Теперь она замерла в легком оцепенении, почти ничего не соображая, и лишь повторяла про себя, что бывают, конечно, всякие брачные ночи, но уж эта наверняка самая из ряда вон выходящая…
Наконец, получив короткий удар левой, Фальеро упал и больше не смог подняться. Жак умылся и вытер слегка распухший нос.
— А крепкий парень этот муж, — признал он.
— Я никогда не прощу вам… — без всякого выражения заметила Тоска.
— Вы что ж, хотели, чтобы я позволил себя избить?
— И зачем вы сюда пришли!
— У вас короткая память, дорогая моя. По-моему, когда я появился, у вас обоих был довольно-таки бледный вид.
— И все из-за вас! Опять-таки из-за вас! Этот американец набросился на нас только по вашей вине!
— Я же вас предупреждал, что, пока я жив, можете поставить крест на спокойном существовании!
Тоска горестно воздела руки к небу.
— Но в конце-то концов, почему я не имею права на покой, как все люди? Все мамины подруги вспоминают о дне свадьбы как о чем-то прекрасном, и я надеялась на такое же счастье. Но мое бракосочетание в мэрии заканчивается скандалом, венчание в церкви — дракой, брачная ночь начинается эпизодом из детективного романа, а под конец, вместо того чтобы заниматься мною, мой муж дерется, как какой-нибудь бандит, и я превращаюсь в сиделку! И вы находите, что это нормально, справедливо?
— Не более разумно и справедливо, чем бросать мужчину, которого любишь, и выходить замуж за другого!
— А кто вам сказал, будто я вас люблю?
— Да вы, моя дорогая, и никто иной!
— Уходите, Жак! Умоляю вас, уходите или я сойду с ума!
— А кто позаботится о нем?
— Я!
— А если после того, когда я уйду, вернется американец?
— Но не можете же вы оставаться с нами всю ночь?
— Почему бы нет?
— Это… это безумие… совершеннейшее безумие…
Субрэй указал на все еще лежащего без чувств Фальеро:
— К тому же, уверяю вас, при его нынешнем состоянии уже не важно, тут я или нет.
Они отнесли Санто в спальню и уложили на кровать.
— Интересно, так я и буду все время нянчиться то с одним, то с другим из вас? — пробормотал Жак.
— Нянчиться! И у вас хватает нахальства…
В ближайшие четверть часа они по очереди меняли компрессы на лице Санто и по мере возможности старались остановить кровотечение. Как только раненый начал подавать признаки жизни, Тоска взяла Жака за руку.
— Вам лучше исчезнуть, прежде чем он откроет глаза…
— Подумайте хорошенько, Тоска. Не могу же я вас оставить одну с человеком, который, в случае чего, не сумеет вас защитить?
— Мне все равно. Уезжайте!
— Ладно… воля ваша.
Уступчивость молодого человека принесла Тоске облегчение, но в то же время немного задела. Жак поцеловал ей руку.
— Спокойной ночи, дорогая. Желаю вам приятных снов.
Дать бы ему пощечину!
Карабинер Силио Морано, дежуривший в ту ночь в полицейском участке Мольо, мирно дремал. Услышав телефонный звонок, он вздрогнул и снял трубку.
— Полицейский участок Мольо, — сонно проговорил он. — Вас слушают… Погодите… погодите… где вы сейчас?..
Слушая собеседника, Силио Морано все шире открывал глаза.
— Дочь графа Матуцци… на вилле синьора Ваччи… Что? Вооруженный налет?.. Но… но кто же вы?.. Что?!! Один из налетчиков, мучимый раскаянием?.. Да вы что, издеваетесь надо мной?!!
Карабинер сердито швырнул трубку. Попадись ему только этот глупый шутник — уж он устроил бы ему веселую жизнь! Морано хотел еще немного вздремнуть, но так и не смог. А вдруг тот тип сказал правду? Силио слыхал о графе Матуцци, а Дино Ваччи — вообще свой человек в Мольо. Может, надо позвонить шефу, сержанту Коррадо? Как бы не прослыть дураком… но с другой стороны…
Тем временем Жак, не сомневаясь, что его звонок всполошит местные власти, спрятался в саду и незаметно наблюдал за виллой. Молодой человек совсем не был уверен, что охотники за его кейсом не явятся сюда еще раз.
Санто очень медленно приходил в себя, но, едва к нему снова вернулась способность что-либо соображать, в здоровом глазу сверкнул дикий огонь. Молодой человек попытался сесть.
— Где он?
Тоска положила ему руку на лоб и заставила снова лечь.
— Уехал… Вам больше не о чем волноваться.
— Я подам на него в суд — пусть посидит в тюрьме! И как вы только могли увлечься подобным субъектом?
— Не будем об этом, Санто, прошу вас!
— Однако вы не можете не признать, что по милости этого типа у нас престранная брачная ночь?
— Да, конечно… Но в какой-то мере это и моя вина, и я прошу у вас прощения…
— Нет-нет! Мне самому следовало потребовать его ареста еще в мэрии!
— Он потерял голову…
— Ах вот как? Теперь вы его защищаете?
Вне себя от возмущения, Санто снова распрямился, и на сей раз ему никто не помешал сесть.
— Жак любит меня и страдает… Поставьте себя на его место!
— Может, для того, чтобы он мог занять мое?
— О Санто!
— Простите меня, дорогая… но я в таком бешенстве, что ничего не соображаю… Дайте мне, пожалуйста, зеркало, которое стоит вон там, на комоде.
Тоска молча выполнила просьбу.
— Ma gue! — простонал Санто, увидев свое отражение. — Во что он меня превратил, этот убийца! Я отвратителен! Мерзок!
— Да нет… нет… — без особой уверенности в голосе постаралась успокоить его Тоска.
Фальеро схватился за голову.
— Ну как я смогу говорить вам о любви с такой-то физиономией? Мне же самому на себя тошно смотреть…
— Не имеет значения… Вы мне завтра все скажете… И вообще у нас вся жизнь впереди, так что еще успеем поговорить о любви.
— Вы чудесная девушка, Тоска! А что, если нам все-таки выпить ту бутылку шампанского?
Мучимый сомнениями, карабинер Силио Морано никак не мог решить, как ему поступить. В конце концов, поскольку карабинеры — как-никак элитная часть полиции, да и сам Морано не был лишен природного великодушия, он счел, что лучше прослыть дураком, чем оставить без помощи людей, которые, возможно, в ней нуждаются, особенно если эти люди находятся в родстве с графом Матуцци. И Морано стал звонить шефу.
Сержант Карло Коррадо мирно спал рядом со своей супругой Антониной, как и положено человеку, чья совесть не обременена никакими волнениями. Антонине снилась родная Тоскана. Она видела себя юной пастушкой, и за ней ухаживали пастухи, одетые в форму карабинеров. Все они играли на свирелях военный марш. И вдруг один из пастушков прижал свирель к самому ее уху и стал играть так назойливо, что Антонина рассердилась и… открыла глаза. Она лежала в супружеской постели, а рядом надрывался телефон. Матрона сняла трубку.
— Pronto?
— Это вы, синьора Коррадо? Говорит Морано, ваш покорный слуга… Тысячу извинений, что тревожу вас в такое время, ma gue! Мне очень нужно поговорить с сержантом.
— Это срочно?
— Более того, дело серьезное.
— Милостивый Иисусе! Это хоть не опасно?
— У нас такая работа, синьора, что разве можно знать заранее, где и когда нарвешься…
Тон карабинера испугал Антонину даже больше, чем слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Наконец, получив короткий удар левой, Фальеро упал и больше не смог подняться. Жак умылся и вытер слегка распухший нос.
— А крепкий парень этот муж, — признал он.
— Я никогда не прощу вам… — без всякого выражения заметила Тоска.
— Вы что ж, хотели, чтобы я позволил себя избить?
— И зачем вы сюда пришли!
— У вас короткая память, дорогая моя. По-моему, когда я появился, у вас обоих был довольно-таки бледный вид.
— И все из-за вас! Опять-таки из-за вас! Этот американец набросился на нас только по вашей вине!
— Я же вас предупреждал, что, пока я жив, можете поставить крест на спокойном существовании!
Тоска горестно воздела руки к небу.
— Но в конце-то концов, почему я не имею права на покой, как все люди? Все мамины подруги вспоминают о дне свадьбы как о чем-то прекрасном, и я надеялась на такое же счастье. Но мое бракосочетание в мэрии заканчивается скандалом, венчание в церкви — дракой, брачная ночь начинается эпизодом из детективного романа, а под конец, вместо того чтобы заниматься мною, мой муж дерется, как какой-нибудь бандит, и я превращаюсь в сиделку! И вы находите, что это нормально, справедливо?
— Не более разумно и справедливо, чем бросать мужчину, которого любишь, и выходить замуж за другого!
— А кто вам сказал, будто я вас люблю?
— Да вы, моя дорогая, и никто иной!
— Уходите, Жак! Умоляю вас, уходите или я сойду с ума!
— А кто позаботится о нем?
— Я!
— А если после того, когда я уйду, вернется американец?
— Но не можете же вы оставаться с нами всю ночь?
— Почему бы нет?
— Это… это безумие… совершеннейшее безумие…
Субрэй указал на все еще лежащего без чувств Фальеро:
— К тому же, уверяю вас, при его нынешнем состоянии уже не важно, тут я или нет.
Они отнесли Санто в спальню и уложили на кровать.
— Интересно, так я и буду все время нянчиться то с одним, то с другим из вас? — пробормотал Жак.
— Нянчиться! И у вас хватает нахальства…
В ближайшие четверть часа они по очереди меняли компрессы на лице Санто и по мере возможности старались остановить кровотечение. Как только раненый начал подавать признаки жизни, Тоска взяла Жака за руку.
— Вам лучше исчезнуть, прежде чем он откроет глаза…
— Подумайте хорошенько, Тоска. Не могу же я вас оставить одну с человеком, который, в случае чего, не сумеет вас защитить?
— Мне все равно. Уезжайте!
— Ладно… воля ваша.
Уступчивость молодого человека принесла Тоске облегчение, но в то же время немного задела. Жак поцеловал ей руку.
— Спокойной ночи, дорогая. Желаю вам приятных снов.
Дать бы ему пощечину!
Карабинер Силио Морано, дежуривший в ту ночь в полицейском участке Мольо, мирно дремал. Услышав телефонный звонок, он вздрогнул и снял трубку.
— Полицейский участок Мольо, — сонно проговорил он. — Вас слушают… Погодите… погодите… где вы сейчас?..
Слушая собеседника, Силио Морано все шире открывал глаза.
— Дочь графа Матуцци… на вилле синьора Ваччи… Что? Вооруженный налет?.. Но… но кто же вы?.. Что?!! Один из налетчиков, мучимый раскаянием?.. Да вы что, издеваетесь надо мной?!!
Карабинер сердито швырнул трубку. Попадись ему только этот глупый шутник — уж он устроил бы ему веселую жизнь! Морано хотел еще немного вздремнуть, но так и не смог. А вдруг тот тип сказал правду? Силио слыхал о графе Матуцци, а Дино Ваччи — вообще свой человек в Мольо. Может, надо позвонить шефу, сержанту Коррадо? Как бы не прослыть дураком… но с другой стороны…
Тем временем Жак, не сомневаясь, что его звонок всполошит местные власти, спрятался в саду и незаметно наблюдал за виллой. Молодой человек совсем не был уверен, что охотники за его кейсом не явятся сюда еще раз.
Санто очень медленно приходил в себя, но, едва к нему снова вернулась способность что-либо соображать, в здоровом глазу сверкнул дикий огонь. Молодой человек попытался сесть.
— Где он?
Тоска положила ему руку на лоб и заставила снова лечь.
— Уехал… Вам больше не о чем волноваться.
— Я подам на него в суд — пусть посидит в тюрьме! И как вы только могли увлечься подобным субъектом?
— Не будем об этом, Санто, прошу вас!
— Однако вы не можете не признать, что по милости этого типа у нас престранная брачная ночь?
— Да, конечно… Но в какой-то мере это и моя вина, и я прошу у вас прощения…
— Нет-нет! Мне самому следовало потребовать его ареста еще в мэрии!
— Он потерял голову…
— Ах вот как? Теперь вы его защищаете?
Вне себя от возмущения, Санто снова распрямился, и на сей раз ему никто не помешал сесть.
— Жак любит меня и страдает… Поставьте себя на его место!
— Может, для того, чтобы он мог занять мое?
— О Санто!
— Простите меня, дорогая… но я в таком бешенстве, что ничего не соображаю… Дайте мне, пожалуйста, зеркало, которое стоит вон там, на комоде.
Тоска молча выполнила просьбу.
— Ma gue! — простонал Санто, увидев свое отражение. — Во что он меня превратил, этот убийца! Я отвратителен! Мерзок!
— Да нет… нет… — без особой уверенности в голосе постаралась успокоить его Тоска.
Фальеро схватился за голову.
— Ну как я смогу говорить вам о любви с такой-то физиономией? Мне же самому на себя тошно смотреть…
— Не имеет значения… Вы мне завтра все скажете… И вообще у нас вся жизнь впереди, так что еще успеем поговорить о любви.
— Вы чудесная девушка, Тоска! А что, если нам все-таки выпить ту бутылку шампанского?
Мучимый сомнениями, карабинер Силио Морано никак не мог решить, как ему поступить. В конце концов, поскольку карабинеры — как-никак элитная часть полиции, да и сам Морано не был лишен природного великодушия, он счел, что лучше прослыть дураком, чем оставить без помощи людей, которые, возможно, в ней нуждаются, особенно если эти люди находятся в родстве с графом Матуцци. И Морано стал звонить шефу.
Сержант Карло Коррадо мирно спал рядом со своей супругой Антониной, как и положено человеку, чья совесть не обременена никакими волнениями. Антонине снилась родная Тоскана. Она видела себя юной пастушкой, и за ней ухаживали пастухи, одетые в форму карабинеров. Все они играли на свирелях военный марш. И вдруг один из пастушков прижал свирель к самому ее уху и стал играть так назойливо, что Антонина рассердилась и… открыла глаза. Она лежала в супружеской постели, а рядом надрывался телефон. Матрона сняла трубку.
— Pronto?
— Это вы, синьора Коррадо? Говорит Морано, ваш покорный слуга… Тысячу извинений, что тревожу вас в такое время, ma gue! Мне очень нужно поговорить с сержантом.
— Это срочно?
— Более того, дело серьезное.
— Милостивый Иисусе! Это хоть не опасно?
— У нас такая работа, синьора, что разве можно знать заранее, где и когда нарвешься…
Тон карабинера испугал Антонину даже больше, чем слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45