Когда Джонатан увидел Эскаргота впервые, а было это довольно давно, тот показался ему щеголем. Его борода - или, скорее, бородка - была коротко и аккуратно подстрижена. Он носил высокую шляпу, в руках держал тросточку с серебряным набалдашником и никогда не появлялся в городе в дневное время без галстука, приколотого булавкой. Он поражал собеседников культурой речи, и в высказываниях его не было того морского жаргона, который появился позднее. При встрече он говорил "добрый день, сэр" и отвешивал легкий поклон и в разговоре тут и там вставлял "прошу" и "извольте". В то время Джонатан был весьма юн, ему очень нравились такие манеры, и он даже старался подражать им. Со временем, однако, он понял, что всегда был и остается простым Джонатаном Бингом и вся эта манерность была ненужной и глупой.
Несколько лет спустя Эскаргот появился вновь - он много путешествовал, но редко где надолго останавливался, - и тогда уже у него были пара очков с круглыми стеклами и твидовый костюм; он ходил по домам и продавал поваренные книги. Затем он опять исчез, и тогда от побережья до Белых Скал о нем стали ходить самые дикие и невероятные слухи.
Стоило Эскарготу снять свой плащ, и он тоже стал видимым. И хотя Джонатан не знал точно, как он должен выглядеть, но немного разочаровался. На первый взгляд плащ казался совершенно обычным, и никому бы, пожалуй, не пришло в голову, что это - одно из чудес эльфов. Он был белый, и только на складках казался розоватым. И вот однажды, когда они путешествовали уже три дня, Эскаргот снял плащ, и Джонатан увидел его настоящий цвет. Сквозь окно на него пролился сноп солнечного света, и он засиял всеми цветами радуги.
На солнце он переливался, и цвета двигались, как живые, а в тени внезапно тускнели и бледнели. Когда же Эскаргот сунул руку в рукав, плащ тут же исчез, разумеется, вместе с Эскарготом. Джонатану все время приходилось беспокоиться о том, как бы не наступить ему на ногу, и каждый раз проверять спальный мешок и сиденье на палубе, чтобы понять, не заняты ли они. Шкафчики открывались и закрывались, вода наливалась в чашку, висящую в воздухе, а ножик намазывал арахисовое масло на парящие куски хлеба. Ко всему этому нужно было привыкнуть, как и к тому, что неожиданно рядом с вами раздавался голос. Но, по-видимому, на то, чтобы привыкнуть жить рядом с невидимкой, требовалось не так уж много времени, и путешественники, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, стали относиться к этому довольно спокойно. Весь третий день плот еле двигался, поскольку ветер почти стих. Джонатан думал, как было бы приятно просто лечь на палубу с книгой и погрузиться в чтение, пока ветер на задует вновь. А ветер, несомненно, когда-нибудь да задует. Профессор же, утверждавший, что вокруг них вся долина погружается в руины, считал, что лучше всего не сидеть и ждать ветра, а крутить гребное колесо.
Джонатан подозревал, что Профессором Вурцлом движут главным образом не эти соображения, а желание исследовать работу колеса, действие которого, как оказалось, было наиболее эффективным, когда двое крутили педалями одновременно. Пожалуй, с этой работой мог справиться и один человек, но только если бы он плыл по озеру в тихую безветренную погоду. Однако на реке, даже такой ленивой, как Ориэль, это было бы весьма сложно. На пару с Дули Джонатану удавалось так раскрутить колесо, что плот почти несся по водной глади. Конечно, на самом деле так только казалось, особенно если брать для сравнения поток воды, проносившийся мимо. Относительно берега движение было не столь быстрым. Профессор сказал, что они плыли со скоростью около трех узлов; Джонатан рассчитал, что это примерно та скорость, с какой человек шел бы вдоль берега. Затем он начал рассчитывать точно, за какое время они пройдут все мили, которые отделяют их от городка Твомбли. Потом ради интереса он рассчитал, сколько оборотов делает педалями за двадцать минут и сколько миль они проходят за это время. Оказалось, что всего одну милю, и чтобы пройти половину пути до дома, им с Дули (или кому-то другому) нужно сделать педалями шестьдесят секстиллионов оборотов. Такую цифру было даже страшно представить. Когда Джонатан показал свои расчеты Вурцлу, тот с минутку подумал и сказал, что расчеты почти верны, ну, плюс-минус биллион, и что лучше всего о таких вещах стараться не думать.
Но чем больше Джонатан старался об этом не думать, тем больше он об этом думал. Или думал о том, чтобы не думать об этом. Или через каждые пятнадцать секунд думал о том, что вот сколько времени прошло с тех пор, как он думал об этом в последний раз, и после этого чувствовал себя ужасно глупо. Все это просто сводило его с ума. Но через двадцать минут он уже забыл о том, о чем ему не стоит думать, и не думал об этом. Крутить педали, когда лопасти колеса легко входили в воду, не было таким уж трудоемким занятием, во всяком случае, это было не труднее, чем крутить педали велосипеда. Когда через час Профессор предложил сменить его, Джонатан ответил, что не стоит, потому что он только что вошел во вкус. Дули сказал то же самое, без сомнения испытывая чувство гордости оттого, что и он очень нужный член экипажа.
Невидимый Эскаргот, сидя на крыше рубки, радостно предложил Профессору забраться к нему наверх, но тот заметил, что крыша может не выдержать и "протянет ноги", как он выразился. Эскаргот согласился, хотя и не столь быстро, как ожидал Джонатан. Вместо этого он рассказал историю о том, как он занимался рубкой леса и потом должен был сплавлять бревна, увязанные в плоты, вниз по реке, от Города Пяти Монолитов к пристани Ивовый Лес. Эта работа сама по себе довольно захватывающая, но, по словам Эскаргота, во время этого путешествия он только и делал, что натыкался на троллей, гоблинов, дикарей и разбойников, которые жаждали завладеть этими бревнами или просто безумно хотели ввести Эскаргота в расходы.
Дули попросил дедушку рассказать историю о том, как он нашел клад из леденцов на палочках, и после недолгих колебаний Эскаргот рассказал ее. Джонатан был совершенно уверен, что Эскаргот, чтобы доставить Дули удовольствие, намеренно привирает.
День незаметно перешел в вечер, и едва зашло солнце, как задул ветер. Путешественники бросили крутить педали и часа три шли под парусами. Но ночь была такой темной, что они два раза подряд натыкались на мели, и им приходилось орудовать шестами, чтобы освободить плот. Путешествие ночью казалось плохой затеей, но, как заметил Эскаргот, за все три дня ветер еще ни разу не дул с такой силой.
Поэтому около десяти часов вечера они бросили якоря в тихой речной заводи - в одной из тех, что покрыты ковром из лилий и весьма похожи на болота, в которые время от времени угрожала превратиться вся река.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100