Мигель назвал вымышленное имя, которое подтверждал колумбийский паспорт.
– Мои друзья попросили меня говорить от их имени, поскольку они плохо владеют английским.
Из всех паспортов Эмслер выбрал паспорт Мигеля и сравнил фотографию с лицом собеседника.
– У вас прекрасный английский, сеньор Паласиос.
– Некоторое время я учился в Беркли, – уверенно начал Мигель после короткого раздумья. – Я очень люблю эту страну, если бы я находился здесь по другим причинам, я был бы счастлив.
Эмслер по очереди открыл паспорта и сличил фотографии с присутствующими, затем обратился к Сокорро:
– Мадам, вы понимаете, о чем мы говорим?
Сокорро подняла распухшее от слез лицо. Сердце ее бешено колотилось. Неуверенно, коверкая английский язык, которым она свободно владела, Сокорро ответила:
– Да.., мало.
Кивнув, Эмслер снова обратился к Мигелю:
– Расскажите мне, что там. – И он указал на гробы.
– У меня есть все необходимые документы…
– Я взгляну на них позже. Сначала расскажите. Мигель произнес сдавленным голосом:
– Произошла ужасная авария. Сестра этой женщины вместе с сынишкой и еще одним пожилым родственником путешествовала по Америке. Они ехали на машине и уже добрались до Филадельфии… Вдруг наперерез движению на шоссе вылетел грузовик… Он врезался в переднюю часть машины, не оставив в живых никого. Движение было сильным.., разбилось еще восемь автомобилей, погибли другие люди.., был большой пожар, и трупы – о Господи, трупы!..
При упоминании о трупах Сокорро взвыла и разразилась рыданиями. Рафаэль уронил голову на руки, плечи его тряслись – Мигель отметил про себя, что это выглядело убедительнее, чем слезы. У Баудельо был убитый, скорбный вид.
Мигель говорил, не спуская глаз с таможенника. Но выражение лица инспектора оставалось непроницаемым – он стоял в выжидательной позе и слушал. Тогда Мигель сунул ему бумаги.
– Здесь все написано. Пожалуйста, инспектор, прошу вас, прочтите сами.
На сей раз Эмслер взял документы и пролистал их. Свидетельства о смерти были в порядке, как и разрешение на вывоз тел из Америки и на ввоз в Колумбию. Он перешел к газетным вырезкам; дойдя до слов “обгоревшие трупы.., изуродованы до неузнаваемости”, он почувствовал приступ тошноты. Затем наступил черед фотографий. Он лишь взглянул на них и тотчас спрятал под другие бумаги. Он вспомнил, что вечером хотел отпроситься из-за плохого самочувствия домой. Какого черта он этого не сделал? Его мутило, а при мысли о том, что ему предстоит, становилось совсем худо.
Глядя на инспектора таможни, Мигель не подозревал, что тот терзается не меньше его, правда, по другой причине, Уолли Эмслер поверил в то, что ему рассказали. Документы были в порядке, все прочие материалы – убедительны, а горе, которое он наблюдал, могло быть только искренним. Будучи хорошим семьянином, Эмслер от души сочувствовал этим людям, и, будь его воля, он отправил бы их сейчас же. Но не положено. По инструкции гробы необходимо было вскрыть для досмотра, и это приводило его в отчаяние.
Дело в том, что Уолли не выносил вида мертвецов и сейчас замирал от ужаса при мысли о том, что ему предстоит увидеть изуродованные трупы, описание которых он сначала услышал от Паласиоса, а затем прочел в газетных вырезках.
Все началось с того, что восьмилетнего Уолли заставили поцеловать покойницу бабушку, лежавшую в гробу. При воспоминании о восковой, безжизненной плоти, которой он, крича и вырываясь, все же коснулся губами, он содрогался по сей день; с тех пор Уолли испытывал непреодолимое отвращение к мертвецам. Уже будучи взрослым, он узнал, что в психиатрии существует специальный термин для обозначения этого синдрома – некрофобия. Впрочем, Уолли было наплевать. Единственное, чего он хотел, так это держаться подальше от покойников.
За многие годы работы в таможне был только один случай, когда ему пришлось осматривать труп. Поздно ночью, когда Эмслер был один на дежурстве, из Европы привезли тело американца. В паспорте был указан вес покойного – сто пятьдесят фунтов, вес же, зарегистрированный при погрузке, составил триста фунтов. Даже если отбросить вес гроба и контейнера, разница все равно казалась подозрительной, и Эмслер, скрепя сердце, приказал открыть гроб. Последствия оказались чудовищными.
Покойник и при жизни был тучным – он изрядно располнел с момента выдачи паспорта. Но самое ужасное заключалось в том, что в результате плохого бальзамирования тело разнесло до невероятных размеров, и разлагавшийся труп источал невыносимый запах. Вдохнув эту отвратительную вонь, Эмслер отчаянным жестом велел закрыть гроб. Он выбежал вон, и его вывернуло наизнанку. Привкус рвоты и мерзкий трупный запах преследовали его несколько дней, впоследствии он так и не смог до конца избавиться от этого воспоминания, и сейчас оно всплыло вновь.
И все же всепобеждающее чувство долга было сильнее воспоминаний и страхов.
– Мне искренне жаль, – сказал он Мигелю, – но по правилам я обязан вскрыть гробы для досмотра.
Этого-то Мигель и боялся больше всего. Он предпринял последнюю попытку:
– Пожалуйста, инспектор. Умоляю вас! Столько мук, столько боли пережито. Мы же друзья Америки. Неужели нельзя сделать исключение во имя сострадания. – И он добавил по-испански, повернувшись к Сокорро:
– Этот человек хочет открыть гробы.
Она в ужасе закричала:
– Ой, нет! Матерь Божья, нет!
– Умоляем вас, сеньор, – вступил в разговор Рафаэль. – Во имя благоразумия, пожалуйста, нет.
– Пожалуйста, не делайте этого, сеньор! – прошептал мертвенно-бледный Баудельо.
Понимая лишь отдельные слова, Эмслер уловил суть сказанного.
– Пожалуйста, объясните своим друзьям, что не я писал правила. Иногда мне приходится следовать им без всякого удовольствия, но это моя служба, мой долг, – обратился он к Мигелю.
Мигеля уже не интересовали его слова. Ломать комедию больше было незачем. Он принял решение.
А идиот таможенник не унимался:
– Я предлагаю перенести гробы из самолета туда, где не будет посторонних глаз. Ваш пилот это сделает. Ему помогут люди из ангара номер один.
Мигель понимал, что этого допустить нельзя. Гробы должны остаться в самолете. Значит, выход один – оружие. Не для того он преодолел столько препятствий, чтобы потерпеть крах на таможне из-за какого-то идиота, – он убьет его здесь в самолете или захватит в плен и расправится с ним потом, в Перу. Все решится в следующие несколько секунд. Пилотов тоже надо держать на прицеле, а то еще, чего доброго, испугаются последствий и откажутся лететь. Рука Мигеля скользнула под пиджак. Он нащупал девятимиллиметровый пистолет и спустил предохранитель. Затем взглянул на Рафаэля – гигант кивнул. Сокорро уже сунула руку в сумочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162