении бывшего чиновника, заподозренного однажды в сокрытии своего прошлого, немыслимо рассчитывать на снисходительность или внимание властей к его просьбам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
– Ваш родитель попал в нехорошее общество. И был доставлен по этапу водой, как я сейчас по вашим словам могу судить, из Хвалынска. Меркурий Авдеевич сам мне про это не говорил. И, по прибытии с этапом, оставлен на воде. То есть путём переведения на баржу, поскольку плавучая тюрьма была ближе прочих таких мест. Общество, в котором он задержан, состояло, собственно, из одной личности. Но личность, как мне Меркурий Авдеевич высказал, нехорошая. Извините, бывший жандарм. Будто бы с известной фамилией Полотенцев.
– Бог ты мой! – всплеснул руками Ознобишин.
– Как на барже стало известно, Полотенцев вскоре же по прибытии (тут этот человек сделал кривую мину, отчасти похожую на улыбку) отошёл в селение праведных, хэ… идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание. Или, как говорится, жития его было столько и столько лет.
– Но говорите же, пожалуйста, об отце! – неожиданно сурово остановила его Лиза.
Он чуть осёкся, но продолжал опять с завитками.
– В связи с прямолинейным развитием дела Полотенцева Меркурий Авдеевич имеет крайнее опасение за собственную участь.
– Отец не мог иметь ничего общего с каким-то жандармом! – с негодованием сказала Лиза.
– То есть не подлежит сомнению, нашему с вами сомнению. Наблюдая, я пришёл к заключению, что в силу личных склонностей ваш родитель ни к чему не причастен, кроме святой молитвы. Меркурий Авдеевич усердно молится. Но в настоящий момент, в чём на себе убеждаюсь, действуют фатумы.
– Что? – спросил Ознобишин.
– Фатумы. И Меркурий Авдеевич просит вас приложить все усилия к помощи, потому что может ожидать каждую минуту что угодно, вплоть…
Здесь незнакомец боязливо обернулся назад.
Из другой комнаты тихо вышел Витя и остановился, разглядывая его вызывающе гневными глазами.
– А дедушка жив? – спросил он как-то очень грубо.
– Да, – ответил приличный господин, будто заробев под взглядом мальчика. – Могу твёрдо сказать за сегодняшнее утро, когда был отпущен, что Меркурий Авдеевич ещё оставался на барже.
– Я знаю баржу на кореннике, – решительно сказал Витя. – Мы когда с Арсением Романычем ездили на пески, мы видали, где она. Она на мёртвом якоре. Арсений Романыч говорил – там сидят контрреволюционеры. А дедушка наш совсем другой! Возьмём, мама, лодку и поедем!
– Перестань, Витя, ступай отсюда, – сказал Анатолий Михайлович, но Лиза быстро подняла руки к сыну:
– Иди ко мне.
Она притянула Витю к себе.
– Я, таким образом, обещание сдержал, – сказал пришелец, накладывая шляпу на сердце и вежливо шаркая ногой. – Со своей стороны, советую как можно поспешить.
– Не знаем, чем вас отблагодарить, – сказал Ознобишин. – Хотя благодарить как-то даже… вы понимаете? Такая весть…
– Вполне! Поскольку сам находился в замешательстве, чтобы вас безболезненнее подготовить.
– Подготовить? К чему? – вдруг вспыхивая, привстала Лиза.
– Извините! Не подготовить, а произвести вас к действиям для спасения родителя. Я без корысти, а только из одного расположения к Меркурию Авдеевичу. Он меня покорил смирением. Достойный человек! Я его давно уважаю.
Он приподнял руку ко рту.
– Между нами, конечно: до ликвидации Меркурием Авдеевичем торговли я состоял доверенным в соседней лавке. Так что вас, Лизавета Меркурьевна, по прежним годам сейчас вспоминаю. И желаю вам успеха в смысле помощи родителю.
Он ещё раз прижал к груди шляпу, стал откланиваться. Вите он поклонился отдельно.
Анатолий Михайлович проводил его и вернулся, стараясь не шуметь.
Лизу он застал в том положении, в каком оставил, когда выходил. Она сидела, обняв сына, сосредоточенно что-то рассматривая перед собой. Она была строга, обтянутая своим торжественным белым платьем. Анатолий Михайлович присел напротив и скрестил руки. Некоторое время все были неподвижны. Потом Ознобишин наклонил туловище вперёд, стараясь перехватить взгляд Лизы.
– Затруднительно может быть, если Меркурий Авдеевич замешан… с этим самым Полотенцевым, – сказал он тревожно.
Лиза тотчас взглянула на него теми большими глазами, которыми что-то рассматривала в пространстве.
– Не все ли равно, замешан или нет?
– Юридически отягощающее вину обстоятельство – факт такого общения.
– Разве наше дело в его вине? – с изумлением спросила она.
– Нет, Лиза, – сказал Ознобишин, мягкостью голоса торопясь сгладить впечатление от своих слов, – я говорю не о вине, я вместе с тобой уверен, что Меркурий Авдеевич ни в чём не виновен. Я говорю о препятствиях, которые могут помешать нашим хлопотам.
– Зачем думать о том, что может помешать? Надо думать, как скорее помочь.
– Именно, именно! Но изыскать верный путь как раз и означает предусмотреть препятствия, которые могут возникнуть. Чтобы их обойти. Ведь так?
– Ну, я же вам говорю, что знаю самый верный путь на баржу! – горячо и с недоумением, как это его не понимают, воскликнул Витя, подпрыгивая на диванчике. – У Арсения Романовича есть знакомый лодочник. Дядя Матвей его тоже знает. Возьмём лодку, и я вас…
Мать не дала Вите договорить, пригнув к себе его голову.
– Ты не думаешь о Рагозине? – спросила она мужа, ища ответа на его лице.
Витя вырвался из её рук, вскочил и, раньше чем она вновь притянула его к себе, закричал обрадованно:
– Я, мама, думал о Рагозине, ей-богу! Я ведь у него был с Павликом! И все, как мы просили, так он все как есть сделал! Для Арсения Романыча. Пётр Петрович сразу все сделает: он ведь дедушку знает!
– Нет, горячая голова, ты ещё не годишься в советчики, – сказал Анатолий Михайлович с улыбкой, которая на мгновение отводила внимание от вопроса Лизы на мальчика.
Ознобишин сам не переставая думал о Рагозине с того момента, как понял, с чем явился нежданный вестник. Он понял в тот момент, что немедленно должны начаться хлопоты за Мешкова, что эти хлопоты целиком падут на него, что они опасны и, наверно, безнадёжны, что, однако, он не может уклониться от них, как бы они ни были опасны и бессмысленны, и обязан их взять на себя. Он был испуган, что событие отзовётся на здоровье Лизы, ещё совсем не окрепшем, и что тем более он должен будет действовать, чтобы поддерживать в ней надежду на хороший исход дела. Но он был испуган не меньше тем, что хлопоты за Мешкова могут получить в глазах властей вид хлопот за Полотенцева, если Мешков обвинён в сообществе с Полотенцевым. Он чувствовал в то же время, что наступил час, когда он должен отплатить добром за добро, отблагодарить делом за ту заботу о нем, которую проявила Лиза и проявил Мешков, когда он попал в тюрьму. Он чувствовал, что благородство его призвано на проверку. Но он отдавал себе ясный отчёт в своей беспомощности. Он был уверен, что в положении бывшего чиновника, заподозренного однажды в сокрытии своего прошлого, немыслимо рассчитывать на снисходительность или внимание властей к его просьбам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198