– Ты не вор, стремящийся похитить царские сокровища, захороненные с великим Хуфу. Ты ищешь другие сокровища, не золото и не драгоценности.
– Я ищу бога, – честно ответил я. – И богиню.
Глаза его вспыхнули:
– Амона?
– Быть может, бог этот известен здесь под таким именем. Но в других землях его зовут иначе.
– А богиня?
– У нее тоже много имен. Я не знаю, как она зовется в Египте.
Арамсет ухмыльнулся, утратил на миг подобающую царевичу серьезность, и я увидел перед собой умиравшего от любопытства мальчишку.
– Клянусь богами! Я испытываю желание пойти с тобой. Хотелось бы мне узнать, что ты ищешь.
– У моего господина более важные дела в столице, – мягко напомнил я.
– Да, пожалуй, – ответил он, разочарованно хмурясь.
– Быть наследником престола – дело ответственное, – продолжал я. – Лишь ничего не имеющий за душой бродяга имеет право на приключения.
В притворной скорби Арамсет покачал головой:
– Орион, что ты сделал со мной?
Впрочем, грусть его казалась мне отчасти искренней.
– Ты нужен отцу, ты нужен своему великому царству.
Он согласился, правда, не без колебаний, и мы расстались. Менелай, перегнувшись через борт, проследил, как я спускался по веревочной лестнице в ожидавшую меня плоскодонку. Я сколь мог приветливо махнул царю рукой. Он кисло улыбнулся и кивнул.
Единственное преимущество титанической бюрократии, подобной египетской, заключается в том, что если она служит тебе, то может доставить тебя к цели с немыслимой скоростью, работая как хорошо смазанный механизм.
Наследник престола отдал приказ чиновникам Менефера: „Доставить сего Ориона к Гетепамону, верховному жрецу Амона“. Так они и сделали – привычно не раздумывая и без малейших проволочек.
На пристани меня встретил целый комитет – четыре человека, каждый в длинной юбке и при медном медальоне, положенном чиновникам невысокого ранга. Меня посадили в повозку, запряженную лошадьми, и, зацокав копытами, кони тронули по мостовой от побережья к храму, располагавшемуся в сердце огромного города.
Потом все четверо, не сказав ни слова ни мне, ни друг другу, провели меня через лабиринт дворов и коридоров. Наконец я оказался перед маленькой дверью и, отворив ее, попал в небольшую, приветливо залитую солнцем комнату.
– Великий жрец скоро явится, – произнес один из чиновников.
И они оставили меня одного, затворив за собой дверь.
В задумчивости я смотрел по сторонам. Других дверей в комнате не было видно. Зато в одной из стен имелось целых три окна. Я перегнулся через подоконник среднего и увидел, что до сада всего сорок локтей. Другие стены украшала живопись на религиозные темы: человекоподобные огромные боги со звериными головами принимали подношения – зерно и животных от карликов смертных. Краски сияли ярко и живо, словно фрески написали недавно или только что подновили. Вокруг огромного пустого стола из полированного кедра стояло несколько кресел, больше в комнате ничего не было. Наконец дверь отворилась, и я, онемев от потрясения, уставился на жирную, грузную тушу, переступившую порог. „Некопта! Меня заманили в ловушку!“ Я услышал стук собственного сердца. Свои меч и кинжал я оставил на корабле под присмотром Лукки. Кроме медальона Амона, висевшего на моей шее, я ничего с собой не взял, разве что перстень с сердоликом в поясе.
Он улыбнулся мне… приятной, честной и бесхитростной улыбкой. Тут я заметил, что на толстяке нет ни колец, ни ожерелий, ни драгоценностей, равно как на лице его – краски. Он смотрел на меня дружелюбно, открыто и с любопытством, словно видел впервые.
– Я – Гетепамон, великий жрец Амона, – произнес он. Голос его показался мне знакомым, впрочем, кое-какие нотки я явно слышал, впервые.
– А я – Орион, – ответил я, чуть не онемев от удивления. – Я привез тебе привет от наследника престола царевича Арамсета.
Жирный, как Некопта, он настолько напоминал великого жреца Пта, что они наверняка…
– Прошу тебя, располагайся поудобнее, – предложил Гетепамон. – Мы с тобой встречаемся с глазу на глаз, так что не будем церемониться.
– Ты… – Я не знал, как выразиться, чтобы не показаться бестактным. – Ты похож…
– На великого жреца Пта. Да, я знаю. Так и должно быть. Мы с ним близнецы, я старше всего на несколько сердцебиений.
– Братья… – Я понял, что это правда. Одинаковые лица, те же черты, то же чудовищно раздутое тело. Но если Некопта вынашивал зловещие планы, то Гетепамон, казалось, находился в мире с самим собой и жил счастливо, спокойно и почти радостно.
Жрец улыбался. Но когда я подошел ближе, он внимательно вгляделся мне в лицо. Он вдруг встревожился, побледнел и смутился. Улыбка сползла с его лица.
– Прошу, отвернись от солнца, чтобы я мог разглядеть тебя лучше. – Голос жреца слегка дрогнул.
Я повернулся, тогда он подошел ко мне, глаза его округлились, а потом единственное слово вздохом сорвалось с задрожавших губ:
– Осирис!
42
Гетепамон рухнул на колени, прижался лбом к плиткам пола:
– Прости меня, о великий господин, за то, что я не узнал тебя сразу. Один только твой рост говорил об этом, но глаза уже отказывают мне, и я недостоин оставаться в твоем божественном обществе…
Так он бормотал несколько минут, прежде чем мне удалось заставить его подняться и сесть. Гетепамон едва не потерял сознание: лицо его сделалось пепельным, руки тряслись.
– Меня зовут Орион, я странник из далеких земель и служу наследнику престола. Я не знаю о человеке, которого зовут Осирис.
– Осирис – это бог, – выдохнул Гетепамон, его короткопалые руки легли на вздымавшуюся грудь. – Я видел его изображение на древнем барельефе гробницы Хуфу. Там изображено твое лицо!
Понемногу мне удалось успокоить его и заставить понять, что я человек, а не бог, явившийся, чтобы наказать его за несуществующие прегрешения. Страх постепенно оставил Гетепамона, а я утверждал, что в сходстве моем с Осирисом вижу божественное знамение и потому ему следует помочь мне. В ответ он пояснил, что Осирис – бог, который принимает облик человека, олицетворяя тем самым жизнь, смерть и обновление.
– Осирис – самый первый царь всего человечества, – продолжал Гетепамон, – он поднял людей из варварства, обучил их сельскому хозяйству и дал им огонь.
Я ощутил, как давние воспоминания всколыхнулись и отозвались во мне. Мне привиделась жалкая горстка людей, мужчин и женщин, сопротивлявшихся холоду ледникового периода; затем мозг выхватил из памяти группу охотников неолита, с трудом учившихся выращивать урожай. Да, я бывал там… И принес им огонь и злаки.
– Рожденного землей и небом Осириса предательски умертвил Сетх, или, как его называли Тифон, гений зла, – говорил Гетепамон негромким голосом, словно бы в трансе. – Жена Осириса Асет, безмерно любившая мужа, помогла вернуть его к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89