Ни за что такому не сыграть, как надо, - ему до актера, как
окороку до свиньи!
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он "пустил петуха",
он не был бы оскорблен сильнее. Но в мою пользу безмолвно
свидетельствовали Барбедж и Бут, и я спокойно продолжал полировать ногти.
Однако про себя решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля-Дюбуа
сперва смеяться, а затем - плакать, и все это - в течение двадцати секунд.
Я подождал еще немного, поднялся и направился в "тихий уголок". Они
моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:
- Бросьте, господа. Я передумал.
Дюбуа несколько расслабился:
- Так вы отказываетесь?
- Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять.
Помнится, дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть.
Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. А со всем остальным -
пожалуйте к моему агенту. Я согласен.
Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и
перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.
- Ладно, - согласился он, - продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на
какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то - играть
придется раз или два - по часу, примерно.
- Это не так уж важно. Главное, чтоб я успел как следует войти в
роль... Так сказать, перевоплотился. Но все же - сколько дней я буду
занят? Нужно ведь предупредить моего агента...
- Э, нет. И речи быть не может.
- Но - сколько? Неделя?
- Меньше. Иначе - мы идем ко дну.
- А?
- Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?
Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за
небольшое интервью со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным.
Я махнул рукой:
- Это - потом. Надеюсь, не заплатите меньше, чем заработаю.
- Отлично.
Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:
- Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем
по плану "Марди Гра". Пусть сверяется с нами. Лоренцо...
Он кивнул мне и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и
спросил:
- Можете вы с этими игрушками что-нибудь сделать?
Игрушки и есть - из тех непрофессиональных, но с претензией
составленных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих
артистов. Я оглядел его с легким презрением.
- Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И безо всякой
подготовки?
- А? Нет, нет! Я хочу, чтобы вы... изменили лицо. Чтобы никто не
узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым - тяжкое бремя любой
знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком
публичном месте узнают толпы народу.
- О'кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.
Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел игрушки,
которые, как полагал Дэк, были моим "производственным оборудованием".
Жирный грим - в самый раз для клоуна, вонючий резиновый клей, фальшивые
волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тетушки Мэгги... Силикоплоти
вообще ни унции, не говоря уж об электрощетках и прочих удобных новинках
нашего ремесла. Но если ты, действительно, мастер, то способен творить
чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдется на любой
кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в
творческий поиск.
Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший -
отвлечь внимание. Засуньте человека в униформу, и его лица никто не
заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А
смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к
отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к
тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится
на этот нос, а человек воспитанный - отвернется. И никто не запомнит
ничего, кроме носа.
Но этот примитив я отложил до другого раза, рассудив, что мой
наниматель не хотел быть замеченным вовсе. Это уже потрудней: обращать на
себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое,
незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннеса.
Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она
аристократически-утонченна, слишком красива - худшее из неудобств для
характерного актера. Как говаривал отец: Ларри, ты чертовски "слишком
привлекателен". Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять
дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты -
актер, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. "Дурак" и
"красавчик" - два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе
под стать. Возьмись за ум, Ларри!
Потом он доставал ремень и начинал облегчать мне упомянутую выше
процедуру. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный
массаж gluitei maximi посредством ремня - весьма способствует оттоку
лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но
результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове
на туго натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и
Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль...
Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
- Да господи ты боже!.. - завопил он. - Вы и не начинали?!
Я холодно глянул на него.
- Я так понял - вам нужна работа. А сможет, к примеру, повар, будь он
хоть cordon bleu, приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади,
скачущей галопом?
- К дьяволу всех лошадей! - Он постучал пальцем по часам. - У вас еще
шесть минут. Если уложитесь, мы, похоже, действительно имеем шанс.
Еще бы. Конечно, времени бы побольше, но в искусстве трансформации я
превзошел даже папашу. Его коронный номер "Убийство Хьюи Лонга", -
пятнадцать лиц за семь минут, я однажды сыграл на девять секунд быстрее!
- Стойте, где стоите, - бросил я. - Момент.
И я стал Бенни Греем - ловким, неприметным человечком, убивающим
направо и налево в "Доме без дверей". Два легких мазка от крыльев носа к
уголкам рта - для придания щекам безвольности, мешки под глазами и
"землистый" - поверх всего. На все - около двадцати секунд - я мог бы
наложить этот грим во сне. "Дом" выдержал девяносто два представления,
прежде чем его экранизировали.
Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:
- Господи! Прямо не верится...
Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить себе
не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но
мне он нужен был исключительно для Бродбента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
окороку до свиньи!
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он "пустил петуха",
он не был бы оскорблен сильнее. Но в мою пользу безмолвно
свидетельствовали Барбедж и Бут, и я спокойно продолжал полировать ногти.
Однако про себя решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля-Дюбуа
сперва смеяться, а затем - плакать, и все это - в течение двадцати секунд.
Я подождал еще немного, поднялся и направился в "тихий уголок". Они
моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:
- Бросьте, господа. Я передумал.
Дюбуа несколько расслабился:
- Так вы отказываетесь?
- Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять.
Помнится, дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть.
Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. А со всем остальным -
пожалуйте к моему агенту. Я согласен.
Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и
перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.
- Ладно, - согласился он, - продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на
какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то - играть
придется раз или два - по часу, примерно.
- Это не так уж важно. Главное, чтоб я успел как следует войти в
роль... Так сказать, перевоплотился. Но все же - сколько дней я буду
занят? Нужно ведь предупредить моего агента...
- Э, нет. И речи быть не может.
- Но - сколько? Неделя?
- Меньше. Иначе - мы идем ко дну.
- А?
- Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?
Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за
небольшое интервью со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным.
Я махнул рукой:
- Это - потом. Надеюсь, не заплатите меньше, чем заработаю.
- Отлично.
Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:
- Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем
по плану "Марди Гра". Пусть сверяется с нами. Лоренцо...
Он кивнул мне и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и
спросил:
- Можете вы с этими игрушками что-нибудь сделать?
Игрушки и есть - из тех непрофессиональных, но с претензией
составленных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих
артистов. Я оглядел его с легким презрением.
- Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И безо всякой
подготовки?
- А? Нет, нет! Я хочу, чтобы вы... изменили лицо. Чтобы никто не
узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым - тяжкое бремя любой
знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком
публичном месте узнают толпы народу.
- О'кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.
Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел игрушки,
которые, как полагал Дэк, были моим "производственным оборудованием".
Жирный грим - в самый раз для клоуна, вонючий резиновый клей, фальшивые
волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тетушки Мэгги... Силикоплоти
вообще ни унции, не говоря уж об электрощетках и прочих удобных новинках
нашего ремесла. Но если ты, действительно, мастер, то способен творить
чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдется на любой
кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в
творческий поиск.
Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший -
отвлечь внимание. Засуньте человека в униформу, и его лица никто не
заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А
смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к
отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к
тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится
на этот нос, а человек воспитанный - отвернется. И никто не запомнит
ничего, кроме носа.
Но этот примитив я отложил до другого раза, рассудив, что мой
наниматель не хотел быть замеченным вовсе. Это уже потрудней: обращать на
себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое,
незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннеса.
Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она
аристократически-утонченна, слишком красива - худшее из неудобств для
характерного актера. Как говаривал отец: Ларри, ты чертовски "слишком
привлекателен". Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять
дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты -
актер, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. "Дурак" и
"красавчик" - два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе
под стать. Возьмись за ум, Ларри!
Потом он доставал ремень и начинал облегчать мне упомянутую выше
процедуру. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный
массаж gluitei maximi посредством ремня - весьма способствует оттоку
лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но
результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове
на туго натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и
Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль...
Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
- Да господи ты боже!.. - завопил он. - Вы и не начинали?!
Я холодно глянул на него.
- Я так понял - вам нужна работа. А сможет, к примеру, повар, будь он
хоть cordon bleu, приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади,
скачущей галопом?
- К дьяволу всех лошадей! - Он постучал пальцем по часам. - У вас еще
шесть минут. Если уложитесь, мы, похоже, действительно имеем шанс.
Еще бы. Конечно, времени бы побольше, но в искусстве трансформации я
превзошел даже папашу. Его коронный номер "Убийство Хьюи Лонга", -
пятнадцать лиц за семь минут, я однажды сыграл на девять секунд быстрее!
- Стойте, где стоите, - бросил я. - Момент.
И я стал Бенни Греем - ловким, неприметным человечком, убивающим
направо и налево в "Доме без дверей". Два легких мазка от крыльев носа к
уголкам рта - для придания щекам безвольности, мешки под глазами и
"землистый" - поверх всего. На все - около двадцати секунд - я мог бы
наложить этот грим во сне. "Дом" выдержал девяносто два представления,
прежде чем его экранизировали.
Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:
- Господи! Прямо не верится...
Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить себе
не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но
мне он нужен был исключительно для Бродбента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46