манера общения — вот что делает человека приятным или отвратительным. Если собеседник кажется тебе полным уродом, то это потому, что у него уродский стиль общения. И если ты не веришь, что с кем-то можно нормально общаться, то скажешь про него: «Этому парню нельзя верить».
В клубе знакомств стилем общения была ложь. Само собой разумеется, что в увеселительном заведении никто и не ожидает от тебя особой правдивости или дискуссий на философские темы. Я не об этом. Например, девушки из китайского клуба ради солидных чаевых могут вам наплести что угодно. Но почти все заработанные таким образом деньги они отправляют в Китай, обеспечивая своей семье минимум для существования. И проститутки из Латинской Америки, продавая свое тело, тоже зарабатывают деньги не для себя, а для своей семьи. Скажем, для того, чтобы их муж мог наконец купить телевизор. В определенном смысле эти женщины не врут. В них нет ни капли лжи. Они знают, что делают, и не тратят сил на бесплодные размышления. Сетовать на одиночество — это не их стиль.
Хотя в клубе знакомств и не в ходу явный разврат, я бы никому не посоветовал водить туда своих детей. Ведь дело не в разврате, а в том, что все люди в этом заведении по самые уши погрязли во лжи. Им нечего было делать в этом клубе, и им нечего было делать в этой жизни. Сетуя на свое одиночество, они просто-напросто убивали время. Все до одного, включая хозяина и официанта.
Именно эти люди стали жертвами Фрэнка, и я не видел никакого смысла идти ради них в полицию и подвергаться многочасовым допросам. И тем не менее, я снова начал двигаться по направлению к полицейскому участку. «Делать нечего, — думал я. — Я просто не могу не пойти в полицию». Можно было, конечно, побродить по лав-отелям и поискать Фрэнка, но я понимал, что шансы его найти стремятся к нулю. Вернуться домой и рассказать Джун, что я стал свидетелем убийства, — это тоже не вариант. Так что, кроме как пойти в полицейский участок, мне ничего не оставалось.
Чем ближе я подходил к участку, тем отвратительней себя чувствовал. Мое тело, казалось, посылало мне какой то сигнал. Сигнал об опасности. Шел он откуда-то снизу, от моих ног, или откуда-то изнутри, — я не мог понять, но очень четко чувствовал — что-то не так, где-то произошел какой-то существенный сбой.
Словно кто-то воспользовался тем, что я не в себе, и убедил меня в невероятной, невозможной вещи, в которую я бы ни за что не поверил, находясь в здравом уме. Это самообман.
Я остановился, немного не доходя до полицейского участка, и оперся плечом о бетонный забор. Чтобы разобраться в себе, мне было необходимо вспомнить происшествие во всех подробностях.
Задаваться вопросом, почему Фрэнк вдруг устроил эту бойню, было бессмысленно. Я все равно этого никогда не пойму. Лучше подумать о том, почему он не убил меня. Может быть, потому, что я сказал Джун по телефону, что, если через час она позвонит, а я не отвечу — пусть идет в полицию? Я же специально сказал это по-английски, чтобы Фрэнк меня тоже понял. Как назло, я не знал, сколько времени прошло с тех пор. Я взглянул на часы — начало первого. На циферблате, прямо по центру, липкое пятнышко еще невысохшей крови. Не знаю чьей.
«Может быть, Фрэнк не убил меня из-за Джун? — подумал я. — Может быть, он боялся, что она пойдет в полицию?»
Стоило мне об этом подумать, и я обмер от ужаса. Где-то глубоко внутри я уже давно знал ответ на свой вопрос, но все мое существо противилось тому, чтобы ответ этот вышел наружу. Память отказывала мне, от страха я не мог ничего толком припомнить. Я весь дрожал, волна ужаса поднялась снизу и с силой ударила в виски. В моей голове не осталось ни одной мысли — их словно смыло этой бешеной волной. Мозг отказывался мыслить.
«Давай! Вспоминай!» — скомандовал я себе.
И вспомнил. Вспомнил лицо Фрэнка, его голос. От этого воспоминания мне стало совсем плохо, и, не в силах больше сдерживаться, я сблевал прямо себе под ноги. Явский чай проделал путь из желудка обратно по пищеводу и выплеснулся из моего рта на щербатый асфальт. Я вспомнил, как во время бойни в клубе, когда меня — беспомощного и умирающего от страха-начало тошнить, я напрягал всю свою волю и, содрогаясь от отвращения, заглатывал капля за каплей кислую жижу, лишь бы не исторгнуть ее на пол.
Меня снова вырвало смесью чая, слюны и желудочного сока. Только Джун. Кроме нее я не мог найти никакого объяснения тому факту, что я до сих пор жив. Я не верил, что Фрэнк испытывал ко мне какие-то теплые чувства. С чего бы он стал относиться ко мне как-то иначе, чем ко всем остальным посетителям клуба знакомств? Но даже если и предположить, что Фрэнк симпатизирует мне, не думаю, что эта симпатия помешала бы ему меня убить. Ведь занесенный над моим горлом длинный и тонкий нож он убрал только после того, как я поговорил с Джун.
Впрочем, когда мы оказались на улице, Фрэнк почти сразу же заговорил о полиции.
Как он там сказал: «Иди в полицию, Кенжи, всю дальнейшую свою судьбу я вверяю тебе»…
«Вот ведь урод. Опять он мне наврал», — подумал я, и в этот момент у меня появилось дурное предчувствие. Медленно обернувшись, я увидел в нескольких сантиметрах от себя Фрэнка, неестественно застывшего в позе охотящегося зверя — растопырив руки, он делал вид, что вот-вот на меня накинется.
Это зрелище, можно сказать, меня доконало. В глазах у меня помутилось, полицейский участок улетучился из поля моего зрения. Я подумал, что сейчас упаду в обморок, но, к моему удивлению, этого не произошло — я остался стоять на ногах.
Фрэнк казался мне великаном. Я был уверен, что сейчас он навалится на меня, расплющит в лепешку и эту лепешку потом с удовольствием съест. Я почувствовал себя многократно уменьшенным, как миниатюрная модель автомобиля.
— Кенжи, ты чего здесь делаешь? — спросил Фрэнк.
Он сказал это совсем негромко, но меня чуть не снесло звуковой волной. Наверное, он все-таки был в лав-отеле с этой латиноамериканкой.
По улице проехала первая за это время машина. Свет ее фар на мгновение осветил лицо Фрэнка, который как раз открыл рот, чтобы что-то сказать. В глубине его рта металлически блеснула какая-то штуковина.
— Почему ты не пошел в полицию? — спросил Фрэнк и начал перекатывать языком это нечто, находящееся у него во рту.
— Ты жвачку, что ли, жуешь? — поинтересовался я и сам себе удивился. Зачем было это спрашивать? Я же не ответил на его вопрос, хотя нельзя сказать, чтобы я его полностью проигнорировал. Просто взял и брякнул первое, что пришло в голову. Это даже общением не назовешь. Я, похоже, был не в том состоянии, чтобы общаться. Моя речь была скорее рефлекторной реакцией — все равно, что отдернуть руку от горячей сковородки. Вот я и среагировал на блестящую штуковину у Фрэнка во рту и просто спросил у него, что он там жует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
В клубе знакомств стилем общения была ложь. Само собой разумеется, что в увеселительном заведении никто и не ожидает от тебя особой правдивости или дискуссий на философские темы. Я не об этом. Например, девушки из китайского клуба ради солидных чаевых могут вам наплести что угодно. Но почти все заработанные таким образом деньги они отправляют в Китай, обеспечивая своей семье минимум для существования. И проститутки из Латинской Америки, продавая свое тело, тоже зарабатывают деньги не для себя, а для своей семьи. Скажем, для того, чтобы их муж мог наконец купить телевизор. В определенном смысле эти женщины не врут. В них нет ни капли лжи. Они знают, что делают, и не тратят сил на бесплодные размышления. Сетовать на одиночество — это не их стиль.
Хотя в клубе знакомств и не в ходу явный разврат, я бы никому не посоветовал водить туда своих детей. Ведь дело не в разврате, а в том, что все люди в этом заведении по самые уши погрязли во лжи. Им нечего было делать в этом клубе, и им нечего было делать в этой жизни. Сетуя на свое одиночество, они просто-напросто убивали время. Все до одного, включая хозяина и официанта.
Именно эти люди стали жертвами Фрэнка, и я не видел никакого смысла идти ради них в полицию и подвергаться многочасовым допросам. И тем не менее, я снова начал двигаться по направлению к полицейскому участку. «Делать нечего, — думал я. — Я просто не могу не пойти в полицию». Можно было, конечно, побродить по лав-отелям и поискать Фрэнка, но я понимал, что шансы его найти стремятся к нулю. Вернуться домой и рассказать Джун, что я стал свидетелем убийства, — это тоже не вариант. Так что, кроме как пойти в полицейский участок, мне ничего не оставалось.
Чем ближе я подходил к участку, тем отвратительней себя чувствовал. Мое тело, казалось, посылало мне какой то сигнал. Сигнал об опасности. Шел он откуда-то снизу, от моих ног, или откуда-то изнутри, — я не мог понять, но очень четко чувствовал — что-то не так, где-то произошел какой-то существенный сбой.
Словно кто-то воспользовался тем, что я не в себе, и убедил меня в невероятной, невозможной вещи, в которую я бы ни за что не поверил, находясь в здравом уме. Это самообман.
Я остановился, немного не доходя до полицейского участка, и оперся плечом о бетонный забор. Чтобы разобраться в себе, мне было необходимо вспомнить происшествие во всех подробностях.
Задаваться вопросом, почему Фрэнк вдруг устроил эту бойню, было бессмысленно. Я все равно этого никогда не пойму. Лучше подумать о том, почему он не убил меня. Может быть, потому, что я сказал Джун по телефону, что, если через час она позвонит, а я не отвечу — пусть идет в полицию? Я же специально сказал это по-английски, чтобы Фрэнк меня тоже понял. Как назло, я не знал, сколько времени прошло с тех пор. Я взглянул на часы — начало первого. На циферблате, прямо по центру, липкое пятнышко еще невысохшей крови. Не знаю чьей.
«Может быть, Фрэнк не убил меня из-за Джун? — подумал я. — Может быть, он боялся, что она пойдет в полицию?»
Стоило мне об этом подумать, и я обмер от ужаса. Где-то глубоко внутри я уже давно знал ответ на свой вопрос, но все мое существо противилось тому, чтобы ответ этот вышел наружу. Память отказывала мне, от страха я не мог ничего толком припомнить. Я весь дрожал, волна ужаса поднялась снизу и с силой ударила в виски. В моей голове не осталось ни одной мысли — их словно смыло этой бешеной волной. Мозг отказывался мыслить.
«Давай! Вспоминай!» — скомандовал я себе.
И вспомнил. Вспомнил лицо Фрэнка, его голос. От этого воспоминания мне стало совсем плохо, и, не в силах больше сдерживаться, я сблевал прямо себе под ноги. Явский чай проделал путь из желудка обратно по пищеводу и выплеснулся из моего рта на щербатый асфальт. Я вспомнил, как во время бойни в клубе, когда меня — беспомощного и умирающего от страха-начало тошнить, я напрягал всю свою волю и, содрогаясь от отвращения, заглатывал капля за каплей кислую жижу, лишь бы не исторгнуть ее на пол.
Меня снова вырвало смесью чая, слюны и желудочного сока. Только Джун. Кроме нее я не мог найти никакого объяснения тому факту, что я до сих пор жив. Я не верил, что Фрэнк испытывал ко мне какие-то теплые чувства. С чего бы он стал относиться ко мне как-то иначе, чем ко всем остальным посетителям клуба знакомств? Но даже если и предположить, что Фрэнк симпатизирует мне, не думаю, что эта симпатия помешала бы ему меня убить. Ведь занесенный над моим горлом длинный и тонкий нож он убрал только после того, как я поговорил с Джун.
Впрочем, когда мы оказались на улице, Фрэнк почти сразу же заговорил о полиции.
Как он там сказал: «Иди в полицию, Кенжи, всю дальнейшую свою судьбу я вверяю тебе»…
«Вот ведь урод. Опять он мне наврал», — подумал я, и в этот момент у меня появилось дурное предчувствие. Медленно обернувшись, я увидел в нескольких сантиметрах от себя Фрэнка, неестественно застывшего в позе охотящегося зверя — растопырив руки, он делал вид, что вот-вот на меня накинется.
Это зрелище, можно сказать, меня доконало. В глазах у меня помутилось, полицейский участок улетучился из поля моего зрения. Я подумал, что сейчас упаду в обморок, но, к моему удивлению, этого не произошло — я остался стоять на ногах.
Фрэнк казался мне великаном. Я был уверен, что сейчас он навалится на меня, расплющит в лепешку и эту лепешку потом с удовольствием съест. Я почувствовал себя многократно уменьшенным, как миниатюрная модель автомобиля.
— Кенжи, ты чего здесь делаешь? — спросил Фрэнк.
Он сказал это совсем негромко, но меня чуть не снесло звуковой волной. Наверное, он все-таки был в лав-отеле с этой латиноамериканкой.
По улице проехала первая за это время машина. Свет ее фар на мгновение осветил лицо Фрэнка, который как раз открыл рот, чтобы что-то сказать. В глубине его рта металлически блеснула какая-то штуковина.
— Почему ты не пошел в полицию? — спросил Фрэнк и начал перекатывать языком это нечто, находящееся у него во рту.
— Ты жвачку, что ли, жуешь? — поинтересовался я и сам себе удивился. Зачем было это спрашивать? Я же не ответил на его вопрос, хотя нельзя сказать, чтобы я его полностью проигнорировал. Просто взял и брякнул первое, что пришло в голову. Это даже общением не назовешь. Я, похоже, был не в том состоянии, чтобы общаться. Моя речь была скорее рефлекторной реакцией — все равно, что отдернуть руку от горячей сковородки. Вот я и среагировал на блестящую штуковину у Фрэнка во рту и просто спросил у него, что он там жует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60