Даже обнаружение самого объекта вообще, после того, как он был создан, оказалось почти невозможной задачей, ибо нейтрино и антинейтрино не имеют ни массы, ни заряда, и состоят вместо этого — на половину из спина, на половину — из энергии перехода; и не принесло бы ничего хорошего попытаться зрительно представить себе такие частицы, так как и все фундаментальные частицы, они были совершенно за пределами обнаружения в макроскопическом мире. И вещество было столь прозрачным для них, что на то, чтобы остановить летящее нейтрино, потребовался бы свинцовый барьер толщиной в пятьдесят световых лет.
И лишь только тот факт, что спиндиззи осуществляли твердый контроль на вращательным и магнитным моментами любой данной атомной частицы — отсюда и их прозвище — делал возможным вообще сборку самого объекта, и обеспечивал его обнаружение и управление им, после того, как он был закончен. В собранной виде, посланец представлял собой стабильный, электрически нейтральный, не обладавший массой плазмоид, нечто вроде гравитационного эквивалента шаровой молнии; теоретически, он происходил, как и предполагал Джейк, из теории гравитации Шиффа, которая была довольно популярна в году примерно эдак 1958, но впоследствии эта теория была отброшена из-за своей неспособности удовлетворить трем из шести фундаментальных тестов, которые только что появившаяся в то время теория — общей относительности — как казалось, удовлетворяла полностью.
— Что с нашей точки зрения, является определенным положительным преимуществом, — доказывал Джейк. — Возражения, предоставляемые теорией общей относительности, теперь, так или иначе — заодно с косностью; и в нашем специфическом случае объект, который являлся бы Лоренцевым инвариантом, каковым не может быть объект по Шиффу, оказался бы просто помехой. И еще одно: один из тестов, который теория Шиффа прошла, был тот, что объяснял красное смещение в спектре удаленных галактик, и мы теперь знаем, что это ничто иное, как часовой эффект, а вовсе не совершенное доказательство гравитационной теории. И нам, как мне кажется, лучше бы пересмотреть все учение полностью в свете наших нынешних познаний.
И теперь этот результат находился перед ними, посреди древнего зала приемов в Городе Бродяг, в здании Городского Совета, бывшего когда-то центром связи Амальфи при сложных дипломатических отношениях с планетами-клиентами. Он был оснащен электронными сетями исключительной сложности, так что многочисленные переговоры могли проводиться немедленно, как только город приближался в высокоразвитой, высокоцивилизованной звездной системе; а теперь же эта сеть стала, вместо этого, телеметрической системой, для межвселенского посланца.
Поскольку сам по себе этот объект в действительности представлял собой едва-лишь нечто большее, чем сложно структурированный сферический экран спиндиззи, который не скрывал ничего материального, представлялось бы невозможным вообще рассмотреть его, если бы не небольшой поток искусственного дыма, который подымался из пола прямо под ним и обтекал его, разносимый конвекционными потоками, придавая ему вид немного похожий на вид огромного шарообразного существа, поддерживаемого в середине струи фонтана. Там и тут во внутренностях пузыря были разбросаны неподвижные горячие точки цветных огоньков: концентрированные скопления электронного газа, ядер с сорванными оболочками, термических нейтронов, свободных радикалов и прочих многих базовых опытных ситуаций для теста, которые могли придумать соединенные мозги двух очень разных миров, которые им удалось заключить в таком ограниченном пространстве — ибо сфера имела всего-лишь шесть футов в диаметре. А в самом центре, в маленьком вихре собственного поля спиндиззи, разместился их величайший триумф: один кубический кристалл антинатрия антихлорида, размером примерно в зернышко исключительно мелкозернистой фотографии. Это был тот самый, о котором так долго мечтал доктор Шлосс, искусственный предмет из антивещества; и здесь это было чудо, которое уже было как минус две недели «молодым», и ему предстояло еще неделю прожить в вакууме, обеспечиваемом спиндиззи, прежде чем, он столкнется с летучим мигом настоящего и распада; с другой стороны, это будет всего-лишь единственный кристалл обычной столовой соли, который быть может потеряет, а может быть и нет, свой привкус при обратном путешествии — если вообще этот снаряд-посланец вернется к ним.
Амальфи наблюдал, как красная стрелка часов — единственная, которую часы имели — отсчитывает свои интервалы в четверть секунды, приближаясь к отметке Ноль. Собственно, никто лично и не должен был запускать снаряд — точное время старта было слишком важно, чтобы это позволить — но ему предоставили привилегию нажать кнопку, которая замыкала цепь, когда красная стрелка должна была достичь отметки Ноль и импульс пройдет к системе спиндиззи, которые своими полями приведут в движение снаряд и направят его на путь вне пространства, вне времени, полностью за пределы человеческого понимания. Никто не знал, что после этого произойдет и менее всего это знали создатели снаряда. Снаряд ничего не сможет сообщить назад; как только он пересечет барьер, он практически окажется без связи. И он должен будет вернуться в этот огромный, темный зал, прежде, чем крошечные, сияющие внутри него звездочки и микроскопический кристаллик соли смогут сообщить, что произошло с ними за время их путешествие вовне. Как много времени это займет, будет зависеть от энергетического уровня на противоположной стороне, что являлось одним из заданий, ради которого и посылался посланец; иначе — не представлялось возможным определить время перехода.
— Мы должны как-то назвать его, — произнес Амальфи, беспокойно поерзав. Указательный и средний пальцы его правой руки уже начали слегка побаливать; неожиданно он понял, что давил на кнопку уже довольно долгое время с гораздо большей силой, чем это необходимо, словно вселенная могла прийти к своему концу вот тут же, сразу, если напряжение, приданное им своей руке и кисти вдруг ослабнет хотя бы на секунду. Тем не менее, он не ослабил своего нажима; он имел достаточно соображения, чтобы понять, что усталость уже не позволяет ему прикинуть насколько он может ослабить давление, и он не хотел рисковать разрывом контакта.
— Теперь, когда мы его создали, он совершенно не похож ни на что. Давайте-ка быстренько окрестим его, прежде, чем он удерет от нас, к тому же, он может и вообще не вернуться.
— Я бы побоялся дать ему имя, — страдальчески улыбнувшись, сказал Гиффорд Боннер. — Любое имя, которое мы могли бы ему дать, обещало бы слишком многое. А как насчет номера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
И лишь только тот факт, что спиндиззи осуществляли твердый контроль на вращательным и магнитным моментами любой данной атомной частицы — отсюда и их прозвище — делал возможным вообще сборку самого объекта, и обеспечивал его обнаружение и управление им, после того, как он был закончен. В собранной виде, посланец представлял собой стабильный, электрически нейтральный, не обладавший массой плазмоид, нечто вроде гравитационного эквивалента шаровой молнии; теоретически, он происходил, как и предполагал Джейк, из теории гравитации Шиффа, которая была довольно популярна в году примерно эдак 1958, но впоследствии эта теория была отброшена из-за своей неспособности удовлетворить трем из шести фундаментальных тестов, которые только что появившаяся в то время теория — общей относительности — как казалось, удовлетворяла полностью.
— Что с нашей точки зрения, является определенным положительным преимуществом, — доказывал Джейк. — Возражения, предоставляемые теорией общей относительности, теперь, так или иначе — заодно с косностью; и в нашем специфическом случае объект, который являлся бы Лоренцевым инвариантом, каковым не может быть объект по Шиффу, оказался бы просто помехой. И еще одно: один из тестов, который теория Шиффа прошла, был тот, что объяснял красное смещение в спектре удаленных галактик, и мы теперь знаем, что это ничто иное, как часовой эффект, а вовсе не совершенное доказательство гравитационной теории. И нам, как мне кажется, лучше бы пересмотреть все учение полностью в свете наших нынешних познаний.
И теперь этот результат находился перед ними, посреди древнего зала приемов в Городе Бродяг, в здании Городского Совета, бывшего когда-то центром связи Амальфи при сложных дипломатических отношениях с планетами-клиентами. Он был оснащен электронными сетями исключительной сложности, так что многочисленные переговоры могли проводиться немедленно, как только город приближался в высокоразвитой, высокоцивилизованной звездной системе; а теперь же эта сеть стала, вместо этого, телеметрической системой, для межвселенского посланца.
Поскольку сам по себе этот объект в действительности представлял собой едва-лишь нечто большее, чем сложно структурированный сферический экран спиндиззи, который не скрывал ничего материального, представлялось бы невозможным вообще рассмотреть его, если бы не небольшой поток искусственного дыма, который подымался из пола прямо под ним и обтекал его, разносимый конвекционными потоками, придавая ему вид немного похожий на вид огромного шарообразного существа, поддерживаемого в середине струи фонтана. Там и тут во внутренностях пузыря были разбросаны неподвижные горячие точки цветных огоньков: концентрированные скопления электронного газа, ядер с сорванными оболочками, термических нейтронов, свободных радикалов и прочих многих базовых опытных ситуаций для теста, которые могли придумать соединенные мозги двух очень разных миров, которые им удалось заключить в таком ограниченном пространстве — ибо сфера имела всего-лишь шесть футов в диаметре. А в самом центре, в маленьком вихре собственного поля спиндиззи, разместился их величайший триумф: один кубический кристалл антинатрия антихлорида, размером примерно в зернышко исключительно мелкозернистой фотографии. Это был тот самый, о котором так долго мечтал доктор Шлосс, искусственный предмет из антивещества; и здесь это было чудо, которое уже было как минус две недели «молодым», и ему предстояло еще неделю прожить в вакууме, обеспечиваемом спиндиззи, прежде чем, он столкнется с летучим мигом настоящего и распада; с другой стороны, это будет всего-лишь единственный кристалл обычной столовой соли, который быть может потеряет, а может быть и нет, свой привкус при обратном путешествии — если вообще этот снаряд-посланец вернется к ним.
Амальфи наблюдал, как красная стрелка часов — единственная, которую часы имели — отсчитывает свои интервалы в четверть секунды, приближаясь к отметке Ноль. Собственно, никто лично и не должен был запускать снаряд — точное время старта было слишком важно, чтобы это позволить — но ему предоставили привилегию нажать кнопку, которая замыкала цепь, когда красная стрелка должна была достичь отметки Ноль и импульс пройдет к системе спиндиззи, которые своими полями приведут в движение снаряд и направят его на путь вне пространства, вне времени, полностью за пределы человеческого понимания. Никто не знал, что после этого произойдет и менее всего это знали создатели снаряда. Снаряд ничего не сможет сообщить назад; как только он пересечет барьер, он практически окажется без связи. И он должен будет вернуться в этот огромный, темный зал, прежде, чем крошечные, сияющие внутри него звездочки и микроскопический кристаллик соли смогут сообщить, что произошло с ними за время их путешествие вовне. Как много времени это займет, будет зависеть от энергетического уровня на противоположной стороне, что являлось одним из заданий, ради которого и посылался посланец; иначе — не представлялось возможным определить время перехода.
— Мы должны как-то назвать его, — произнес Амальфи, беспокойно поерзав. Указательный и средний пальцы его правой руки уже начали слегка побаливать; неожиданно он понял, что давил на кнопку уже довольно долгое время с гораздо большей силой, чем это необходимо, словно вселенная могла прийти к своему концу вот тут же, сразу, если напряжение, приданное им своей руке и кисти вдруг ослабнет хотя бы на секунду. Тем не менее, он не ослабил своего нажима; он имел достаточно соображения, чтобы понять, что усталость уже не позволяет ему прикинуть насколько он может ослабить давление, и он не хотел рисковать разрывом контакта.
— Теперь, когда мы его создали, он совершенно не похож ни на что. Давайте-ка быстренько окрестим его, прежде, чем он удерет от нас, к тому же, он может и вообще не вернуться.
— Я бы побоялся дать ему имя, — страдальчески улыбнувшись, сказал Гиффорд Боннер. — Любое имя, которое мы могли бы ему дать, обещало бы слишком многое. А как насчет номера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52