— Вы отдохнули. Да? Сыграем в другую игру?
— Только не я, — ответил почти негодующе Уэб. — Лучше сыграем в Матрицу вчера, завтра, в какой-нибудь день. Да?
— Нет, нет, — ответил Онианин. — Не Матрица. Это другая игра, игра отдыха. Вы играете в нее сидя. Мы называем ее игрой в неправду.
— А. И каковы же ее правила?
— Каждый играет по очереди. Каждый рассказывает историю. Это должна быть настоящая история, но без какой-либо правды в ней. Другие игроки — судьи. Вы получаете очко за каждую мысль, которая правда в рассказе. Побеждает тот, кто меньше всего набрал очков.
— Знаешь, я похоже упустила по меньшей мере пять ключевых слов в том, что он сказал, — обратилась Эстелль к Уэбу. — Как это все на самом деле, повтори-ка.
Уэб быстро объяснил. Хотя его владение разговорным языком планеты Он ограничивалось временами прошлого подлежащего, настоящего возбудимого и будущего безысходного, его словарь, представлявший довольно пеструю неботаническую смесь родов и корней и несмотря на его склонение в одной массивной несклонности уклонения, он заметил, что довольно неплохо начал разбираться в языке, по крайней мере тогда, когда на нем говорили медленно. Вполне возможно, что и он так же упустил те же пять слов пока говорил мальчик-Онианин, но он понял значение всего сказанного из самого контекста. Эстелль же, очевидно, по-прежнему пыталась перевести слово за словом, вместо того, чтобы постараться ухватить полное значение предложения.
— О, теперь я поняла, — ответила Эстелль. — Но как они оценивают превосходство одной правды над другой? Если в моем рассказе солнце восходит утром, и я скажу, что на мне одето что то такое, например, как этот хитон, снизят ли мне за это под одному очку?
— Я попытаюсь спросить у него, — с сомнением произнес Уэб. — Но я не уверен, что знаю все имена существительные, которые мне нужны.
Он перевел этот вопрос Онианскому мальчишке, обнаружив, что вынужден задать его более абстрактно, чем ему бы хотелось; но мальчишка быстро ухватил не только суть того, что он попытался сказать, но и смог сам найти возможность передать в конкретных именах существительных с внушительной догадливостью.
— Все решают судьи, — сказал он. — Но есть правила. Одежда — только маленькая правда, и это значит — только одно очко. Восход солнца на планете, подобной Новой Земле — закон природы, и это может стоить тебе пятидесяти очков. На свободной, внесистемной планете, вроде Он, это может быть частично правдой и обойтись в десять очков. Или это может быть абсолютная ложь и в этом случае — ничего. Вот почему у нас имеются судьи.
Уэбу пришлось все это передать во все увеличивающихся более простых формах, когда в свою очередь ему пришлось все это объяснять Эстелль. Но наконец, он уже достаточно уверился, что оба игрока с Новой Земли поняли правила игры. Чтобы придать этой уверенности двойную надежность, он попросил Ониан начать первыми, так чтобы он и Эстелль смогли познакомиться и различными видами вранья, наиболее похвального и тем образом, каким судьи из игроков наказывали за каждую нечаянную правду.
Первые два рассказа почти что убедили его, что он был чрезмерно осторожным. По крайней мере, все казалось весьма простым, в том что касалось как самих условий описания игры, так и самих рассказанных историй, а также и то что у Ониан, как у расы имелось мало талантов к выдумке. Но, тем не менее, третий игрок — девочка лет примерно девяти, совершенно очевидно, просто взрывавшаяся от нетерпения в ожидании своей очереди поведать историю, полностью поразила его. Как только до нее дошел черед она начала:
— Этим утром я видела письмо, и адрес на нем было указан — Четыре. У письма были ножки, и ножки были одеты в сапожки. Хотя письмо доставила почтовая ракета, но оно само протопало весь путь. И хотя Четыре это четыре, все это — тройная устроенная тревога, — триумфально закончила она.
За этим последовала короткая, растерянная тишина.
— Это совсем не похоже на вранье, — обратилась на своем языке к Уэбу Эстелль. — Это скорее похоже на загадку.
— Это нечестно, — в то же самое время начал выговаривать строгим голосом лидер Онианской ребятни девятилетней девчушке. — Мы еще не объяснили правил переворота.
Он повернулся к Уэбу и Эстелль.
— Еще одна часть игры — это попытаться рассказать историю, которая совершенная правда, но звучит как ложь. При перевороте, судьи наказывают вас за каждое вранье, на котором они вас подловят. Если вы не пойманы — вы сказали полную правду; что выиграет один круг даже над полной ложью. Но было нечестно со стороны Пилы попытаться проделать переворот прежде, чем мы вам объяснили его правила.
— Я вызываю один раз, — важно объявил Уэб. — Действительно ли это утро было? Если да, тогда мы знали; но мы не знали.
— Это утро, — настаивала Пила, защищая перед лицом очевидного неодобрения своих соратников свой переворот. — Вас тогда не было. Я видела, как вы ушли.
— А как ты можешь все знать об этом? — спросил Уэб.
— А я тут была неподалеку, — ответила девочка. Неожиданно она не удержалась и захихикала. — И я слышала, как вы оба разговаривали, тоже, на склоне холма.
Так весь ее этот ответ был произведен на быстром, хотя и весьма с сильным акцентом beche-de-mer Бродяг, очевидно не было необходимости задавать дальнейшие вопросы.
Уэб испытывал с большим трудом удерживаемое вежливое обращение с женщинами, но все же предложил Пиле свою самую вежливую из улыбок. — В этом случае, — официально произнес он, — ты выиграла. Мы благодарим тебя из самых глубин наших сердец. Это — хорошие новости.
Он так и не смог решить определенно, сказались ли его неполное знание Онианского языка, превратившее эту вежливую речь в нечто вроде «Чертовски гримасничаешь, не смотря на то, что тебе девяносто» или «Почему это я выгляжу похожим на кусок коричневой дыни?» или все же ему удалось сказать то, что он намеревался, но к его великому удивлению, Пила расплакалась.
— О, о, о, — заревела она. — Это мог быть мой самый первый переворот. И ты победил меня, ты победил меня.
Судьи уже собрались тесной кучкой и что-то обсуждали. Несколькими минутами позже, Сильвадор, лидер ребятни, мягко погладил по голове плачущую Пилу и сказал. — Ну, а теперь успокойся. Напротив, наш друг Уэб должен быть наказан за вранье.
Подмигнув, он предложил свою руку Эстелль, и она поднялась на ноги распутав одним грациозным движением тот узел, в который она себя завязала, во время игры во вранье.
— Этот штраф включает в себя и нашего друга Эстелль, — зловеще добавил он. — Вы оба должны пойти с нами, прямо в город и быть, — тут он принял позу палача, — погружены в сон на некоторое время.
— Нет, — возразил Уэб. — Мы уже должны идти. Он, пошатываясь, встал на слегка затекшие ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52