Если бы время было обычным настолько, насколько обычен любой отрезок времени в истории, рассуждал Хауден, уступки, которые он уже вырвал, устранили бы все те препятствия с пути будущего развития Канады, которые предыдущие правительства пытались ликвидировать на протяжении целых поколений. Однако, напомнил он себе, нынешнее время далеко не обычное, да и в будущем у них уверенности нет никакой.
Наступил и прошел час ленча. Поглощенные своими делами, они наскоро перекусили ростбифом, салатом и кофе прямо в президентском кабинете.
На десерт премьер-министр погрыз плитку шоколада, которую положил в карман перед уходом из Блэр-хауза.
Запасом шоколада вчера позаботился их обеспечить канадский посол, поскольку слабость премьер-министра к сладкому была хорошо известна его друзьям и близким.
А потом наступил момент, которого так ждал Джеймс Хауден.
Еще до ленча он попросил карту Северной Америки, и, пока они были заняты едой, ее доставили и повесили на стене кабинета напротив президентского стола. Это была крупномасштабная политическая карта, на которой территория Канады обозначалась розовым цветом. Соединенных Штатов — светло-коричневым и Мексики — зеленым. Посредине резкой длинной черной линией пролегла американо-канадская граница. Рядом с картой, прислоненная к стене, стояла указка.
Джеймс Хауден обратился прямо к президенту:
— Как вы отметили час-другой назад, Тайлер, границы не являются неизменными. Мы в Канаде, если союзный акт станет законом в обеих наших странах, готовы принять изменение границы как данность. Вопрос в том, готовы ли к этому вы?
Президент, нахмурив брови, напряженно подался вперед, навалившись грудью на стол.
— Боюсь, я не совсем понимаю вас, Джим.
Лицо адмирала Рапопорта оставалось бесстрастным.
— Когда начнется ядерный налет, — начал говорить премьер-министр, тщательно подбирая слова, — всякое может случиться. Мы можем одержать своего рода победу, а возможно, нас ждут разгром и вторжение, и тогда нынешний план нам не поможет. Существует и вероятность того, что мы попадем в тупиковую ситуацию, когда и мы, и наш противник окажемся в равной степени истощенными, бессильными и беспомощными.
Президент издал протяжный вздох.
— Все наши так называемые эксперты твердят мне, что мы буквально изничтожим друг друга за какие-то несколько дней. Одному только Богу известно, как много или мало они знают на самом деле, но ведь нужно на чем-то основывать свои планы.
Хауден улыбнулся пришедшей ему в голову мысли.
— Я знаю, что вы хотели сказать насчет экспертов. Мой парикмахер отстаивает теорию о том, что после ядерной войны планета треснет ровно посредине, а потом развалится на кусочки. И порой я задумываюсь, не назначить ли мне его в министерство обороны.
— Вас удерживает лишь то, — вставил Артур Лексингтон, — что он чертовски хороший парикмахер.
Президент расхохотался. Лицо адмирала Рапопорта скривилось в едва заметной гримасе, которую при богатом воображении можно было принять за улыбку.
Вновь став серьезным, премьер-министр продолжал:
— Имея в виду цели нынешней беседы, я бы полагал, что при рассмотрении послевоенной ситуации мы должны исходить из предположения, что не потерпим поражения.
— Согласен, — кивнул президент.
— В таком случае, — заявил Хауден, — как мне кажется, перед нами два основных варианта. Во-первых, оба наших правительства — в Канаде и в Соединенных Штатах — могут прекратить функционировать полностью, закон и порядок перестанут существовать. Тогда все, что бы мы здесь ни говорили или ни делали, к тому времени окажется бесполезным. Думается, что при этом варианте ни одному из нас в этой комнате не придется стать свидетелем происходящего.
“Как же обыденно мы говорим обо всем этом, — подумал Хауден, — о жизни и смерти, о выживании и уничтожении, свеча горит, свеча погасла… И все же в глубине души мы никогда не смиримся с правдой. Мы всегда надеемся, что что-нибудь как-нибудь предотвратит этот безвозвратный конец”.
Президент молча поднялся из-за стола. Повернувшись спиной к остальным, он отодвинул занавеску и посмотрел через окно на газон Белого дома. Солнце уже скрылось, заметил Хауден, небо затянули грязно-серые слоистые облака.
Не оборачиваясь, президент обронил:
— Вы упоминали два варианта, Джим.
— Да, — подтвердил Хауден. — Второй вариант, на мой взгляд, более вероятен.
Президент отошел от окна и вернулся к своему креслу. Лицо у него, заметил про себя Хауден, выглядело теперь куда более усталым, чем раньше.
Адмирал Рапопорт поинтересовался:
— Так что там насчет второго варианта? — нетерпеливый тон адмирала подстегивал: “Да не тяни же!”
— Существует возможность, — ровным голосом продолжал Хауден, — что оба наших правительства останутся до определенной степени дееспособными. Однако Канада по причине нашей географической близости к противнику примет на себя самый жестокий удар.
Президент вполголоса проговорил:
— Джим, клянусь вам, как перед Богом, мы сделаем все, что в наших силах.., и до, и после.
— Знаю. Меня больше беспокоит “после”. И если у Канады есть будущее, вы должны дать нам к нему ключ.
— Ключ?
— Аляска, — тихо вымолвил Джеймс Хауден. — Аляска — ключ к будущему Канады.
Он услышал собственное учащенное дыхание, внезапно слившиеся в причудливую мелодию звуки улицы: далекий автомобильный гудок, шорох первых капель дождя, нежную птичью трель. Артур Лексингтон, совершенно непоследовательно подумал премьер-министр, может без труда определить, что эта за птица щебечет там, за окном… Артур Лексингтон, орнитолог… Достопочтенный Артур Эдвард Лексингтон, член Тайного совета, магистр гуманитарных наук, министр иностранных дел, это его повеление значится на каждом канадском паспорте: “Именем ее величества королевы.., предъявителю сего разрешается свободное и беспрепятственное передвижение.., оказывать содействие и защиту…” Артур Лексингтон, у которого сейчас ничего не выражающее, как у игрока в покер, лицо… Артур Лексингтон, бросивший вместе с ним, Джеймсом Хауденом, вызов всей мощи и целостности Соединенных Штатов.
“Вы должны отдать нам Аляску, — повторил он про себя, — Аляска — это ключ”.
Тишина. Оцепенение.
Адмирал Рапопорт рядом с Лексингтоном на диване, застывший, словно каменное изваяние. Никаких чувств на лице, обтянутом морщинистой, высохшей, как древний пергамент, кожей. Только под непомерно огромным лбом холодной сталью отливают глаза, устремленные на премьер-министра. Ну, давай же.., переходи к делу.., не тяни время.., да как ты смеешь!..
Как он посмел… Как он смеет стоять лицом к лицу с главой самой могущественной в мире власти.., он, лидер не столь большой и не столь сильной страны, — внешне спокойный, внутренне — комок нервов, его сумасшедшее, немыслимое требование уже высказано вслух…
Он вспомнил разговор с Артуром Лексингтоном одиннадцать дней назад, перед заседанием комитета обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132