Работала все та же загадочная избирательность. Она
приводила людей в отчаяние. "Нейтронная подлость" - так окрестили
очередную придумку пришельцев. Спустя несколько часов "северное сияние"
исчезало само собой, а вместе с ним исчезали люди, растения, все живое...
Кажется, где-то в конце первого месяца войны по телевидению и
прозвучало то памятное выступление "предателя". Ларсен до сих пор помнил
лицо появившегося на экранах человека. Впрочем, лицо было самым
обыкновенным, но вот слова... Лейтенант знал, что передачу пытались
глушить, однако ничего из этого не вышло. Должно быть, пришельцы
транслировали ее со своих орбитальных станций, и человек, возникший на
миллионах экранов, безнаказанно вещал о беспомощности людей, о силе
инопланетян, призывая к сдаче политической власти, убеждая отказаться от
применения всех видов оружия. Он доказывал, что война фактически
проиграна, что сопротивление людей нелепо и что заявляет он об этом отнюдь
не под гипнозом и не под давлением, что возможность подобного обращения
ему предоставили исключительно по его собственной просьбе. К сожалению,
пришельцы не верили в действенность диалога. Ему пришлось немало убеждать
их. Наивный чудак, он расписывал незванным гостям мудрость человеческих
поколений, доказывая, что только посредством слова можно образумить людей.
Вот в общем-то и все. Десятиминутное выступление, весьма
эмоциональное и не слишком аргументированное. Ларсен относил себя к числу
достаточно уравновешенных людей, и, насколько он помнил, выступление его
ничуть не взволновало. Необычным, пожалуй, показался лишь сам факт
телетрансляции. И что уж по-настоящему изумило его, так это мощь ответной
реакции. Рычащим разъяренным псом мир сорвался с цепи. Ему бросили кость,
и он готов был стереть ее в порошок. Впрочем, и этому не стоило особенно
удивляться. Ведь так обычно и случается. Сам враг не вызывает такой
ненависти, как свой такой же, переметнувшийся на сторону. Темой
"Предателя" запестрела вся пресса. Потоки ругательств обрушились на
отступника. О нем говорили по телевидению и радио, маленькая девочка
выходила на залитую светом сцену и, вздернув остренький подбородок, с
выражением произносила бичующие слова, инвалид потрясал из коляски
сухоньким кулачком и сожалел, что самолично не может придушить изменника,
домохозяйки грозили кухонными ножами, мужчины скрипели зубами и сыпали с
экранов отборной руганью. Некоторое время в административных кругах с
трепетом ждали, не последуют ли за первым дезертиром следующие, но раскола
не произошло. Предатель так и остался одним-единственным, и тем большая
порция ненависти перепала в его адрес. Предателя и всех его возможных
родственников с рвением разыскивали по странам и континентам. Фотопортреты
самых различных размеров рассылались по городам и весям. Распалившаяся
служба пропаганды старалась всерьез, и только спустя недели все понемногу
стало стихать. Разгоралась война, все больше стран вливалось в закипающее
пекло сражений. На обстрел ракетами пришельцы ответили лазерными залпами,
а на единственный ядерный удар отреагировали потоком магнитных импульсов,
сводящих людей с ума, расстраивающих электронные системы наведения. Где-то
в Намибии, по рассказам беженцев, они в два дня довершили разгром
объединенных африканских сил, использовав какие-то чудовищные звуковые
пушки. И по тем же рассказам в считанные часы был уничтожен Панамский
канал. Его не засыпали землей и не взрывали, - его попросту ликвидировали,
сомкнув берега и подтянув таким образом северный материк к южному. Словом,
что-что, а драться пришельцы умели. Но дрались они не до первой крови и не
до первых шишек, - критерием и мерилом победы являлось для них нечто
другое. Что именно - этого не знал никто. Не знал, разумеется, и Ларсен,
что, собственно, не слишком его тревожило. А если бы кто-то хоть словом
намекнул лейтенанту, кто они - эти самые пришельцы, откуда взялись и зачем
пришли, он бы и вовсе успокоился. То есть, не то чтобы успокоился, но все
же некоторый элемент ясности в его жизнь был бы внесен.
Собственно говоря, людей, наблюдавших инопланетян, насчитывалось
предостаточно, но рассказывали столь разное, что верить всем одновременно
было невозможно. Рассказывали о полном сходстве пришельцев с людьми, о
студенистой, растекающейся по земле массе, о световом сгустке,
напоминающем шаровую молнию, о призраках, совершенно невидимых днем и
угадываемых в сумерках по искрящемуся голубоватому абрису. Что касается
ответов на вопросы "зачем" и "откуда", то тут фантазия людей не знала
удержу, мутным селевым потоком сминая последние преграды и устремляясь в
беспредельные дали...
Зачерпнув горсть снега, Ларсен медленно растер ее между ладоней. На
коже остались темные разводы, и он уныло подумал, что это, может быть,
даже не снег, а самый настоящий дым. Дым, что вот уже несколько месяцев
вьется над планетой, рождаемый горящими строениями, злобным кашляньем
зениток, работающими ракетоносителями и тысячами тонн рвущейся взрывчатки.
Когда-то здесь располагался скит и угрюмые бородатые монахи вели
незамысловатое хозяйство, работая в огородах и на пасеках, выращивая телят
и домашнюю птицу. Теперь в этих местах обосновалась воинская часть. Сам
Клайп со всем своим штабом на зависть рядовой братии устроился в здании
бывшей церквушки. Сергею с Ларсеном поневоле пришлось отметить ее
несомненные достоинства перед тесной пехотной землянкой. Здешние высокие
потолки не заставляли старчески пригибаться. Никто не натыкался в
полумраке на мебель и не принимался торопливо запаливать масляный фитиль,
ругая холод и дымливые переносные печурки. Церковные залы заливал щедрый
дневной свет, а округлые, встроенные в стены печи наполняли помещение
блаженным теплом.
Пленный, он же Предатель, сидел в центре комнаты, привязанный к стулу
веревками. Напротив него, попыхивая толстенной сигарой, стоял багроволицый
Клайп, и тут же на длинной некрашенной лавке восседала пара капитанских
помощников. Ларсен давно знал обоих, а вот мордоворот в бушлате и белых,
кокетливо закатанных валенках, спиной прислонившийся к печке и с ухмылкой
поплевывающей себе под ноги, ему сразу не приглянулся.
- Кто это, Клайп?
Капитан обернулся.
- А, Ларсен, заходи, бродяга! Всегда рад... Ты про кого?
- Да вот про этого, что у стенки харкает.
Мордоворот, набычившись, покосился на лейтенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
приводила людей в отчаяние. "Нейтронная подлость" - так окрестили
очередную придумку пришельцев. Спустя несколько часов "северное сияние"
исчезало само собой, а вместе с ним исчезали люди, растения, все живое...
Кажется, где-то в конце первого месяца войны по телевидению и
прозвучало то памятное выступление "предателя". Ларсен до сих пор помнил
лицо появившегося на экранах человека. Впрочем, лицо было самым
обыкновенным, но вот слова... Лейтенант знал, что передачу пытались
глушить, однако ничего из этого не вышло. Должно быть, пришельцы
транслировали ее со своих орбитальных станций, и человек, возникший на
миллионах экранов, безнаказанно вещал о беспомощности людей, о силе
инопланетян, призывая к сдаче политической власти, убеждая отказаться от
применения всех видов оружия. Он доказывал, что война фактически
проиграна, что сопротивление людей нелепо и что заявляет он об этом отнюдь
не под гипнозом и не под давлением, что возможность подобного обращения
ему предоставили исключительно по его собственной просьбе. К сожалению,
пришельцы не верили в действенность диалога. Ему пришлось немало убеждать
их. Наивный чудак, он расписывал незванным гостям мудрость человеческих
поколений, доказывая, что только посредством слова можно образумить людей.
Вот в общем-то и все. Десятиминутное выступление, весьма
эмоциональное и не слишком аргументированное. Ларсен относил себя к числу
достаточно уравновешенных людей, и, насколько он помнил, выступление его
ничуть не взволновало. Необычным, пожалуй, показался лишь сам факт
телетрансляции. И что уж по-настоящему изумило его, так это мощь ответной
реакции. Рычащим разъяренным псом мир сорвался с цепи. Ему бросили кость,
и он готов был стереть ее в порошок. Впрочем, и этому не стоило особенно
удивляться. Ведь так обычно и случается. Сам враг не вызывает такой
ненависти, как свой такой же, переметнувшийся на сторону. Темой
"Предателя" запестрела вся пресса. Потоки ругательств обрушились на
отступника. О нем говорили по телевидению и радио, маленькая девочка
выходила на залитую светом сцену и, вздернув остренький подбородок, с
выражением произносила бичующие слова, инвалид потрясал из коляски
сухоньким кулачком и сожалел, что самолично не может придушить изменника,
домохозяйки грозили кухонными ножами, мужчины скрипели зубами и сыпали с
экранов отборной руганью. Некоторое время в административных кругах с
трепетом ждали, не последуют ли за первым дезертиром следующие, но раскола
не произошло. Предатель так и остался одним-единственным, и тем большая
порция ненависти перепала в его адрес. Предателя и всех его возможных
родственников с рвением разыскивали по странам и континентам. Фотопортреты
самых различных размеров рассылались по городам и весям. Распалившаяся
служба пропаганды старалась всерьез, и только спустя недели все понемногу
стало стихать. Разгоралась война, все больше стран вливалось в закипающее
пекло сражений. На обстрел ракетами пришельцы ответили лазерными залпами,
а на единственный ядерный удар отреагировали потоком магнитных импульсов,
сводящих людей с ума, расстраивающих электронные системы наведения. Где-то
в Намибии, по рассказам беженцев, они в два дня довершили разгром
объединенных африканских сил, использовав какие-то чудовищные звуковые
пушки. И по тем же рассказам в считанные часы был уничтожен Панамский
канал. Его не засыпали землей и не взрывали, - его попросту ликвидировали,
сомкнув берега и подтянув таким образом северный материк к южному. Словом,
что-что, а драться пришельцы умели. Но дрались они не до первой крови и не
до первых шишек, - критерием и мерилом победы являлось для них нечто
другое. Что именно - этого не знал никто. Не знал, разумеется, и Ларсен,
что, собственно, не слишком его тревожило. А если бы кто-то хоть словом
намекнул лейтенанту, кто они - эти самые пришельцы, откуда взялись и зачем
пришли, он бы и вовсе успокоился. То есть, не то чтобы успокоился, но все
же некоторый элемент ясности в его жизнь был бы внесен.
Собственно говоря, людей, наблюдавших инопланетян, насчитывалось
предостаточно, но рассказывали столь разное, что верить всем одновременно
было невозможно. Рассказывали о полном сходстве пришельцев с людьми, о
студенистой, растекающейся по земле массе, о световом сгустке,
напоминающем шаровую молнию, о призраках, совершенно невидимых днем и
угадываемых в сумерках по искрящемуся голубоватому абрису. Что касается
ответов на вопросы "зачем" и "откуда", то тут фантазия людей не знала
удержу, мутным селевым потоком сминая последние преграды и устремляясь в
беспредельные дали...
Зачерпнув горсть снега, Ларсен медленно растер ее между ладоней. На
коже остались темные разводы, и он уныло подумал, что это, может быть,
даже не снег, а самый настоящий дым. Дым, что вот уже несколько месяцев
вьется над планетой, рождаемый горящими строениями, злобным кашляньем
зениток, работающими ракетоносителями и тысячами тонн рвущейся взрывчатки.
Когда-то здесь располагался скит и угрюмые бородатые монахи вели
незамысловатое хозяйство, работая в огородах и на пасеках, выращивая телят
и домашнюю птицу. Теперь в этих местах обосновалась воинская часть. Сам
Клайп со всем своим штабом на зависть рядовой братии устроился в здании
бывшей церквушки. Сергею с Ларсеном поневоле пришлось отметить ее
несомненные достоинства перед тесной пехотной землянкой. Здешние высокие
потолки не заставляли старчески пригибаться. Никто не натыкался в
полумраке на мебель и не принимался торопливо запаливать масляный фитиль,
ругая холод и дымливые переносные печурки. Церковные залы заливал щедрый
дневной свет, а округлые, встроенные в стены печи наполняли помещение
блаженным теплом.
Пленный, он же Предатель, сидел в центре комнаты, привязанный к стулу
веревками. Напротив него, попыхивая толстенной сигарой, стоял багроволицый
Клайп, и тут же на длинной некрашенной лавке восседала пара капитанских
помощников. Ларсен давно знал обоих, а вот мордоворот в бушлате и белых,
кокетливо закатанных валенках, спиной прислонившийся к печке и с ухмылкой
поплевывающей себе под ноги, ему сразу не приглянулся.
- Кто это, Клайп?
Капитан обернулся.
- А, Ларсен, заходи, бродяга! Всегда рад... Ты про кого?
- Да вот про этого, что у стенки харкает.
Мордоворот, набычившись, покосился на лейтенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18