Оно стояло на бугре посреди участка акра в два, что для Лос-Анджелеса немало.
Был снимок и дома для гостей – миниатюрной копии большого здания. Его окружали густые деревья. Оба снимка были явно сделаны издалека, а потом увеличены. Фотографин того, что газеты именовали ?комнатой смерти?, не было.
Все это я видел раньше, в тюрьме, но теперь читал и смотрел другими глазами. Понять можно было одно – что убили богатую и красивую женщину и что прессу близко не допускали. Значит, влияние старика было пущено в ход уже давно. Уголовные репортеры, конечно, скрежетали зубами, но впустую. Все сходилось. Если Терри дозвонился тестю в Пасадену в ту самую ночь, как ее убили, то вокруг дома был расставлен десяток охранников еще до того, как про убийство узнала полиция.
Не сходилось лишь одно – то, как именно ее убили. Ни за какие деньги я не поверил бы, что Терри мог такое сделать.
Я выключил свет лампы и сел у открытого окна. В листве пересмешник выдал несколько трелей и, очень довольный собой, отошел ко сну. У меня зачесалась шея, тогда я побрился, принял душ и лег. Я лежал на спине, вслушиваясь в темноту, словно вдали зазвучит голос спокойный и терпеливый, который все объяснит. Голоса не было, я знал, что и не будет. Никто не собирался объяснять мне дело Леннокса. Да это было и ни к чему. Убийца сознался и ушел из жизни. Даже предварительного слушания не будет.
Очень кстати – как выразился Лонни Морган из ?Еженедельника?. Если Терри Леннокс убил свою жену – прекрасно. Теперь его не нужно судить и вытаскивать на свет все некрасивые подробности. Если он ее не убивал – тоже прекрасно. Мертвец – лучший козел отпущения на свете. Он не будет оправдываться.
Глава 11
Утром я снова побрился, затем оделся, поехал своей обычной дорогой в город, поставил машину на обычном месте. Если служитель на стоянке и знал, что я теперь лицо известное, то скрыл это очень ловко. Я поднялся наверх, пошел по коридору и достал ключи от конторы. За мной наблюдал какой-то смуглый парень пижонского типа.
– Ты Марлоу?
– Ну?
– Будь на месте, – сказал он. – С тобой поговорить хотят. – Он отклеил спину от стены и удалился неспешной походкой.
Я вошел к себе и подобрал с пола почту. Часть лежала на столе, куда ее положила вечером уборщица. Распахнув окна, я вскрыл конверты и выбросил ненужное, то есть практически все. Переключив входной звонок на другую дверь, набил трубку и стал сидеть, ждать, не раздастся ли крик о помощи.
Я думал о Терри Ленноксе как-то отвлеченно. Он был уже далеко – седые волосы, лицо в шрамах, легкое обаяние и гордость на свой особый лад. Я его не судил, не анализировал – ведь не спрашивал я его раньше, как его ранило или угораздило жениться на Сильвии. Он был словно человек, с которым знакомишься на пароходе. Вроде бы хорошо узнаешь, но в то же время и не знаешь вовсе. И исчез он похоже – попрощались на пирсе, пока, старина, будем держать связь – но ты знаешь, что ни ты, ни он больше не объявятся. Очень возможно, что вы с ним никогда уже не встретитесь. А если и встретитесь, это будет абсолютно другой человек – член фешенебельного клуба. Как бизнес? Да неплохо. Хорошо выглядите. Вы тоже. Я в весе слишком прибавил. Ох, не говорите. Помните нашу поездку на ?Франконии? (или как ее там?). Еще бы, прекрасно прокатились, правда?
Черта с два, прекрасно. Ты подыхал со скуки. Только потому и заговорил с соседом, что рядом не было никого поинтереснее. Может, и у нас с Терри Ленноксом так было? Нет, не совсем так. Во мне жила часть Терри. Я вложил в него время, и деньги, и три дня в каталажке, не говоря уже про хук в челюсть и удар по шее, который я чувствовал при каждом глотке. А теперь он умер, и я не мог вернуть ему его пять сотен. От этого я разозлился. Всегда злишься на мелочи.
Звонок в дверь и по телефону раздались одновременно. Я взял сперва трубку – звонок в дверь означал всего лишь, что кто-то вошел в мою тесную приемную.
– Мистер Марлоу? С вами будет говорить мистер Эндикотт.
Он подошел к телефону.
– Это Сюэлл Эндикотт, – представился он, будто не знал, что его чертова секретарша уже довела это до моего сведения.
– Доброе утро, мистер Эндикотт.
– Приятно услышать, что вас выпустили. Наверное, ваша идея – не оказывать сопротивления – оказалась правильной.
– Это не моя идея. Просто упрямство.
– Сомневаюсь, что вы снова услышите об этом деле.
Но если услышите и вам понадобится помощь, дайте мне знать.
– Вряд ли. Он умер. Поди докажи, что мы с ним вообще встречались. Потом надо доказать, что я знал о преступлении. А потом – что он преступник и скрывается от закона.
Он прочистил горло.
– Может быть, – осторожно заметил он, – вам не сказали, что он оставил полное признание?
– Сказали, мистер Эндикотт. Я сейчас говорю с юристом. Разрешается ли мне произнести, что и подлинность, и правдивость этого признания тоже еще надо доказывать?
– Боюсь, что у меня нет времени для юридических дискуссий, – отрезал он. – Я улетаю в Мексику для выполнения довольно грустного долга.
Догадываетесь, какого?
– Гм. Смотря кого вы представляете. Вы ведь так и не сказали, помните?
– Прекрасно помню. Ну, до свидания, Марлоу. Мое предложение о помощи остается в силе. Но позвольте дать вам еще и совет. Не будьте слишком уверены, что у вас все в порядке. Ваш бизнес очень уязвим.
Он повесил трубку. Я посидел минутку, не снимая руки с телефона и насупившись. Затем стер с лица хмурое выражение, встал и открыл дверь в приемную.
Возле окна сидел человек и листал журнал. На нем был серо-голубоватый костюм в еле заметную клеточку, на скрещенных ногах – черные мокасины, удобные, как домашние туфли – такие не протирают на каждом шагу дырки в носках. Белый платок был сложен квадратиком, и за ним виднелся краешек темных очков. Волосы у него были густые, темные и волнистые. Загорел он до черноты. Он вскинул на меня глаза, блестевшие, словно у птицы, и растянул в улыбке губы под ниточкой усов. Галстук у него был темно-коричневый, прекрасно вывязанный, рубашка сверкала белизной.
Он отбросил журнал.
– Ну и дерьмо печатают, – сообщил он. – Это я про Костелло читал. Многие знают насчет Костелло. Столько же, сколько я про Елену Прекрасную.
– Чем могу вам быть полезен?
Он неторопливо смерил меня взглядом.
– Ишь, Тарзан на красном самокате, – сказал он.
– Что?
– Ты, Марлоу, Тарзан на красном самокате. Потрепали они тебя прилично?
– Так себе. Вам до этого какое дело?
– А после звонка Олбрайта Грегориусу трогали тебя?
– Нет. После – нет. Он быстро кивнул.
– Ну, ты и нахал – самого Олбрайта попросил вызво лить тебя от этого жлоба.
– Я спрашиваю, какое вам до этого дело. Кстати, я не знаком с начальником полиции Олбрайтом и ни о чем его не просил. С какой стати ему за меня заступаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Был снимок и дома для гостей – миниатюрной копии большого здания. Его окружали густые деревья. Оба снимка были явно сделаны издалека, а потом увеличены. Фотографин того, что газеты именовали ?комнатой смерти?, не было.
Все это я видел раньше, в тюрьме, но теперь читал и смотрел другими глазами. Понять можно было одно – что убили богатую и красивую женщину и что прессу близко не допускали. Значит, влияние старика было пущено в ход уже давно. Уголовные репортеры, конечно, скрежетали зубами, но впустую. Все сходилось. Если Терри дозвонился тестю в Пасадену в ту самую ночь, как ее убили, то вокруг дома был расставлен десяток охранников еще до того, как про убийство узнала полиция.
Не сходилось лишь одно – то, как именно ее убили. Ни за какие деньги я не поверил бы, что Терри мог такое сделать.
Я выключил свет лампы и сел у открытого окна. В листве пересмешник выдал несколько трелей и, очень довольный собой, отошел ко сну. У меня зачесалась шея, тогда я побрился, принял душ и лег. Я лежал на спине, вслушиваясь в темноту, словно вдали зазвучит голос спокойный и терпеливый, который все объяснит. Голоса не было, я знал, что и не будет. Никто не собирался объяснять мне дело Леннокса. Да это было и ни к чему. Убийца сознался и ушел из жизни. Даже предварительного слушания не будет.
Очень кстати – как выразился Лонни Морган из ?Еженедельника?. Если Терри Леннокс убил свою жену – прекрасно. Теперь его не нужно судить и вытаскивать на свет все некрасивые подробности. Если он ее не убивал – тоже прекрасно. Мертвец – лучший козел отпущения на свете. Он не будет оправдываться.
Глава 11
Утром я снова побрился, затем оделся, поехал своей обычной дорогой в город, поставил машину на обычном месте. Если служитель на стоянке и знал, что я теперь лицо известное, то скрыл это очень ловко. Я поднялся наверх, пошел по коридору и достал ключи от конторы. За мной наблюдал какой-то смуглый парень пижонского типа.
– Ты Марлоу?
– Ну?
– Будь на месте, – сказал он. – С тобой поговорить хотят. – Он отклеил спину от стены и удалился неспешной походкой.
Я вошел к себе и подобрал с пола почту. Часть лежала на столе, куда ее положила вечером уборщица. Распахнув окна, я вскрыл конверты и выбросил ненужное, то есть практически все. Переключив входной звонок на другую дверь, набил трубку и стал сидеть, ждать, не раздастся ли крик о помощи.
Я думал о Терри Ленноксе как-то отвлеченно. Он был уже далеко – седые волосы, лицо в шрамах, легкое обаяние и гордость на свой особый лад. Я его не судил, не анализировал – ведь не спрашивал я его раньше, как его ранило или угораздило жениться на Сильвии. Он был словно человек, с которым знакомишься на пароходе. Вроде бы хорошо узнаешь, но в то же время и не знаешь вовсе. И исчез он похоже – попрощались на пирсе, пока, старина, будем держать связь – но ты знаешь, что ни ты, ни он больше не объявятся. Очень возможно, что вы с ним никогда уже не встретитесь. А если и встретитесь, это будет абсолютно другой человек – член фешенебельного клуба. Как бизнес? Да неплохо. Хорошо выглядите. Вы тоже. Я в весе слишком прибавил. Ох, не говорите. Помните нашу поездку на ?Франконии? (или как ее там?). Еще бы, прекрасно прокатились, правда?
Черта с два, прекрасно. Ты подыхал со скуки. Только потому и заговорил с соседом, что рядом не было никого поинтереснее. Может, и у нас с Терри Ленноксом так было? Нет, не совсем так. Во мне жила часть Терри. Я вложил в него время, и деньги, и три дня в каталажке, не говоря уже про хук в челюсть и удар по шее, который я чувствовал при каждом глотке. А теперь он умер, и я не мог вернуть ему его пять сотен. От этого я разозлился. Всегда злишься на мелочи.
Звонок в дверь и по телефону раздались одновременно. Я взял сперва трубку – звонок в дверь означал всего лишь, что кто-то вошел в мою тесную приемную.
– Мистер Марлоу? С вами будет говорить мистер Эндикотт.
Он подошел к телефону.
– Это Сюэлл Эндикотт, – представился он, будто не знал, что его чертова секретарша уже довела это до моего сведения.
– Доброе утро, мистер Эндикотт.
– Приятно услышать, что вас выпустили. Наверное, ваша идея – не оказывать сопротивления – оказалась правильной.
– Это не моя идея. Просто упрямство.
– Сомневаюсь, что вы снова услышите об этом деле.
Но если услышите и вам понадобится помощь, дайте мне знать.
– Вряд ли. Он умер. Поди докажи, что мы с ним вообще встречались. Потом надо доказать, что я знал о преступлении. А потом – что он преступник и скрывается от закона.
Он прочистил горло.
– Может быть, – осторожно заметил он, – вам не сказали, что он оставил полное признание?
– Сказали, мистер Эндикотт. Я сейчас говорю с юристом. Разрешается ли мне произнести, что и подлинность, и правдивость этого признания тоже еще надо доказывать?
– Боюсь, что у меня нет времени для юридических дискуссий, – отрезал он. – Я улетаю в Мексику для выполнения довольно грустного долга.
Догадываетесь, какого?
– Гм. Смотря кого вы представляете. Вы ведь так и не сказали, помните?
– Прекрасно помню. Ну, до свидания, Марлоу. Мое предложение о помощи остается в силе. Но позвольте дать вам еще и совет. Не будьте слишком уверены, что у вас все в порядке. Ваш бизнес очень уязвим.
Он повесил трубку. Я посидел минутку, не снимая руки с телефона и насупившись. Затем стер с лица хмурое выражение, встал и открыл дверь в приемную.
Возле окна сидел человек и листал журнал. На нем был серо-голубоватый костюм в еле заметную клеточку, на скрещенных ногах – черные мокасины, удобные, как домашние туфли – такие не протирают на каждом шагу дырки в носках. Белый платок был сложен квадратиком, и за ним виднелся краешек темных очков. Волосы у него были густые, темные и волнистые. Загорел он до черноты. Он вскинул на меня глаза, блестевшие, словно у птицы, и растянул в улыбке губы под ниточкой усов. Галстук у него был темно-коричневый, прекрасно вывязанный, рубашка сверкала белизной.
Он отбросил журнал.
– Ну и дерьмо печатают, – сообщил он. – Это я про Костелло читал. Многие знают насчет Костелло. Столько же, сколько я про Елену Прекрасную.
– Чем могу вам быть полезен?
Он неторопливо смерил меня взглядом.
– Ишь, Тарзан на красном самокате, – сказал он.
– Что?
– Ты, Марлоу, Тарзан на красном самокате. Потрепали они тебя прилично?
– Так себе. Вам до этого какое дело?
– А после звонка Олбрайта Грегориусу трогали тебя?
– Нет. После – нет. Он быстро кивнул.
– Ну, ты и нахал – самого Олбрайта попросил вызво лить тебя от этого жлоба.
– Я спрашиваю, какое вам до этого дело. Кстати, я не знаком с начальником полиции Олбрайтом и ни о чем его не просил. С какой стати ему за меня заступаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90