Шок уничтожил все воспоминания.
Может быть, они и всплыли бы; может быть, это случилось в последнюю минуту его жизни, но только тогда, не раньше.
Спенсер хрипло выдавил из себя:
– Так не бывает, Эйлин.
– Почему, бывает, – возразил я. – Знаю два таких случая. Один был с пьяницей, который в беспамятстве убил женщину. Подцепил ее в баре, потом задушил ее же собственным шарфом с модной застежкой. Это было у него дома, и как все происходило, неизвестно – только она погибла, а когда его поймали, у него галстук был заколот этой застежкой, и он понятия не имел, откуда она у него.
– Так и не вспомнил? – спросил Спенсер. – Или потом признался?
– Не признался до конца. Теперь его нет, так что спросить не у кого.
Его отправили в газовую камеру. Другой случай был с человеком, раненным в голову. Он жил с богатым извращенцем – из тех, что собирают первые издания, и любят готовить изысканные блюда, и держат в тайнике за стеной очень дорогую секретную библиотеку. Они подрались, носились в драке по всему дому, из одной комнаты в другую и наконец он очутился на улице, весь в синяках, с поломанными пальцами. Понимал одно – что у него болит голова, и он не знал, как проехать обратно в Пасадену. Ездил кругами, все время подъезжал к одной и той же бензоколонке и узнавал дорогу. Там решили, что он свихнулся, и вызвали полицию. Когда он появился в очередной раз, его уже ждали.
– С Роджером такое не могло случиться, – заявил Спенсер. – Он был не более безумен, чем я.
– В пьяном виде он ничего не соображал, – возразил я.
– Я была там. Я видела, как он это сделал, – спокойно проронила Эйлин.
Я ухмыльнулся Спенсеру. Это была не лучшая моя ухмылка, но уж какая получилась.
– Сейчас она расскажет, – объявил я. – Слушайте. Сейчас расскажет. Ей уже не удержаться.
– Да, это правда, – сурово сказала она. – Некоторые вещи трудно рассказывать и про врага, тем более про собственного мужа. Если мне придется выступать свидетелем при всех, вам будет неприятно, Говард. Ваш прекрасный, талантливый автор, такой популярный и прибыльный, предстанет в жалком виде.
Он ведь был король секса, правда? На бумаге, конечно. И как же этот бедный дурак старался оправдать эту репутацию! Эта женщина была для него просто очередным трофеем. Я следила за ней. Наверно, это стыдно. Так принято говорить. Так вот, я ничего не стыжусь. Я видела всю эту мерзость. Дом для гостей, где она любила развлекаться, – уединенное местечко, с собственным гаражом, с входом сбоку, из тупика за высокими деревьями. Наступил момент, неизбежный для таких, как Роджер, когда он перестал устраивать ее в постели.
Перепил. Он решил уйти, но она с воплем выскочила за ним, совершенно голая, размахивая какой-то статуэткой. Выкрикивая отвратительные, грязные ругательства, которые я не могу повторить. Потом замахнулась на него статуэткой. Вы, конечно, понимаете, какое потрясение для мужчины – услышать от якобы утонченной женщины слова, которые пишут на стенках писсуаров. Он был пьян, ему и раньше случалось впадать в буйство, и тут это повторилось.
Он вырвал статуэтку у нее из рук. Остальное можете представить сами.
– Крови, должно быть, было много, – сказал я.
– Много? – она горько рассмеялась. – Видели бы вы его, когда он вернулся домой. Когда я побежала к своей машине, чтобы уехать, он все еще стоял и смотрел на нее. Потом нагнулся, взял ее на руки и понес в дом для гостей.
Тут я поняла, что от шока он немного отрезвел. Домой явился через час. Не говорил ни слова. Его потрясло, что я его жду. Был не то, что пьян, а словно одурманен. Лицо, волосы, весь пиджак были в крови. Я отвела его в уборную возле кабинета, раздела и почистила немного, чтобы можно было отвести его наверх в душ. Уложила в постель. Достала старый чемодан, спустилась и положила в него окровавленную одежду. Вымыла раковину, пол, потом взяла мокрое полотенце и протерла сиденье у него в машине. Поставила ее в гараж и вывела свою. Поехала к резервуару Четсвортской водокачки – а дальше сами понимаете, что я сделала с чемоданом, где лежала окровавленная одежда и полотенца.
Она умолкла. Спенсер нервно почесывал левую ладонь. Она мельком взглянула на него и продолжала.
– Пока меня не было, он встал, нашел виски и напился. На следующее утро не помнил ничего. Вернее, не сказал ни слова и вел себя так, словно мучился только от похмелья. И я ничего не сказала.
– А он не удивился, куда девалась одежда? – поинтересовался я. Она кивнула.
– Наверно, потом удивился – но промолчал. К тому времени уже все началось. Об этом сразу закричали газеты, затем исчез Фрэнк, а потом он умер в Мексике. Как я могла знать, что он погибнет? Роджер был моим мужем. Он совершил страшную вещь, но и она была страшная женщина. И он сделал это в беспамятстве. Потом газеты так же внезапно умолкли. Наверно, к этому приложил руку отец Линды. Роджер, конечно, читал прессу, но рассуждал об этом, как любой, кто просто был знаком с этими людьми.
– И вам не было страшно? – тихо спросил Спенсер.
– Я чуть не заболела от страха, Говард. Если бы он вспомнил, то, наверно, решил бы меня убить. Он был хорошим актером – как большинство писателей – и, возможно, уже все знал и выжидал удобного случая. А может, и не знал. Была надежда, что он все-таки забыл навсегда. А Фрэнка уже не было на свете.
– Если он не спросил про одежду, которую вы потом утопили в резервуаре, значит, что-то подозревал, – заметил я. – И помните, в том тексте, что он оставил в машинке – это когда он стрелял наверху, а вы пытались отнять у него револьвер – там говорилось, что из-за него умер хороший человек.
– Вот как? – глаза у нее округлились ровно настолько, насколько нужно.
– Это было напечатано на машинке. Я уничтожил эти листки по его просьбе. Решил, что вы их уже прочли.
– Никогда не читала того, что он писал у себя в кабинете.
– Читали – записку, которую он оставил, когда его увез Верингер. Даже рылись в корзине для бумаг.
– Это другое дело, – холодно возразила она. – Я пыталась выяснить, куда он делся.
– О'кей, – сказал я, откидываясь на спинку. – Вы все сказали?
Она медленно, с глубокой грустью кивнула.
– Кажется, все. В последний момент, перед тем, как застрелиться, он, наверно, вспомнил. Этого мы никогда не узнаем. Да и нужно ли?
Спенсер откашлялся.
– А какая роль во всем этом предназначалась Марлоу? Это была ваша идея – пригласить его сюда. Помните, вы меня уговорили.
– Я страшно боялась. Боялась Роджера и за Роджера. М-р Марлоу был друг Фрэнка, едва ли не последний из тех, кто его здесь видел. Фрэнк мог ему что-нибудь рассказать. Я хотела точно знать. Если он был мне опасен, нужно было иметь его на своей стороне. Если бы он узнал правду, возможно, Роджера еще удалось бы спасти.
Внезапно, вроде бы без всякой причины, Спенсер разозлился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Может быть, они и всплыли бы; может быть, это случилось в последнюю минуту его жизни, но только тогда, не раньше.
Спенсер хрипло выдавил из себя:
– Так не бывает, Эйлин.
– Почему, бывает, – возразил я. – Знаю два таких случая. Один был с пьяницей, который в беспамятстве убил женщину. Подцепил ее в баре, потом задушил ее же собственным шарфом с модной застежкой. Это было у него дома, и как все происходило, неизвестно – только она погибла, а когда его поймали, у него галстук был заколот этой застежкой, и он понятия не имел, откуда она у него.
– Так и не вспомнил? – спросил Спенсер. – Или потом признался?
– Не признался до конца. Теперь его нет, так что спросить не у кого.
Его отправили в газовую камеру. Другой случай был с человеком, раненным в голову. Он жил с богатым извращенцем – из тех, что собирают первые издания, и любят готовить изысканные блюда, и держат в тайнике за стеной очень дорогую секретную библиотеку. Они подрались, носились в драке по всему дому, из одной комнаты в другую и наконец он очутился на улице, весь в синяках, с поломанными пальцами. Понимал одно – что у него болит голова, и он не знал, как проехать обратно в Пасадену. Ездил кругами, все время подъезжал к одной и той же бензоколонке и узнавал дорогу. Там решили, что он свихнулся, и вызвали полицию. Когда он появился в очередной раз, его уже ждали.
– С Роджером такое не могло случиться, – заявил Спенсер. – Он был не более безумен, чем я.
– В пьяном виде он ничего не соображал, – возразил я.
– Я была там. Я видела, как он это сделал, – спокойно проронила Эйлин.
Я ухмыльнулся Спенсеру. Это была не лучшая моя ухмылка, но уж какая получилась.
– Сейчас она расскажет, – объявил я. – Слушайте. Сейчас расскажет. Ей уже не удержаться.
– Да, это правда, – сурово сказала она. – Некоторые вещи трудно рассказывать и про врага, тем более про собственного мужа. Если мне придется выступать свидетелем при всех, вам будет неприятно, Говард. Ваш прекрасный, талантливый автор, такой популярный и прибыльный, предстанет в жалком виде.
Он ведь был король секса, правда? На бумаге, конечно. И как же этот бедный дурак старался оправдать эту репутацию! Эта женщина была для него просто очередным трофеем. Я следила за ней. Наверно, это стыдно. Так принято говорить. Так вот, я ничего не стыжусь. Я видела всю эту мерзость. Дом для гостей, где она любила развлекаться, – уединенное местечко, с собственным гаражом, с входом сбоку, из тупика за высокими деревьями. Наступил момент, неизбежный для таких, как Роджер, когда он перестал устраивать ее в постели.
Перепил. Он решил уйти, но она с воплем выскочила за ним, совершенно голая, размахивая какой-то статуэткой. Выкрикивая отвратительные, грязные ругательства, которые я не могу повторить. Потом замахнулась на него статуэткой. Вы, конечно, понимаете, какое потрясение для мужчины – услышать от якобы утонченной женщины слова, которые пишут на стенках писсуаров. Он был пьян, ему и раньше случалось впадать в буйство, и тут это повторилось.
Он вырвал статуэтку у нее из рук. Остальное можете представить сами.
– Крови, должно быть, было много, – сказал я.
– Много? – она горько рассмеялась. – Видели бы вы его, когда он вернулся домой. Когда я побежала к своей машине, чтобы уехать, он все еще стоял и смотрел на нее. Потом нагнулся, взял ее на руки и понес в дом для гостей.
Тут я поняла, что от шока он немного отрезвел. Домой явился через час. Не говорил ни слова. Его потрясло, что я его жду. Был не то, что пьян, а словно одурманен. Лицо, волосы, весь пиджак были в крови. Я отвела его в уборную возле кабинета, раздела и почистила немного, чтобы можно было отвести его наверх в душ. Уложила в постель. Достала старый чемодан, спустилась и положила в него окровавленную одежду. Вымыла раковину, пол, потом взяла мокрое полотенце и протерла сиденье у него в машине. Поставила ее в гараж и вывела свою. Поехала к резервуару Четсвортской водокачки – а дальше сами понимаете, что я сделала с чемоданом, где лежала окровавленная одежда и полотенца.
Она умолкла. Спенсер нервно почесывал левую ладонь. Она мельком взглянула на него и продолжала.
– Пока меня не было, он встал, нашел виски и напился. На следующее утро не помнил ничего. Вернее, не сказал ни слова и вел себя так, словно мучился только от похмелья. И я ничего не сказала.
– А он не удивился, куда девалась одежда? – поинтересовался я. Она кивнула.
– Наверно, потом удивился – но промолчал. К тому времени уже все началось. Об этом сразу закричали газеты, затем исчез Фрэнк, а потом он умер в Мексике. Как я могла знать, что он погибнет? Роджер был моим мужем. Он совершил страшную вещь, но и она была страшная женщина. И он сделал это в беспамятстве. Потом газеты так же внезапно умолкли. Наверно, к этому приложил руку отец Линды. Роджер, конечно, читал прессу, но рассуждал об этом, как любой, кто просто был знаком с этими людьми.
– И вам не было страшно? – тихо спросил Спенсер.
– Я чуть не заболела от страха, Говард. Если бы он вспомнил, то, наверно, решил бы меня убить. Он был хорошим актером – как большинство писателей – и, возможно, уже все знал и выжидал удобного случая. А может, и не знал. Была надежда, что он все-таки забыл навсегда. А Фрэнка уже не было на свете.
– Если он не спросил про одежду, которую вы потом утопили в резервуаре, значит, что-то подозревал, – заметил я. – И помните, в том тексте, что он оставил в машинке – это когда он стрелял наверху, а вы пытались отнять у него револьвер – там говорилось, что из-за него умер хороший человек.
– Вот как? – глаза у нее округлились ровно настолько, насколько нужно.
– Это было напечатано на машинке. Я уничтожил эти листки по его просьбе. Решил, что вы их уже прочли.
– Никогда не читала того, что он писал у себя в кабинете.
– Читали – записку, которую он оставил, когда его увез Верингер. Даже рылись в корзине для бумаг.
– Это другое дело, – холодно возразила она. – Я пыталась выяснить, куда он делся.
– О'кей, – сказал я, откидываясь на спинку. – Вы все сказали?
Она медленно, с глубокой грустью кивнула.
– Кажется, все. В последний момент, перед тем, как застрелиться, он, наверно, вспомнил. Этого мы никогда не узнаем. Да и нужно ли?
Спенсер откашлялся.
– А какая роль во всем этом предназначалась Марлоу? Это была ваша идея – пригласить его сюда. Помните, вы меня уговорили.
– Я страшно боялась. Боялась Роджера и за Роджера. М-р Марлоу был друг Фрэнка, едва ли не последний из тех, кто его здесь видел. Фрэнк мог ему что-нибудь рассказать. Я хотела точно знать. Если он был мне опасен, нужно было иметь его на своей стороне. Если бы он узнал правду, возможно, Роджера еще удалось бы спасти.
Внезапно, вроде бы без всякой причины, Спенсер разозлился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90