Не скажу, что определенно стало труднее
дышать, но что-то вокруг нас неуловимо изменилось. Словно бы в
воздухе разлилось недоброжелательство. Словно кому-то очень не
хотелось, чтобы мы тут шли. Хотя мы вели себя примерно и тихо,
веток не ломали, живой природе без особой надобности урона не
наносили.
Я не хотел, чтобы Исангард о чем-нибудь таком догадывался,
что его терзать понапрасну. Поэтому я решил вслух ничего не
говорить, а вместо этого подумал, обращаясь непосредственно к
Имлах:
"Эй, ты... кто ты там... Это твоя работа?"
Она не ответила. Я мысленно заорал:
"Имлах! К тебе же обращаются, кикимора болотная!"
Я почувствовал злобный взгляд у себя на затылке. Проняло,
значит. Прямо в ухо мне прошипел ее змеиный голос:
"Заткнись, лопоухий!"
Вот ведь навязалась нам на шею. Так хорошо без нее было.
"Ты чувствуешь, как что-то давит на нас, Имлах?" - подумал я
и порадовался своей выдержке. Вежливый я все-таки, когда в этом
возникает острая необходимость.
Она не успела ничего ответить, потому что неожиданно
Исангард остановился. Поскольку я давно чуял недоброе и
испугался ужасно, то сразу же подбежал и сунулся к нему под
мышку. Имлах тоже подошла и прижалась к нему с другого бока.
Липучка несчастная. Он положил руку мне на плечо.
- Смотрите, братцы, - сказал он негромко. - Вот мы и
пришли.
Прямо перед нами лежала напроходимая полоса. Справа и
слева приветливо булькала трясина - только и ждала, когда мы
шагнем с дороги в сторону, надо полагать. Бревна, положенные
поперек болота, были густо утыканы ржавыми шипами, высотой
примерно в полтора-два дюйма, очень острыми (запросто подошву
проткнут) и, что весьма возможно, ядовитыми. Это безобразие
тянулось ярдов на двадцать. Дальше дорога шла в гору, и трясина
заканчивалась.
- А ведь кто-то очень не хочет, чтобы мы шли дальше, а? -
произнес Исангард, и по его голосу я понял, что он страшно
доволен. Просто счастлив. На него это похоже.
- Нашел, чем радоваться, - буркнул я. - Надо
поворачивать. Зря мы вообще ввязались в это дело.
- Мы еще никуда не ввязались, - возразил он. - Но скоро
ввяжемся. Что ты там говорил про какой-то ключ?
Так и есть. Из моего бормотания под нос он каким-то образом
выловил самое главное. Дурацкая привычка думать вслух!
- Исангард, - сказал я, высвобождаясь из-под его руки. -
Вот объясни мне, почему ты слушаешь мысли, которые вовсе не для
тебя предназначены?
- Я случайно, - сказал он. - Ты же не предупредил меня,
чтоб я не слушал, верно?
Он, конечно, был прав, хотя неплохо бы самому соображать, а
не ждать моих предупреждений. Я решил больше не трогать
опасную тему.
- Судя по этому мощному заграждению, неприступному даже
для боевых верблюдов Салах-ад-дина...- начал я.
- У Салах-ад-дина не было верблюдов, что ты мелешь, Кода,
- укоризненно встряла Имлах.
- Девице вообще неприлично рассуждать о боевых
верблюдах, - отрезал я. - Девице прилично рассуждать только о
домашнем хозяйстве.
Поставив ее таким образом на место, я замолчал.
- Ну так что? - не выдержал Исангард. - Начал - так
заканчивай. Что ты хочешь сказать?
- Я хочу сказать, что это препятствие является косвенным
доказательством того, что мы на верном пути. Если мы ищем
неприятностей, разумеется, - поспешно добавил я. - По мне так
самым верным путем будет путь назад.
- Вот это уж дудки, - заявил Исангард. - Я назад не пойду,
не надейся.
Я мрачно покосился на него. Я имел с ним дело без малого
четыре года и за этот срок успел уже твердо усвоить, что спорить
с ним бесполезно. Его надо принимать целиком, как свершившийся
факт. Поэтому я задумался. Налицо факт: Исангард, который
решил пройтись по смертоносным шипам, чего бы это ему ни
стоило. Налицо также другой факт: полная невозможность это
сделать. Нужен помощник, который владел бы достаточно
результативной магией.
Имлах... Вряд ли она что-то умеет. Кикиморы или русалки -
или кто она там - в таких ситуациях бесполезны. Да и не захочет
она раскрываться. Для Исангарда она просто девочка, беззащитная
и очень хорошенькая. Вон как он на нее смотрит. Я тоже стал
смотреть на Имлах, чтобы она не воображала, что он на нее
смотрит просто так. Пусть думает, что мы оба смотрим на нее с
надеждой.
Но она, оказывается, даже не замечала нас. Она побледнела и
с отрешенным видом повернулась к этим шипам спиной.
- Что с тобой? - Исангард очень удивился и хотел было
взять ее за руку, но я остановил его.
Она сложила ладони под подбородком, словно собирая в одно
целое все то немногое, что называется на земле "Имлах". Потом
медленно развела ладони, отдавая это целое окружающему миру.
Губы ее были плотно сжаты, но я уловил еле слышный шепот - то
ли ветер прошелестел, то ли ее мысли, которые она не могла
удержать в тайне. Это было что-то вроде детской считалочки:
Имлах - вздох,
Имлах - сон,
Имлах - мох Кукушкин Лен...
Пузыри в трясине надувались и вспыхивали радужными
разводами, словно чьи-то глаза, которые следили за нами с
возрастающим неудовольствием. Вырастая до размеров моего
кулака, глаза эти лопались и тут же вздувались снова, уже в
другом месте.
- ...Имлах - мох Кукушкин Лен... - повторил голос и почти
беззвучно выдохнул или простонал: - ...а-а-а...
Она медленно осела на землю и откинулась назад, спиной на
острые шипы. От рук, от белых косичек побежала зелень, и через
мгновение все эти колючки были закрыты плотным, в несколько
дюймов, слоем густого мха, в котором покачивались тоненькие
золотисто-коричневые цветочки.
Исангард смотрел на все это широко распахнутыми глазами.
- Что это, Кода? - спросил он шепотом и вцепился в мою
руку.
- Рот закрой, - деловито сказал я. - Ты еще не понял? До
чего ты наивный, Исангард, просто удивляюсь. Она дурачит тебя,
прикидывается человеком, и тебе даже не приходит в голову
заглянуть в ее мысли и вычитать там как по-писаному, что ей уже
лет двести, что она нелюдь и много что еще...
- Я не читаю чужих мыслей, - заявил он, помрачнев.
Только подслушиваешь, подумал я и, ступив на мох, для
верности немного потоптался.
- Она превратилась, - сказал я. - Молодец девчонка! Тут
мягко и шипы не прокалывают. Лучше всего не идти, а катиться, так
давление меньше.
Он все еще медлил.
- Не могу я, - признался он. -Боюсь сделать ей больно.
Стоя на мху, я не выдержал и заорал:
- Так выхода же другого нет! Гуманист нашелся...
По мху прокатился вздох, и он, наконец, решился.
Придерживая меч и мешок с нашим походным барахлом, он
опустился на кромку мха и быстро, как будто его запустили
хорошим пинком, перекатился на другую сторону ловушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
дышать, но что-то вокруг нас неуловимо изменилось. Словно бы в
воздухе разлилось недоброжелательство. Словно кому-то очень не
хотелось, чтобы мы тут шли. Хотя мы вели себя примерно и тихо,
веток не ломали, живой природе без особой надобности урона не
наносили.
Я не хотел, чтобы Исангард о чем-нибудь таком догадывался,
что его терзать понапрасну. Поэтому я решил вслух ничего не
говорить, а вместо этого подумал, обращаясь непосредственно к
Имлах:
"Эй, ты... кто ты там... Это твоя работа?"
Она не ответила. Я мысленно заорал:
"Имлах! К тебе же обращаются, кикимора болотная!"
Я почувствовал злобный взгляд у себя на затылке. Проняло,
значит. Прямо в ухо мне прошипел ее змеиный голос:
"Заткнись, лопоухий!"
Вот ведь навязалась нам на шею. Так хорошо без нее было.
"Ты чувствуешь, как что-то давит на нас, Имлах?" - подумал я
и порадовался своей выдержке. Вежливый я все-таки, когда в этом
возникает острая необходимость.
Она не успела ничего ответить, потому что неожиданно
Исангард остановился. Поскольку я давно чуял недоброе и
испугался ужасно, то сразу же подбежал и сунулся к нему под
мышку. Имлах тоже подошла и прижалась к нему с другого бока.
Липучка несчастная. Он положил руку мне на плечо.
- Смотрите, братцы, - сказал он негромко. - Вот мы и
пришли.
Прямо перед нами лежала напроходимая полоса. Справа и
слева приветливо булькала трясина - только и ждала, когда мы
шагнем с дороги в сторону, надо полагать. Бревна, положенные
поперек болота, были густо утыканы ржавыми шипами, высотой
примерно в полтора-два дюйма, очень острыми (запросто подошву
проткнут) и, что весьма возможно, ядовитыми. Это безобразие
тянулось ярдов на двадцать. Дальше дорога шла в гору, и трясина
заканчивалась.
- А ведь кто-то очень не хочет, чтобы мы шли дальше, а? -
произнес Исангард, и по его голосу я понял, что он страшно
доволен. Просто счастлив. На него это похоже.
- Нашел, чем радоваться, - буркнул я. - Надо
поворачивать. Зря мы вообще ввязались в это дело.
- Мы еще никуда не ввязались, - возразил он. - Но скоро
ввяжемся. Что ты там говорил про какой-то ключ?
Так и есть. Из моего бормотания под нос он каким-то образом
выловил самое главное. Дурацкая привычка думать вслух!
- Исангард, - сказал я, высвобождаясь из-под его руки. -
Вот объясни мне, почему ты слушаешь мысли, которые вовсе не для
тебя предназначены?
- Я случайно, - сказал он. - Ты же не предупредил меня,
чтоб я не слушал, верно?
Он, конечно, был прав, хотя неплохо бы самому соображать, а
не ждать моих предупреждений. Я решил больше не трогать
опасную тему.
- Судя по этому мощному заграждению, неприступному даже
для боевых верблюдов Салах-ад-дина...- начал я.
- У Салах-ад-дина не было верблюдов, что ты мелешь, Кода,
- укоризненно встряла Имлах.
- Девице вообще неприлично рассуждать о боевых
верблюдах, - отрезал я. - Девице прилично рассуждать только о
домашнем хозяйстве.
Поставив ее таким образом на место, я замолчал.
- Ну так что? - не выдержал Исангард. - Начал - так
заканчивай. Что ты хочешь сказать?
- Я хочу сказать, что это препятствие является косвенным
доказательством того, что мы на верном пути. Если мы ищем
неприятностей, разумеется, - поспешно добавил я. - По мне так
самым верным путем будет путь назад.
- Вот это уж дудки, - заявил Исангард. - Я назад не пойду,
не надейся.
Я мрачно покосился на него. Я имел с ним дело без малого
четыре года и за этот срок успел уже твердо усвоить, что спорить
с ним бесполезно. Его надо принимать целиком, как свершившийся
факт. Поэтому я задумался. Налицо факт: Исангард, который
решил пройтись по смертоносным шипам, чего бы это ему ни
стоило. Налицо также другой факт: полная невозможность это
сделать. Нужен помощник, который владел бы достаточно
результативной магией.
Имлах... Вряд ли она что-то умеет. Кикиморы или русалки -
или кто она там - в таких ситуациях бесполезны. Да и не захочет
она раскрываться. Для Исангарда она просто девочка, беззащитная
и очень хорошенькая. Вон как он на нее смотрит. Я тоже стал
смотреть на Имлах, чтобы она не воображала, что он на нее
смотрит просто так. Пусть думает, что мы оба смотрим на нее с
надеждой.
Но она, оказывается, даже не замечала нас. Она побледнела и
с отрешенным видом повернулась к этим шипам спиной.
- Что с тобой? - Исангард очень удивился и хотел было
взять ее за руку, но я остановил его.
Она сложила ладони под подбородком, словно собирая в одно
целое все то немногое, что называется на земле "Имлах". Потом
медленно развела ладони, отдавая это целое окружающему миру.
Губы ее были плотно сжаты, но я уловил еле слышный шепот - то
ли ветер прошелестел, то ли ее мысли, которые она не могла
удержать в тайне. Это было что-то вроде детской считалочки:
Имлах - вздох,
Имлах - сон,
Имлах - мох Кукушкин Лен...
Пузыри в трясине надувались и вспыхивали радужными
разводами, словно чьи-то глаза, которые следили за нами с
возрастающим неудовольствием. Вырастая до размеров моего
кулака, глаза эти лопались и тут же вздувались снова, уже в
другом месте.
- ...Имлах - мох Кукушкин Лен... - повторил голос и почти
беззвучно выдохнул или простонал: - ...а-а-а...
Она медленно осела на землю и откинулась назад, спиной на
острые шипы. От рук, от белых косичек побежала зелень, и через
мгновение все эти колючки были закрыты плотным, в несколько
дюймов, слоем густого мха, в котором покачивались тоненькие
золотисто-коричневые цветочки.
Исангард смотрел на все это широко распахнутыми глазами.
- Что это, Кода? - спросил он шепотом и вцепился в мою
руку.
- Рот закрой, - деловито сказал я. - Ты еще не понял? До
чего ты наивный, Исангард, просто удивляюсь. Она дурачит тебя,
прикидывается человеком, и тебе даже не приходит в голову
заглянуть в ее мысли и вычитать там как по-писаному, что ей уже
лет двести, что она нелюдь и много что еще...
- Я не читаю чужих мыслей, - заявил он, помрачнев.
Только подслушиваешь, подумал я и, ступив на мох, для
верности немного потоптался.
- Она превратилась, - сказал я. - Молодец девчонка! Тут
мягко и шипы не прокалывают. Лучше всего не идти, а катиться, так
давление меньше.
Он все еще медлил.
- Не могу я, - признался он. -Боюсь сделать ей больно.
Стоя на мху, я не выдержал и заорал:
- Так выхода же другого нет! Гуманист нашелся...
По мху прокатился вздох, и он, наконец, решился.
Придерживая меч и мешок с нашим походным барахлом, он
опустился на кромку мха и быстро, как будто его запустили
хорошим пинком, перекатился на другую сторону ловушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23