— Повези нас в «Бальтазар», а?.. Им очень хочется посмотреть… Эдик, ты был в «Бальтазаре»?.. Вот и Эдик поедет с нами. А, Оля?..
— Разумеется, Женя, — мадам Анжели спокойненько отпила еще глоток чая и опустила чашку на блюдечко.
— Ты хочешь ехать сейчас, Женя?
Лимонов залюбовался дамой. Вот это выдержка, вот это спокойствие. Наверняка ей не очень улыбалось удовольствие тащить всю эту кодлу через весь город в «Бальтазар» и опять поить их «Вдовой Клико», а они будут весь вечер пиздеть между собой, целоваться или плакать, обращаясь к ней только для того, чтобы заказать шампанского.
— Поехали, Эдик! Бери Наташку, и поехали! — Ефименков встал.
— Женя! Спроси, пожалуйста, у мадам, удобно ли, чтобы она поехала с нами? Я не знаю, какие у них здесь порядки…
— Оль, можно Наташа поедет с нами? — Ефименков, экономя время, решал все, может быть, непонятные ему сложности всенародно и в голос.
— Ну, разумеется… — лаконично ответила мадам, вновь восхитив писателя лаконизмом и воспитанностью.
— Я должен сообщить Наташе, что мы едем. Где я могу ее найти? — Лимонов огляделся, ища глазами свою, так и не певшую еще почему-то певицу.
— Спросите Анатолия, — помогла ему мадам.
Анатолий находился в другом конце зала, у стола, где сидела его подруга Ольга-2, Архаров (его Ефименков тоже пригласил в «Бальтазар»), актриса с темными глазами и высокий парень-актер. Писатель направился к ним через зал, теперь напоминающий ему зал крематория, где среди букетов цветов собрались кучки родственников вокруг своих трупов, лежащих в гробах. Такой же сдержанный, серьезный ропот стоял в зале и запах свежей сырости.
Анатолий сообщил, что Наташа ушла домой.
— Но почему?
— Она в дурном настроении. Отказалась петь. С ней это бывает, — Анатолий развел руками.
— У вашей Наташи нелегкий характер, — сказала подруга Анатолия, будто радуясь тому, что у его подруги нелегкий характер.
— Можно, мы с вами сфотографируемся на память? — спросила темноглазая актриса.
— …меня ждут… Ефименков и компания, но если быстро, — растерянно отвечал писатель, мысленно уже подходя к телефону в баре и набирая свой номер: «Наташка, ты что, опять за свои штучки?..»
Ему пришлось пережить церемонию фотографирования. Архаров и длинный актер стали сзади, а темноглазая села с ним рядом и вдруг в последний момент хулигански прижалась к писателю. «Чего это она? — подумал писатель, застеснявшись. — Что за нежности?» — Однако, быстро вспомнив, что он живая легенда для юношей и девушек страны победившего социализма, писатель побежал к бару. Анатолий сказал ему, что он может воспользоваться телефоном. Отбежав в глубь потемневшего крематория, он, однако, вспомнил, что принес в подарок Ефименкову свою последнюю книгу. Книга оказалась в руке высокого актера, его, как и темноглазую девушку, не пригласили в «Бальтазар». Писатель изъял, извинившись, книгу и ушел, таинственный, из жизни темноглазой актрисы, уже не торопясь, потому что увидел издалека, что, грубо опершись о бар, телефонную трубку по-хозяйски сжимает Ефименков. «Борис, Борис, ты меня хорошо слышишь?» Может быть, он говорил с Москвой или с советским посольством.
В его телефонном аппарате в Марэ, стоящем на пухлых телефонных книгах, бронзовый молоточек колотил по двум бронзовым полушариям, но живое существо не сняло трубку с аппарата. Сжимая книгу, он поднялся к гардеробу и застал там всю компанию уже в пальто. Не хватало только Ефименкова.
— Увы, моя девушка, оказывается, уехала домой. Поэтому, извините, но я не смогу поехать с вами. — Компания сочувственно переглянулась.
— Возьми такси, езжай за Наташей и приезжайте в «Бальтазар», — скомандовал появившийся сзади Ефименков. — В любом случае все мы уместимся в Олькин автомобиль. Ольга, дай ему адрес!
Мадам Анжели, — Ольга, Оля, Олька и опять Ольга послушно открыла рот:
— Запишите адрес… Или я лучше вот… — Заперчаточенной рукой мадам взяла ярко раскрашенный верхний листок с кипы лежащих на прилавке гардероба брошюрок и дала писателю. Сразу несколько заведений мадам рекламировали себя, представленные символически фигурой голой девки. Голой за исключением золотых минимальных трусиков, жемчужных нагрудничков, золотых туфелек, цилиндра и облака розовых перьев в виде хвоста.
— O.K., я буду с вами очень скоро, — заверил он, не очень веря в то, что будет с ними. — Женя, на всякий случай, вдруг я не смогу приехать, вот я принес тебе в подарок книгу. Последняя.
— Я купил вчера две твоих книги в русском магазине, — Ефименков, не торопясь, вставлял руки в плащ, который держала за ним гардеробная девушка.
— Этой еще нет в продаже. Она только что из типографии. Держи.
Ефименков взял книгу и стал перелистывать ее. Все почтительно ожидали. Гардеробная девушка с шарфом Ефименкова застыла сзади.
— Первое дело, которое я сделал вчера в Париже, прилетев, гордись… Я сходил в русский магазин и купил все новые книги Бродского и твои. Правда, Жанн? — призвал он в свидетели жену.
— Да, Эдвард, Женя так и спросил: «Что у вас есть Бродского и Лимонова?» — послушно свидетельствовала Жанн, отделившись от терпеливо ожидающей группы.
— Я побежал, — писатель сделал шаг в сторону из ситуации.
— Ох, я забыл поссать! — грубо объявил Ефименков и, кокетливо улыбнувшись, сбросил так и не застегнутый плащ на руки гардеробной девушки. Новую книгу Лимонова он положил на срез массивного столба, покоящегося на границе двух маршей псевдорусской лестницы.
«Забудет, блядь!» — подумал писатель и побежал вверх, отправляясь из одной напряженной эмоциональной ситуации в другую.
Посередине Елисейских полей находились две толпы: толпа такси и толпа пассажиров. Однако они не смешивались — никто никуда не ехал. Писатель попытался открыть дверцу ближайшего к нему средства передвижения, но мордатая личность с усами спросила его, куда он хочет ехать. Узнав куда, личность самовольно назвала цену: «50».
— Идет, — согласился писатель.
Нормально поездка стоила бы сорок франков. Толпа стояла, переминаясь на промозглой слякоти тротуара, экономя десять франков. Писатель презрительно проехал мимо.
Их окна были темны. Войдя в квартиру, он стал ругаться по-английски. Он выкрикнул с дюжину «факов» и «шитов», прибавив несколько «мердов» и даже «Джизус факинг Крайстов» и «ебаную Наташку», которая, блядь, делает из малейшей занозы глубокую душевную рану. Он пнул несколько раз диван и пуф в ливинг-рум и стал думать, где она. Очевидно, пошла в бар и напилась. Несмотря на то, что погнутая часовая стрелка простого, как амеба, жестяного будильника приближалась к трем ночи, открытый бар возможно было найти. Наташка, вне сомнения, не раз посещала подобные бары после кабаре вместе с другими мужчинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Разумеется, Женя, — мадам Анжели спокойненько отпила еще глоток чая и опустила чашку на блюдечко.
— Ты хочешь ехать сейчас, Женя?
Лимонов залюбовался дамой. Вот это выдержка, вот это спокойствие. Наверняка ей не очень улыбалось удовольствие тащить всю эту кодлу через весь город в «Бальтазар» и опять поить их «Вдовой Клико», а они будут весь вечер пиздеть между собой, целоваться или плакать, обращаясь к ней только для того, чтобы заказать шампанского.
— Поехали, Эдик! Бери Наташку, и поехали! — Ефименков встал.
— Женя! Спроси, пожалуйста, у мадам, удобно ли, чтобы она поехала с нами? Я не знаю, какие у них здесь порядки…
— Оль, можно Наташа поедет с нами? — Ефименков, экономя время, решал все, может быть, непонятные ему сложности всенародно и в голос.
— Ну, разумеется… — лаконично ответила мадам, вновь восхитив писателя лаконизмом и воспитанностью.
— Я должен сообщить Наташе, что мы едем. Где я могу ее найти? — Лимонов огляделся, ища глазами свою, так и не певшую еще почему-то певицу.
— Спросите Анатолия, — помогла ему мадам.
Анатолий находился в другом конце зала, у стола, где сидела его подруга Ольга-2, Архаров (его Ефименков тоже пригласил в «Бальтазар»), актриса с темными глазами и высокий парень-актер. Писатель направился к ним через зал, теперь напоминающий ему зал крематория, где среди букетов цветов собрались кучки родственников вокруг своих трупов, лежащих в гробах. Такой же сдержанный, серьезный ропот стоял в зале и запах свежей сырости.
Анатолий сообщил, что Наташа ушла домой.
— Но почему?
— Она в дурном настроении. Отказалась петь. С ней это бывает, — Анатолий развел руками.
— У вашей Наташи нелегкий характер, — сказала подруга Анатолия, будто радуясь тому, что у его подруги нелегкий характер.
— Можно, мы с вами сфотографируемся на память? — спросила темноглазая актриса.
— …меня ждут… Ефименков и компания, но если быстро, — растерянно отвечал писатель, мысленно уже подходя к телефону в баре и набирая свой номер: «Наташка, ты что, опять за свои штучки?..»
Ему пришлось пережить церемонию фотографирования. Архаров и длинный актер стали сзади, а темноглазая села с ним рядом и вдруг в последний момент хулигански прижалась к писателю. «Чего это она? — подумал писатель, застеснявшись. — Что за нежности?» — Однако, быстро вспомнив, что он живая легенда для юношей и девушек страны победившего социализма, писатель побежал к бару. Анатолий сказал ему, что он может воспользоваться телефоном. Отбежав в глубь потемневшего крематория, он, однако, вспомнил, что принес в подарок Ефименкову свою последнюю книгу. Книга оказалась в руке высокого актера, его, как и темноглазую девушку, не пригласили в «Бальтазар». Писатель изъял, извинившись, книгу и ушел, таинственный, из жизни темноглазой актрисы, уже не торопясь, потому что увидел издалека, что, грубо опершись о бар, телефонную трубку по-хозяйски сжимает Ефименков. «Борис, Борис, ты меня хорошо слышишь?» Может быть, он говорил с Москвой или с советским посольством.
В его телефонном аппарате в Марэ, стоящем на пухлых телефонных книгах, бронзовый молоточек колотил по двум бронзовым полушариям, но живое существо не сняло трубку с аппарата. Сжимая книгу, он поднялся к гардеробу и застал там всю компанию уже в пальто. Не хватало только Ефименкова.
— Увы, моя девушка, оказывается, уехала домой. Поэтому, извините, но я не смогу поехать с вами. — Компания сочувственно переглянулась.
— Возьми такси, езжай за Наташей и приезжайте в «Бальтазар», — скомандовал появившийся сзади Ефименков. — В любом случае все мы уместимся в Олькин автомобиль. Ольга, дай ему адрес!
Мадам Анжели, — Ольга, Оля, Олька и опять Ольга послушно открыла рот:
— Запишите адрес… Или я лучше вот… — Заперчаточенной рукой мадам взяла ярко раскрашенный верхний листок с кипы лежащих на прилавке гардероба брошюрок и дала писателю. Сразу несколько заведений мадам рекламировали себя, представленные символически фигурой голой девки. Голой за исключением золотых минимальных трусиков, жемчужных нагрудничков, золотых туфелек, цилиндра и облака розовых перьев в виде хвоста.
— O.K., я буду с вами очень скоро, — заверил он, не очень веря в то, что будет с ними. — Женя, на всякий случай, вдруг я не смогу приехать, вот я принес тебе в подарок книгу. Последняя.
— Я купил вчера две твоих книги в русском магазине, — Ефименков, не торопясь, вставлял руки в плащ, который держала за ним гардеробная девушка.
— Этой еще нет в продаже. Она только что из типографии. Держи.
Ефименков взял книгу и стал перелистывать ее. Все почтительно ожидали. Гардеробная девушка с шарфом Ефименкова застыла сзади.
— Первое дело, которое я сделал вчера в Париже, прилетев, гордись… Я сходил в русский магазин и купил все новые книги Бродского и твои. Правда, Жанн? — призвал он в свидетели жену.
— Да, Эдвард, Женя так и спросил: «Что у вас есть Бродского и Лимонова?» — послушно свидетельствовала Жанн, отделившись от терпеливо ожидающей группы.
— Я побежал, — писатель сделал шаг в сторону из ситуации.
— Ох, я забыл поссать! — грубо объявил Ефименков и, кокетливо улыбнувшись, сбросил так и не застегнутый плащ на руки гардеробной девушки. Новую книгу Лимонова он положил на срез массивного столба, покоящегося на границе двух маршей псевдорусской лестницы.
«Забудет, блядь!» — подумал писатель и побежал вверх, отправляясь из одной напряженной эмоциональной ситуации в другую.
Посередине Елисейских полей находились две толпы: толпа такси и толпа пассажиров. Однако они не смешивались — никто никуда не ехал. Писатель попытался открыть дверцу ближайшего к нему средства передвижения, но мордатая личность с усами спросила его, куда он хочет ехать. Узнав куда, личность самовольно назвала цену: «50».
— Идет, — согласился писатель.
Нормально поездка стоила бы сорок франков. Толпа стояла, переминаясь на промозглой слякоти тротуара, экономя десять франков. Писатель презрительно проехал мимо.
Их окна были темны. Войдя в квартиру, он стал ругаться по-английски. Он выкрикнул с дюжину «факов» и «шитов», прибавив несколько «мердов» и даже «Джизус факинг Крайстов» и «ебаную Наташку», которая, блядь, делает из малейшей занозы глубокую душевную рану. Он пнул несколько раз диван и пуф в ливинг-рум и стал думать, где она. Очевидно, пошла в бар и напилась. Несмотря на то, что погнутая часовая стрелка простого, как амеба, жестяного будильника приближалась к трем ночи, открытый бар возможно было найти. Наташка, вне сомнения, не раз посещала подобные бары после кабаре вместе с другими мужчинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76