Подмастерье намеревался сделать то же самое, но
его поймали и заставили довершить начатое. Потом приковали и Эмлин, так
что, в конце концов, все уже было готово для ужасной развязки.
Главный палач - то был повар аббата - положил для растопки несколько
сосновых щепок на стоявшую тут же жаровню и, ожидая последнего приказания,
громко сказал своему помощнику, что ветер поднялся свежий и колдуньи живо
сгорят.
Зрителям велели отойти подальше, и в конце концов они отошли, но
многие из них при этом угрюмо перешептывались. Ибо здесь монахам нельзя
было собрать только нужных людей, как во время суда, и аббат с тревогой
подметил, что среди них его жертвы имеют немало друзей.
"Пора кончать, - подумал он, - пока сочувствие и жалость еще только в
зародыше, пока они не превратились в буйный мятеж". И вот он быстро
подошел к столбам, встал прямо против Эмлин и, понизив голос, спросил ее,
отказывается ли она, как прежде, открыть ему, где спрятаны драгоценности;
сейчас он еще может приказать, чтобы их умертвили легким способом, не
предавая живыми огню.
- Пусть решает хозяйка, а не слуга, - твердо ответила Эмлин.
Он повернулся к Сайсели и задал ей тот же вопрос, но она промолвила:
- Я уже сказала вам: никогда. Прочь от меня, злодей, ступайте,
покайтесь в грехах своих, покуда еще не поздно.
Аббат изумленно взглянул на нее, сознавая, что в таком постоянстве и
мужестве есть нечто почти сверхчеловеческое. Он был человек острого ума,
наделенный сильным воображением, и мог представить себе, как он сам повел
бы себя, находясь в подобном же положении. И хотя он торопился поскорее
покончить с этим делом, им овладело величайшее любопытство - откуда у нее
берутся такие силы, - и он даже теперь попытался его утолить.
- Обезумела ты, Сайсели Фотрел, или тебя опоили? - спросил он. -
Разве тебе не известно, что ты почувствуешь, когда огонь начнет пожирать
твое нежное тело?
- Не известно и никогда не будет известно, - спокойно ответила она.
- Ты что, по обещанию сатаны, твоего владыки, умрешь до того, как
огонь коснется тебя?
- Да, я верю, что умру до того, как меня коснется огонь, но не здесь
и не теперь.
Аббат рассмеялся резким, нервным смехом и громко обратился ко всем
собравшимся:
- Эта ведьма говорит, что не будет сожжена, ибо такова воля неба.
Правда, ведьма?
- Да, я так сказала. Будьте свидетелями моих слов, добрые люди, -
ответила Сайсели ясным голосом.
- Хорошо, посмотрим! - крикнул аббат. - Эй ты, поджигай, и пусть небо
или преисподняя спасут ее, если смогут!
Повар-палач подул на свою растопку, но либо он нервничал, либо не
наловчился, только прошла минута, а то и больше, пока щепки вспыхнули.
Наконец одна разгорелась, и он довольно неохотно наклонился, чтобы взять
ее.
И вот тогда, посреди глубокой тишины, ибо весь собравшийся народ,
казалось, затаил дыхание, а старуха Бриджет замолкла, лишившись чувств, за
склоном холма послышался чей-то громовой голос:
"Именем короля, остановитесь! Именем короля, остановитесь!"
Все повернулись в ту сторону, и между деревьями показалась белая
лошадь: с боков ее, израненных шпорами, струилась кровь, она уже не
мчалась галопом, а тащилась, шатаясь от изнеможения, и сидел на ней
богатырского вида человек с рыжей бородой. Одет он был в кольчугу и держал
в руке топор лесоруба.
- Поджигай хворост! - закричал аббат, но повар, не отличавшийся
храбростью, уронил горящие щепки, которые и затухли на мокрой земле.
Теперь лошадь прорвалась сквозь собравшуюся толпу, подминая под себя
людей. Длинными судорожными прыжками достигла она кольца, образовавшегося
вокруг столбов, и в то мгновение, когда всадник соскакивал с нее, упала на
землю, да так и осталась лежать, тяжело дыша, - силы оставили ее.
- Это же Томас Болл! - крикнул кто-то, а аббат продолжал взывать:
- Поджигайте хворост! Поджигайте хворост!
Один из стражников бросился вперед, чтобы снова запалить растопку. Но
Томас поспел раньше. Схватив за ножки жаровню, он с такой силой ударил ею
стражника, что на того посыпались горячие уголья, а железная клетка
жаровни плотно села ему на голову. Томас же крикнул:
- Ты потянулся к огню - ну и получай!
Стражник покатился по земле и вопил от ужаса и боли до тех пор, пока
кто-то не сорвал у него с головы раскаленную жаровню. Лицо его оказалось
все в полосах, как жареная селедка. Но никто уже не обращал на него
внимания, ибо теперь Томас Болл стоял перед столбами, размахивая своим
топором и повторяя:
- Именем короля, остановитесь! Именем короля, остановитесь!
- Что это значит, негодяй?
- А то, что я сказал, поп. Ни шагу дальше, не то я раскрою тебе
башку.
Аббат откинулся назад, а Томас продолжал:
- Фотрел! Фотрел! Харфлит! Харфлит! Вы все, кто ели их хлеб, живей
сюда, разбросайте хворост, спасайте их кровь и плоть. Кто поднимется
вместе со мной против Мэлдона и его палачей?
- Я! - ответили ему из толпы. - И я, и я!
- И я тоже! - закричал йомен, стоявший у дубового пенька. - Только я
стерегу ребенка. Ну ладно, я заберу его с собой! - и, схватив под мышку
кричащего младенца, он побежал к Томасу.
Другие тоже бросились вперед, разбрасывая во все стороны хворост.
- Разбивайте цепи! - снова загремел Болл, и в конце концов сильным
мужским рукам удалось это сделать.
Единственные повреждения, которые в этот день оказались у Сайсели,
были ссадины, полученные ею, когда рубили цепи. Теперь обе женщины были
свободны. Сайсели вырвала ребенка из рук у йомена, который был очень рад,
что избавился от него: сейчас предстояла другая работа, ибо стражники
аббата уже бросились на них.
- Окружайте женщин, - гремел Болл, - и бей без промаха за Фотрелов,
бей без промаха за Харфлитов! Ах ты, поповская собака, вот тебе, именем
короля! - И топор его по рукоятку вошел в грудь командира - того самого,
который сказал Сайсели, что ей и без плаща будет жарко.
Тут закипел жаркий бой. Сторонники Фотрелов - их было человек
двадцать - обступили три дубовых столба кольцом, внутри которого стояли
Сайсели, Эмлин и старуха Бриджет, все еще прикованная к своему столбу, так
как никто не подумал - да и времени не было - освободить ее. На них напали
стражники аббата - свыше тридцати человек, - которых подстегивал сам
Мэлдон, взбешенный тем, что жертвы от него ускользнули, больше же всего
боявшийся, чтобы слова Сайсели не оправдались и она оказалась бы уже не
ведьмой, а пророчицей, вдохновленной свыше.
Трижды отступали нападавшие, но и треть оборонявшихся выбыла из
строя, и теперь аббат придумал новый способ покончить с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
его поймали и заставили довершить начатое. Потом приковали и Эмлин, так
что, в конце концов, все уже было готово для ужасной развязки.
Главный палач - то был повар аббата - положил для растопки несколько
сосновых щепок на стоявшую тут же жаровню и, ожидая последнего приказания,
громко сказал своему помощнику, что ветер поднялся свежий и колдуньи живо
сгорят.
Зрителям велели отойти подальше, и в конце концов они отошли, но
многие из них при этом угрюмо перешептывались. Ибо здесь монахам нельзя
было собрать только нужных людей, как во время суда, и аббат с тревогой
подметил, что среди них его жертвы имеют немало друзей.
"Пора кончать, - подумал он, - пока сочувствие и жалость еще только в
зародыше, пока они не превратились в буйный мятеж". И вот он быстро
подошел к столбам, встал прямо против Эмлин и, понизив голос, спросил ее,
отказывается ли она, как прежде, открыть ему, где спрятаны драгоценности;
сейчас он еще может приказать, чтобы их умертвили легким способом, не
предавая живыми огню.
- Пусть решает хозяйка, а не слуга, - твердо ответила Эмлин.
Он повернулся к Сайсели и задал ей тот же вопрос, но она промолвила:
- Я уже сказала вам: никогда. Прочь от меня, злодей, ступайте,
покайтесь в грехах своих, покуда еще не поздно.
Аббат изумленно взглянул на нее, сознавая, что в таком постоянстве и
мужестве есть нечто почти сверхчеловеческое. Он был человек острого ума,
наделенный сильным воображением, и мог представить себе, как он сам повел
бы себя, находясь в подобном же положении. И хотя он торопился поскорее
покончить с этим делом, им овладело величайшее любопытство - откуда у нее
берутся такие силы, - и он даже теперь попытался его утолить.
- Обезумела ты, Сайсели Фотрел, или тебя опоили? - спросил он. -
Разве тебе не известно, что ты почувствуешь, когда огонь начнет пожирать
твое нежное тело?
- Не известно и никогда не будет известно, - спокойно ответила она.
- Ты что, по обещанию сатаны, твоего владыки, умрешь до того, как
огонь коснется тебя?
- Да, я верю, что умру до того, как меня коснется огонь, но не здесь
и не теперь.
Аббат рассмеялся резким, нервным смехом и громко обратился ко всем
собравшимся:
- Эта ведьма говорит, что не будет сожжена, ибо такова воля неба.
Правда, ведьма?
- Да, я так сказала. Будьте свидетелями моих слов, добрые люди, -
ответила Сайсели ясным голосом.
- Хорошо, посмотрим! - крикнул аббат. - Эй ты, поджигай, и пусть небо
или преисподняя спасут ее, если смогут!
Повар-палач подул на свою растопку, но либо он нервничал, либо не
наловчился, только прошла минута, а то и больше, пока щепки вспыхнули.
Наконец одна разгорелась, и он довольно неохотно наклонился, чтобы взять
ее.
И вот тогда, посреди глубокой тишины, ибо весь собравшийся народ,
казалось, затаил дыхание, а старуха Бриджет замолкла, лишившись чувств, за
склоном холма послышался чей-то громовой голос:
"Именем короля, остановитесь! Именем короля, остановитесь!"
Все повернулись в ту сторону, и между деревьями показалась белая
лошадь: с боков ее, израненных шпорами, струилась кровь, она уже не
мчалась галопом, а тащилась, шатаясь от изнеможения, и сидел на ней
богатырского вида человек с рыжей бородой. Одет он был в кольчугу и держал
в руке топор лесоруба.
- Поджигай хворост! - закричал аббат, но повар, не отличавшийся
храбростью, уронил горящие щепки, которые и затухли на мокрой земле.
Теперь лошадь прорвалась сквозь собравшуюся толпу, подминая под себя
людей. Длинными судорожными прыжками достигла она кольца, образовавшегося
вокруг столбов, и в то мгновение, когда всадник соскакивал с нее, упала на
землю, да так и осталась лежать, тяжело дыша, - силы оставили ее.
- Это же Томас Болл! - крикнул кто-то, а аббат продолжал взывать:
- Поджигайте хворост! Поджигайте хворост!
Один из стражников бросился вперед, чтобы снова запалить растопку. Но
Томас поспел раньше. Схватив за ножки жаровню, он с такой силой ударил ею
стражника, что на того посыпались горячие уголья, а железная клетка
жаровни плотно села ему на голову. Томас же крикнул:
- Ты потянулся к огню - ну и получай!
Стражник покатился по земле и вопил от ужаса и боли до тех пор, пока
кто-то не сорвал у него с головы раскаленную жаровню. Лицо его оказалось
все в полосах, как жареная селедка. Но никто уже не обращал на него
внимания, ибо теперь Томас Болл стоял перед столбами, размахивая своим
топором и повторяя:
- Именем короля, остановитесь! Именем короля, остановитесь!
- Что это значит, негодяй?
- А то, что я сказал, поп. Ни шагу дальше, не то я раскрою тебе
башку.
Аббат откинулся назад, а Томас продолжал:
- Фотрел! Фотрел! Харфлит! Харфлит! Вы все, кто ели их хлеб, живей
сюда, разбросайте хворост, спасайте их кровь и плоть. Кто поднимется
вместе со мной против Мэлдона и его палачей?
- Я! - ответили ему из толпы. - И я, и я!
- И я тоже! - закричал йомен, стоявший у дубового пенька. - Только я
стерегу ребенка. Ну ладно, я заберу его с собой! - и, схватив под мышку
кричащего младенца, он побежал к Томасу.
Другие тоже бросились вперед, разбрасывая во все стороны хворост.
- Разбивайте цепи! - снова загремел Болл, и в конце концов сильным
мужским рукам удалось это сделать.
Единственные повреждения, которые в этот день оказались у Сайсели,
были ссадины, полученные ею, когда рубили цепи. Теперь обе женщины были
свободны. Сайсели вырвала ребенка из рук у йомена, который был очень рад,
что избавился от него: сейчас предстояла другая работа, ибо стражники
аббата уже бросились на них.
- Окружайте женщин, - гремел Болл, - и бей без промаха за Фотрелов,
бей без промаха за Харфлитов! Ах ты, поповская собака, вот тебе, именем
короля! - И топор его по рукоятку вошел в грудь командира - того самого,
который сказал Сайсели, что ей и без плаща будет жарко.
Тут закипел жаркий бой. Сторонники Фотрелов - их было человек
двадцать - обступили три дубовых столба кольцом, внутри которого стояли
Сайсели, Эмлин и старуха Бриджет, все еще прикованная к своему столбу, так
как никто не подумал - да и времени не было - освободить ее. На них напали
стражники аббата - свыше тридцати человек, - которых подстегивал сам
Мэлдон, взбешенный тем, что жертвы от него ускользнули, больше же всего
боявшийся, чтобы слова Сайсели не оправдались и она оказалась бы уже не
ведьмой, а пророчицей, вдохновленной свыше.
Трижды отступали нападавшие, но и треть оборонявшихся выбыла из
строя, и теперь аббат придумал новый способ покончить с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83