Даже при удалении в сто километров, откуда я на нее смотрел, она занимала угол зрения в добрых четверть неба. А вокруг, в ауле, при этом зеленели деревья, создавая совершенно безумный контраст. Расул на красоты внимания не обращал. Он перевел меня через дорогу и учтиво пропустил в чайхану первым. Я оказался в полумраке, среди запахов пищи, но изрезанная, похожая на исполинский ледяной кристалл стена гор накрепко засела у меня в памяти. Трудно описать почему, но она теперь непредолимо манила меня. Одна мысль о том, что я скоро там окажусь, придавала новые силы.
Пока готовили мясо и утоляли голод, прибыла вторая часть отряда, состоявшая из шести средневысотных транспортников. Не надо быть очень умным, чтобы догадаться, с какой целью. Ребята собирались использовать эти мощные турболеты для буксировки корабля в более удобное место. Демон демоном, а от такого куша, как линкор, никто из пособников Аль Руха отказываться не собирался. Я подозревал, что они сами не уверены полностью, что я управлюсь с чудовищем. Вариантов, действительно, была масса. Благо, что я ни в одном из них не собирался участвовать. Мне бы только лампу получить в руки, а там я уж разберусь. Пусть до ближайшей ответной точки будет хоть километр, хоть три, я все равно доберусь до нее, даже если эти ребята изо всех сил постараются мне помешать.
Отмолившись по полудню в салят аз-зухр, тронулись в путь. В авангарде колоны, заняв всю ширину дороги, двигались три тяжеловооруженных глайдера со стрелками, за ними глайдер Расула. За управлением сидел хмурый араб с безумным блеском в глазах, а мы с хозяином машины удобно расположились сзади. Верх был опущен, как и на других легких машинах, так что можно было вовсю наслаждаться видом гор впереди и свежим, быстро теплеющим воздухом, каким в городе не подышишь.
Замыкал боевую колонну тяжелый турбо-грав, а за ним, растянувшись на полтора километра, плелись транспортники. Вскоре прижарило солнце, воздух потерял утреннюю прозрачность, и горы стали почти неразличимы, окончательно превратившись в подобие зыбкого миража.
Расул разговорчивостью не страдал, пилот тем более, поэтому двигались в тишине, разбавленной лишь мерным гулом турбин. Стараясь делать вид, что окружающее меня тоже мало волнует, я, тем не менее, посматривал по сторонам. Красота вокруг была суровой, но щемяще-пронзительной, словно к организму подключили крупнокалиберный шланг и гонят по нему чистую, ничем не разбавленную радость. Иногда я поглядывал на высотомер, встроенный в приборную доску – мы медленно поднимались, к середине дороги достигнув почти двух километров над уровнем моря. Белые облака низко парили над смешанным лесом, цепляясь за верхушки сосен, горы по краям долины вздымались все выше и выше, на вершинах начал появляться снег. Иногда по краям дороги попадались вывалы леса – следы весеннего схода лавин. Тонкие березы не были выкорчеваны, их просто прижало, как прессом, и они напоминали волосы гладко расчесанного блондинистого пижона.
Дорога, над которой мы двигались, была проезжей и, можно сказать, ухоженной. Оно и понятно – гравио-транспорт в особом ходу тут не был, а потому передвигаться приходилось верхом и в телегах. Бурный, голубой, словно подкрашенный купоросом, Баксан протекал то справа, то слева – дорога никак не могла поделить с ним ущелье, а потому часто переползала через реку каменными и висячими мостиками. Иногда встречались аулы, но все маленькие, домов по десять-пятнадцать. Они теснились между стенами гор, рекой и дорогой – не разгуляешься.
Пейзаж быстро менялся. Смешанный лес на глазах сменился хвойным, воздух стал кристальным и прохладным. Казалось, что его пьешь, а не дышишь им. Но я знал, что это ощущение эйфории ложное – пройдет немного времени, и высота даст о себе знать. Кислородное голодание не наваливается лавиной, оно накапливается исподволь, вызывая одышку, зевоту и избыточную усталость в мышцах. Не будь я уверен в своей высотной подготовке, забеспокоился бы.
Примерно к часу дня горы чуть расступились, ничуть не потеряв в высоте, и на их склонах раскинулся город. Не большой аул, а именно город. Без стен, конечно, но с композитными высотками в двадцать-тридцать этажей. На въезде мы еще издалека заметили мощно укрепленный блокпост – скорее крепость. Расул остановил колонну и долго глядел в позитронный бинокль.
– Тырны-Ауз, – сказал он. – Крепость в преддверии Азау. Тут уже начинается недружественная нам территория.
– Кому «нам»? – спросил я. – Братству?
– Нет. Местный князь не вошел в состав Халифата.
«Ого!» – подумал я.
Мне, конечно, приходилось слышать о разногласиях между арабами, но это уже чересчур.
– Можно глянуть? – попросил я бинокль с любопытством дехканина.
На самом деле мне хотелось прикинуть шансы. Можно ли нашими силами штурмовать крепость или поискать другие пути? При наличии средневысотной техники ввязываться в опасную драку не имело смысла. Можно через горы и напрямик попереть. Похоже, Расул думал о том же.
Я прильнул к окулярам бинокля. Крепость была выстроена толково – с противотранспортными препятствиями, композитными лабиринтами для отсечения пехоты и несколькими стрелковыми вышками. Это не говоря о трех орудийных батареях, прикрывавших блокпост с горных склонов. Их с дороги при нашем вооружении не достать точно, а вот они, при своей мощи и дальнобойности, всю труху из нас вышибут.
Я вернул бинокль Расулу, но с советами не лез. Подозрительно будет. Пусть я и воевал в партизанском отряде, но это не тот опыт, чтобы с присущей мне сноровкой оценивать мощь батарей и продвинутость системы крепостных укреплений. Если у Расула не хватит ума отступить, тогда уже найду способ словечко замолвить. А так нарываться не стоит.
– Свиньи балкарские! – сплюнул наконец Расул после долгой паузы. – Мало их податями облагали, жалели. А они на сэкономленное вон как укрепились, собаки.
– Балкарцы? – удивился я.
– Да. Местные дикие горцы. Жили тут испокон веку. Горы знают отлично. И воевать научились, хотя по крови дехкане. Лет сто пятьдесят назад, когда Халифат расширял границы, дали арабам отпор, устроили партизанщину. Мы заключили с ними перемирие, они согласились платить подати. Но четыре года назад этого поста в помине тут не было.
– Они что, не мусульмане? – Я решил выяснить подробности.
– В том-то и дело, что называют себя мусульманами! Но салят называют намазом, вино пьют, а некоторые и свининой не брезгуют. И с неверными якшаются, собаки. И говорят не по-арабски, а на собачьем своем языке.
– Они и Минги-Тау контролируют?
– Конечно. Само название Минги-Тау – балкарское.
Я как-то и не задумывался об этом. Но информация важная. Хотя и спорная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Пока готовили мясо и утоляли голод, прибыла вторая часть отряда, состоявшая из шести средневысотных транспортников. Не надо быть очень умным, чтобы догадаться, с какой целью. Ребята собирались использовать эти мощные турболеты для буксировки корабля в более удобное место. Демон демоном, а от такого куша, как линкор, никто из пособников Аль Руха отказываться не собирался. Я подозревал, что они сами не уверены полностью, что я управлюсь с чудовищем. Вариантов, действительно, была масса. Благо, что я ни в одном из них не собирался участвовать. Мне бы только лампу получить в руки, а там я уж разберусь. Пусть до ближайшей ответной точки будет хоть километр, хоть три, я все равно доберусь до нее, даже если эти ребята изо всех сил постараются мне помешать.
Отмолившись по полудню в салят аз-зухр, тронулись в путь. В авангарде колоны, заняв всю ширину дороги, двигались три тяжеловооруженных глайдера со стрелками, за ними глайдер Расула. За управлением сидел хмурый араб с безумным блеском в глазах, а мы с хозяином машины удобно расположились сзади. Верх был опущен, как и на других легких машинах, так что можно было вовсю наслаждаться видом гор впереди и свежим, быстро теплеющим воздухом, каким в городе не подышишь.
Замыкал боевую колонну тяжелый турбо-грав, а за ним, растянувшись на полтора километра, плелись транспортники. Вскоре прижарило солнце, воздух потерял утреннюю прозрачность, и горы стали почти неразличимы, окончательно превратившись в подобие зыбкого миража.
Расул разговорчивостью не страдал, пилот тем более, поэтому двигались в тишине, разбавленной лишь мерным гулом турбин. Стараясь делать вид, что окружающее меня тоже мало волнует, я, тем не менее, посматривал по сторонам. Красота вокруг была суровой, но щемяще-пронзительной, словно к организму подключили крупнокалиберный шланг и гонят по нему чистую, ничем не разбавленную радость. Иногда я поглядывал на высотомер, встроенный в приборную доску – мы медленно поднимались, к середине дороги достигнув почти двух километров над уровнем моря. Белые облака низко парили над смешанным лесом, цепляясь за верхушки сосен, горы по краям долины вздымались все выше и выше, на вершинах начал появляться снег. Иногда по краям дороги попадались вывалы леса – следы весеннего схода лавин. Тонкие березы не были выкорчеваны, их просто прижало, как прессом, и они напоминали волосы гладко расчесанного блондинистого пижона.
Дорога, над которой мы двигались, была проезжей и, можно сказать, ухоженной. Оно и понятно – гравио-транспорт в особом ходу тут не был, а потому передвигаться приходилось верхом и в телегах. Бурный, голубой, словно подкрашенный купоросом, Баксан протекал то справа, то слева – дорога никак не могла поделить с ним ущелье, а потому часто переползала через реку каменными и висячими мостиками. Иногда встречались аулы, но все маленькие, домов по десять-пятнадцать. Они теснились между стенами гор, рекой и дорогой – не разгуляешься.
Пейзаж быстро менялся. Смешанный лес на глазах сменился хвойным, воздух стал кристальным и прохладным. Казалось, что его пьешь, а не дышишь им. Но я знал, что это ощущение эйфории ложное – пройдет немного времени, и высота даст о себе знать. Кислородное голодание не наваливается лавиной, оно накапливается исподволь, вызывая одышку, зевоту и избыточную усталость в мышцах. Не будь я уверен в своей высотной подготовке, забеспокоился бы.
Примерно к часу дня горы чуть расступились, ничуть не потеряв в высоте, и на их склонах раскинулся город. Не большой аул, а именно город. Без стен, конечно, но с композитными высотками в двадцать-тридцать этажей. На въезде мы еще издалека заметили мощно укрепленный блокпост – скорее крепость. Расул остановил колонну и долго глядел в позитронный бинокль.
– Тырны-Ауз, – сказал он. – Крепость в преддверии Азау. Тут уже начинается недружественная нам территория.
– Кому «нам»? – спросил я. – Братству?
– Нет. Местный князь не вошел в состав Халифата.
«Ого!» – подумал я.
Мне, конечно, приходилось слышать о разногласиях между арабами, но это уже чересчур.
– Можно глянуть? – попросил я бинокль с любопытством дехканина.
На самом деле мне хотелось прикинуть шансы. Можно ли нашими силами штурмовать крепость или поискать другие пути? При наличии средневысотной техники ввязываться в опасную драку не имело смысла. Можно через горы и напрямик попереть. Похоже, Расул думал о том же.
Я прильнул к окулярам бинокля. Крепость была выстроена толково – с противотранспортными препятствиями, композитными лабиринтами для отсечения пехоты и несколькими стрелковыми вышками. Это не говоря о трех орудийных батареях, прикрывавших блокпост с горных склонов. Их с дороги при нашем вооружении не достать точно, а вот они, при своей мощи и дальнобойности, всю труху из нас вышибут.
Я вернул бинокль Расулу, но с советами не лез. Подозрительно будет. Пусть я и воевал в партизанском отряде, но это не тот опыт, чтобы с присущей мне сноровкой оценивать мощь батарей и продвинутость системы крепостных укреплений. Если у Расула не хватит ума отступить, тогда уже найду способ словечко замолвить. А так нарываться не стоит.
– Свиньи балкарские! – сплюнул наконец Расул после долгой паузы. – Мало их податями облагали, жалели. А они на сэкономленное вон как укрепились, собаки.
– Балкарцы? – удивился я.
– Да. Местные дикие горцы. Жили тут испокон веку. Горы знают отлично. И воевать научились, хотя по крови дехкане. Лет сто пятьдесят назад, когда Халифат расширял границы, дали арабам отпор, устроили партизанщину. Мы заключили с ними перемирие, они согласились платить подати. Но четыре года назад этого поста в помине тут не было.
– Они что, не мусульмане? – Я решил выяснить подробности.
– В том-то и дело, что называют себя мусульманами! Но салят называют намазом, вино пьют, а некоторые и свининой не брезгуют. И с неверными якшаются, собаки. И говорят не по-арабски, а на собачьем своем языке.
– Они и Минги-Тау контролируют?
– Конечно. Само название Минги-Тау – балкарское.
Я как-то и не задумывался об этом. Но информация важная. Хотя и спорная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93