Не помешало бы наложить швы, но, может, и не обязательно. Я нашел ножницы и выстриг волосы вокруг раны, чтобы заклеить ее пластырем. Потом повернул Уэйда на спину и обтер ему лицо губкой. Наверное, это было ошибкой.
Он открыл глаза. Сперва взгляд его был блуждающий и туманный, потом прояснился, и он увидел меня. Рука задвигалась, потянулась к голове, нащупала пластырь. Он что-то промычал, потом голос тоже прояснился.
– Кто меня ударил? Вы? – Он продолжал ощупывать пластырь.
– Никто вас не бил. Вы упали.
– Упал? Когда? Где?
– Там, откуда звонили. Вы звонили мне. Я услышал, как вы упали. По телефону.
– Я звонил вам? – Он слабо усмехнулся. – Вы что, скорая помощь, приятель? Сколько времени?
– Около часу ночи.
– Где Эйлин?
– Пошла спать. Ей сегодня досталось.
Он молча это обдумал. В глазах мелькнуло страдание.
– А я не... – Он умолк и поморщился.
– Насколько я знаю, вы ей ничего не сделали. Если вас это волнует.
Просто выбрались из дома и свалились без чувств у забора. Хватит разговоров.
Спите.
– Спите, – повторил он тихо, нараспев, словно ребенок, зубрящий урок. – А что это такое?
– Может, дать вам снотворное? Есть у вас снотворное?
– Ящик в тумбочке.
Я открыл ящик и нашел пластиковый флакон с красными капсулами. Секонал, 1,5 грана. Выписан д-ром Лорингом. Славный наш д-р Лоринг. Рецепт на имя м-с Роджер Уэйда.
Я вытряхнул оттуда две штуки, убрал флакон и налил в стакан воды из термоса, стоявшего на тумбочке. Уэйд сказал, что и одной капсулы хватит.
Проглотил ее, запил водой, откинулся на подушку и снова уставился в потолок.
Шло время. Я сидел в кресле и смотрел на него, не похоже, чтобы его клонило ко сну. Он медленно заговорил:
– Я тут кое-что вспомнил. Сделайте мне одолжение, Марлоу. Я написал какой-то бред, не хочу, чтобы Эйлин это увидела. Листок на машинке под футляром. Разорвите его, пожалуйста.
– Пожалуйста. Больше ничего не вспомнили?
– Эйлин в порядке? Вы уверены?
– Да. Просто устала. Успокойтесь, Уэйд. Хватит вам думать. Зря я с вами разболтался.
– Он говорит: хватит вам думать. – Голос уже стал сонным. Бормотал, словно про себя. – Хватит думать, хватит видеть сны, хватит любить, хватит ненавидеть. Прощайте, милый принц. Где там вторая таблетка?
Я дал ему таблетку и воды. Он снова улегся, повернув-шися на этот раз ко мне лицом.
– Слушайте, Марлоу, я написал одну штуку и не хочу, чтобы Эйлин...
– Я уже слышал. Займусь этим, когда вы заснете...
– Ara. Спасибо. Хорошо, что вы здесь. Очень славно. Наступила длинная пауза.
– Убивали когда-нибудь человека, Марлоу?
– Да.
– Мерзкое чувство, правда?
– Некоторым нравится.
Веки, наконец, сомкнулись. Потом он снова встрепенулся, но взгляд был рассеянный.
– Как это может нравиться?
Я не ответил. Веки снова опустились, очень медленно, как занавес в театре. Он захрапел. Я подождал еще немного. Потом притушил свет и вышел из комнаты.
Глава 27
Возле спальни Эйлин я остановился и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука, и я не стал стучать. Если захочет узнать, как он себя чувствует, сама спросит. В гостиной внизу было светло и пусто. Часть света я выключил.
Стоя рядом с входной дверью, поглядел наверх, на галерею. Гостиная посередине уходила ввысь до самой крыши. Наверху ее пересекали открытые балки, которые поддерживали галерею. Галерея была широкая, по обе стороны от нее шли крепкие перила высотой примерно в метр. Поручни и столбики перил обтесаны прямоугольно, под форму балок. Вход в столовую вел через прямоугольную арку с двойными резными дверями. Над ней, по моим предположениям, располагались комнаты для слуг. Эта часть второго этажа была отгорожена стенкой, и, значит, из нее спускались в кухню по другой лестнице.
Спальня Уэйда находилась в углу, прямо над его кабинетом. Дверь из нее я оставил открытой, свет оттуда падал на высокий потолок, и я снизу видел верхнюю часть двери.
Я выключил все, кроме одного торшера, и пошел в кабинет. Дверь оказалась приоткрыта, но горел торшер возле кожаного дивана и лампа под абажуром на письменном столе. Рядом на тяжелой подставке стояла пишущая машинка и были разбросаны желтые листки. Я сел в кресло и стал изучать обстановку. Мне нужно было понять, как он поранил голову. Я пересел на его место у стола, справа от телефона. Пружина вращающегося стула оказалась очень слабой. Сильно откинувшись, можно было упасть и удариться головой об угол стола. Я смочил платок и потер стол. Следов крови не обнаружилось. На столе было много всякой всячины, в том числе два бронзовых слона, между которыми стоял ряд книг, и старомодная квадратная чернильница. Я потер и их – без результата. Вообще все это не имело смысла. Если его кто-то и стукнул, то не обязательно чем-то из этих вещей. Да и стукнуть вроде было некому. Я встал и зажег верхние светильники. Углы комнаты выступили из тени, и, конечно, сразу выяснилось, в чем дело. У стены на боку лежала четырехугольная металлическая корзина для бумаг, содержимое ее валялось рядом. Сама она не могла туда попасть, значит, ее отшвырнули ногой. Я провел по ее острым углам влажным платком. На этот раз на нем появились красно-коричневые пятна крови. Вот и весь секрет. Уэйд упал, ударился об острый угол корзины – наверное, просто проехался по ней головой – поднялся и лягнул эту чертову штуку так, что она отлетела к стене. Все очень просто.
Затем он, вероятно, успел еще приложиться к бутылке. Выпивка стояла на столике возле дивана. Одна пустая бутылка, другая – полная на три четверти, термос с водой и серебряная миска с растаявшим льдом. Стакан всего один, довольно вместительный.
Выпив, он почувствовал себя немножко лучше. Заметил, как сквозь туман, что трубка снята и, вероятно, не смог вспомнить, почему. Тогда он просто подошел и положил ее на рычаг. По времени все как будто сходилось. В телефоне есть что-то повелительное. Современный человек, воспитанный на технике, любит его, ненавидит и боится. Но обращается с ним всегда уважительно, даже когда пьян. Телефон – это фетиш.
Любой нормальный человек, прежде чем вешать трубку, сказал бы в нее «алло», просто на всякий случай. Но если он отуманен выпивкой и падением со стыда, мог и не сказать. Впрочем, не имеет значения. Трубку могла повесить жена: услышала звук падения, грохот корзины об стену и вошла в кабинет. Но последняя порция спиртного уже бросилась ему в голову, он, шатаясь, вышел из дому, побрел по лужайке и свалился без сознания там, где я его и нашел.
Кто-то к нему ехал. Он уже не соображал, кто. Может быть, добрый доктор Верингер.
Прекрасно. А что же сделала его жена? Останавливать его или уговаривать было бесполезно, а, может быть, и страшно. Значит, надо звать кого-то на помощь. Слуг в доме не было. Значит, надо звонить по телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90