Взревев от боли, с разбегу нырнул в люк, приземлился на ладони и с
облегчением услышал чмоканье перепонки. Осатаневшие от нежданной удачи
звери бились в люк, в борт корабля, трепали и крушили в щепу раскладное
кресло.
Панин на одной ноге допрыгал до кабины. Скуля и подвывая, сунул
укушенную ногу под лучевой душ, влепил себе двойную дозу блокадной
сыворотки, плеснул на рану заживляющего, проглотил пригоршню
стимуляторов... Нога горела, исходила острой, дергающей болью. Да и самого
Панина дергало. Он сидел на полу, в луже собственной крови, зажмурившись и
ругаясь черными словами. "Сдохну, - приговаривал он. - Пропаду я тут, как
гиена..." Но фармакопея понемногу делала свое дело. Кровотечение
остановилось, боль затухала, вовсю развернулась регенерация тканей, и
через час рана уже затянулась первой розовой кожицей. Панин с трудом встал
и, хромая не столько от боли, сколько из опасения почувствовать боль,
убрал следы крови и грязи. Он уже не причитал над своей горькой
судьбинушкой. Страх и растерянность отступили, а на их место пришла
ярость.
Генераторы изолирующего поля накрылись бесповоротно. Теперь придется
распроститься с мыслями о безмятежном кайфе в удобном кресле под чистым
небом. Панин был обречен на бесконечную борьбу за существование. Пока не
сядут батареи фогратора, пока не затупится и сломается мачете...
"Хорошо же, - подумал он, пробуя ступить потверже на больную ногу. -
Вы что себе думаете? Что вы здесь хозяева? Что я буду вас бояться? Ну нет,
так у нас не пойдет! Я человек, а вы - гнусные, грязные, подлые хищники! И
я заставлю вас знать ваше место, я вас в землю втопчу, разорю ваши гнезда,
сожгу ваш лес, война так война!.."
Он влез в скафандр, опустил светофильтр, пристроил на локтевом сгибе
раструб фогратора и выпрыгнул из люка.
Вродекоты накатывались на него волна за волной, казалось - они
собрались на эту поляну со всего леса, со всего материка, а то и со всей
планеты. А он выжигал их, словно заразу. Стоял спиной к блимпу и веером
палил из фогратора. Перед ним поднималась сплошная стена синего огня, дыма
и смрада.
Когда первый поток нападавших выгорел дотла, задние вродекоты,
которым тоже досталось от жара и шальных, прорезающих все до самого леса
залпов, с визгом кинулись врассыпную. Панин, в черном от копоти скафандре,
словно разъяренный бог, двинулся следом, дожигая раненых, отставших,
затаившихся.
Звери бежали от него, как от стихийного бедствия. Он и сам ощущал
себя разбушевавшейся неуправляемой стихией. Он ненавидел этот мир, как
прежде здесь ненавидели его. И теперь сводил счеты.
Панин прекратил огонь, только полностью израсходовав ресурс одной из
двух батарей фогратора. Позади него лежала черная голая равнина, впереди
еще горело. Панин повернулся и пошел, вздымая тучи пепла, к кораблю. Никто
не нападал на него, не бросался из кустов на плечи, чтобы рвать и грызть.
Нынче здесь у него не осталось живых врагов. Казалось, вся Царица Савская
оцепенела от ужаса. Он беспрепятственно дошел до блимпа, огляделся. Мирный
зеленый пейзаж был непоправимо испорчен. И плевать.
Сквозь ровный гул, все еще стоявший в ушах, Панин услыхал чье-то
поскуливанье. Он пошел на звук, вскинув парящее смертью жерло фогратора.
Возле погруженной в землю опоры блимпа лежал на брюхе некрупный
вродекот. Он был наполовину обожжен, однако еще жил. Тесно поставленные
глаза строго и печально смотрели на приближающегося Панина. Не было в них
привычного кровавого отблеска - только боль и спокойное ожидание конца.
Панин навел фогратор. И опустил.
Как, когда Грасс ухитрился увидеть в этих бешеных тварях неистребимое
ни при каких обстоятельствах достоинство, пренебрежение к врагу? Те
качества, что издревле считались присущими земным кошкам? Как случилось
это озарение? Да было ли оно? Просто поглядел на пол, потом на потолок,
пососал палец: нарекаю, мол, вродекотами... И угадал!
Панин снова поднял фогратор. И снова опустил.
Квазифелис равнодушно смотрел на него немигающим взглядом.
"Кто я перед ним?" - вдруг подумал Панин.
1О. РАНЕНЫЙ ВРОДЕКОТ
Одно дело - вершить возмездие над атакующей сворой и совсем другое -
добивать живое существо, глядя ему в глаза... Панин засунул фогратор в
кобуру, сходил на корабль, разыскал там кусок прочной, нервущейся ткани -
шторку из багажного отсека. Вернулся к раненому. Подошел сбоку и
осторожно, стараясь не беспокоить ожоги, перевалил зверя на разостланную
рядом ткань. Тот следил за человеком, не делая попыток к сопротивлению.
Похоже, он уже не соображал, что творится вокруг.
Панин впрягся в импровизированную волокушу и за какой-то час по
миллиметрику, сопя и обливаясь потом, затащил вродекота на блимп. Самое
занятное, что на протяжении всей операции он даже не вдумался ни разу,
зачем он так поступает!
Вродекот был устроен в багажном отсеке, предусмотрительно
освобожденном от посылок. Панин пожертвовал во имя его удобства частью
запасов зеленой массы для пищеблока: разбросал листья и ветки по полу.
Помещение наполнилось характерными лесными запахами, и вродекот, не
открывая глаз, наморщил острую седую морду и нервно дернул ушами. Он
продолжал лежать на шторке пластом, положив голову на неповрежденные
передние лапы, отчего делался похож скорее на усталую охотничью собаку,
которой снились приятные убегально-догоняльные сны. На присутствие Панина
по-прежнему не реагировал. То ли сил не было, то ли уже навалилась кома.
Панин сходил за свежей зеленью и, вернувшись, потребовал у пищеблока
сырого мяса. Агрегат с некоторым недоумением, что выразилось в
продолжительном напряженном мигании индикаторов, принял странноватый
заказ, предварительно уточнив, какое именно мясо предпочитает клиент. Тот
остановился на говядине, и пищеблок снабдил его аккуратным бурым ломтем
прямоугольной формы, без пленок, прожилок и жировых прослоек. Панин
вывалил мясо из блюда прямо перед носом вродекота - тот даже не
пошевелился, только тревожно дернул боками.
В полной растерянности Панин слонялся по блимпу, ставшему для него не
столько убежищем, сколько узилищем. Пробовал почитать про всякие там
инбридинги с инцухтами, но скоро оставил это занятие. Отмахнувшись от
угрызений совести, вскрыл посылку, где хранилось что-то съестное.
Действительно, хранилось. Две грозди бананов и какие-то незнакомые плоды,
похожие на синие пупырчатые яблоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
облегчением услышал чмоканье перепонки. Осатаневшие от нежданной удачи
звери бились в люк, в борт корабля, трепали и крушили в щепу раскладное
кресло.
Панин на одной ноге допрыгал до кабины. Скуля и подвывая, сунул
укушенную ногу под лучевой душ, влепил себе двойную дозу блокадной
сыворотки, плеснул на рану заживляющего, проглотил пригоршню
стимуляторов... Нога горела, исходила острой, дергающей болью. Да и самого
Панина дергало. Он сидел на полу, в луже собственной крови, зажмурившись и
ругаясь черными словами. "Сдохну, - приговаривал он. - Пропаду я тут, как
гиена..." Но фармакопея понемногу делала свое дело. Кровотечение
остановилось, боль затухала, вовсю развернулась регенерация тканей, и
через час рана уже затянулась первой розовой кожицей. Панин с трудом встал
и, хромая не столько от боли, сколько из опасения почувствовать боль,
убрал следы крови и грязи. Он уже не причитал над своей горькой
судьбинушкой. Страх и растерянность отступили, а на их место пришла
ярость.
Генераторы изолирующего поля накрылись бесповоротно. Теперь придется
распроститься с мыслями о безмятежном кайфе в удобном кресле под чистым
небом. Панин был обречен на бесконечную борьбу за существование. Пока не
сядут батареи фогратора, пока не затупится и сломается мачете...
"Хорошо же, - подумал он, пробуя ступить потверже на больную ногу. -
Вы что себе думаете? Что вы здесь хозяева? Что я буду вас бояться? Ну нет,
так у нас не пойдет! Я человек, а вы - гнусные, грязные, подлые хищники! И
я заставлю вас знать ваше место, я вас в землю втопчу, разорю ваши гнезда,
сожгу ваш лес, война так война!.."
Он влез в скафандр, опустил светофильтр, пристроил на локтевом сгибе
раструб фогратора и выпрыгнул из люка.
Вродекоты накатывались на него волна за волной, казалось - они
собрались на эту поляну со всего леса, со всего материка, а то и со всей
планеты. А он выжигал их, словно заразу. Стоял спиной к блимпу и веером
палил из фогратора. Перед ним поднималась сплошная стена синего огня, дыма
и смрада.
Когда первый поток нападавших выгорел дотла, задние вродекоты,
которым тоже досталось от жара и шальных, прорезающих все до самого леса
залпов, с визгом кинулись врассыпную. Панин, в черном от копоти скафандре,
словно разъяренный бог, двинулся следом, дожигая раненых, отставших,
затаившихся.
Звери бежали от него, как от стихийного бедствия. Он и сам ощущал
себя разбушевавшейся неуправляемой стихией. Он ненавидел этот мир, как
прежде здесь ненавидели его. И теперь сводил счеты.
Панин прекратил огонь, только полностью израсходовав ресурс одной из
двух батарей фогратора. Позади него лежала черная голая равнина, впереди
еще горело. Панин повернулся и пошел, вздымая тучи пепла, к кораблю. Никто
не нападал на него, не бросался из кустов на плечи, чтобы рвать и грызть.
Нынче здесь у него не осталось живых врагов. Казалось, вся Царица Савская
оцепенела от ужаса. Он беспрепятственно дошел до блимпа, огляделся. Мирный
зеленый пейзаж был непоправимо испорчен. И плевать.
Сквозь ровный гул, все еще стоявший в ушах, Панин услыхал чье-то
поскуливанье. Он пошел на звук, вскинув парящее смертью жерло фогратора.
Возле погруженной в землю опоры блимпа лежал на брюхе некрупный
вродекот. Он был наполовину обожжен, однако еще жил. Тесно поставленные
глаза строго и печально смотрели на приближающегося Панина. Не было в них
привычного кровавого отблеска - только боль и спокойное ожидание конца.
Панин навел фогратор. И опустил.
Как, когда Грасс ухитрился увидеть в этих бешеных тварях неистребимое
ни при каких обстоятельствах достоинство, пренебрежение к врагу? Те
качества, что издревле считались присущими земным кошкам? Как случилось
это озарение? Да было ли оно? Просто поглядел на пол, потом на потолок,
пососал палец: нарекаю, мол, вродекотами... И угадал!
Панин снова поднял фогратор. И снова опустил.
Квазифелис равнодушно смотрел на него немигающим взглядом.
"Кто я перед ним?" - вдруг подумал Панин.
1О. РАНЕНЫЙ ВРОДЕКОТ
Одно дело - вершить возмездие над атакующей сворой и совсем другое -
добивать живое существо, глядя ему в глаза... Панин засунул фогратор в
кобуру, сходил на корабль, разыскал там кусок прочной, нервущейся ткани -
шторку из багажного отсека. Вернулся к раненому. Подошел сбоку и
осторожно, стараясь не беспокоить ожоги, перевалил зверя на разостланную
рядом ткань. Тот следил за человеком, не делая попыток к сопротивлению.
Похоже, он уже не соображал, что творится вокруг.
Панин впрягся в импровизированную волокушу и за какой-то час по
миллиметрику, сопя и обливаясь потом, затащил вродекота на блимп. Самое
занятное, что на протяжении всей операции он даже не вдумался ни разу,
зачем он так поступает!
Вродекот был устроен в багажном отсеке, предусмотрительно
освобожденном от посылок. Панин пожертвовал во имя его удобства частью
запасов зеленой массы для пищеблока: разбросал листья и ветки по полу.
Помещение наполнилось характерными лесными запахами, и вродекот, не
открывая глаз, наморщил острую седую морду и нервно дернул ушами. Он
продолжал лежать на шторке пластом, положив голову на неповрежденные
передние лапы, отчего делался похож скорее на усталую охотничью собаку,
которой снились приятные убегально-догоняльные сны. На присутствие Панина
по-прежнему не реагировал. То ли сил не было, то ли уже навалилась кома.
Панин сходил за свежей зеленью и, вернувшись, потребовал у пищеблока
сырого мяса. Агрегат с некоторым недоумением, что выразилось в
продолжительном напряженном мигании индикаторов, принял странноватый
заказ, предварительно уточнив, какое именно мясо предпочитает клиент. Тот
остановился на говядине, и пищеблок снабдил его аккуратным бурым ломтем
прямоугольной формы, без пленок, прожилок и жировых прослоек. Панин
вывалил мясо из блюда прямо перед носом вродекота - тот даже не
пошевелился, только тревожно дернул боками.
В полной растерянности Панин слонялся по блимпу, ставшему для него не
столько убежищем, сколько узилищем. Пробовал почитать про всякие там
инбридинги с инцухтами, но скоро оставил это занятие. Отмахнувшись от
угрызений совести, вскрыл посылку, где хранилось что-то съестное.
Действительно, хранилось. Две грозди бананов и какие-то незнакомые плоды,
похожие на синие пупырчатые яблоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15